Стихи Александры ИРБЕ

На Тверском

С Кавказа к нам катится лето.

В окне на Тверском белый дым.

Мне профиль родного поэта

Не кажется больше родным.

Глядит он с портрета весь в белом,

Тараня лица белизной.

Как много он в жизни наделал,

В своей неизбывной, земной.

А помнят всего «Незнакомку»,

"Двенадцать" - тугое литье

И слог его строгий и тонкий,

Как жен половецких шитье.

Гляжу я с утра на поэта,

И, кажется мне, ни к чему

И двор за решеткой, и лето,

Что к дому бредет моему.

Какое просторное нечто -

Его на портрете глаза.

Мне кажется жизнь бесконечной,

Раз эти глаза - образа.

Я шума не слышу Тверского,

Весь мир затихает в окне.

И точно еще до раскола

Москва оживает во мне.

Домишки с косыми глазами,

Сады-огороды, коза

На нынешнем бродит бульваре,

И светит берез бирюза.

Во мне отзывается эхом

Весь ворох случившихся дней.

Поэт наблюдает со смехом

За странностью дикой моей.

Его я закрою руками,

Но, жаль, не увидит никто,

Как вдруг оживают здесь сами

С портретов поэты в пальто.

И дом проходя этот низкий

С Тверского ,никто не поймет

Никто не заметит, как близко

Здесь таинство тихо живет.

Как манят прохладные стены,

В чугунной оградке скользя.

В несменных - в них есть перемены,

А значит: иначе – нельзя.

Прощание

Ты не смотришь теперь на меня.

Тебе больно, а я - неживая.

Злая поступь вчерашнего дня

в меня плиты металла вживляет.

И слова, как пудовые гири,

бьют в лицо мне твои без причин.

Неужели мы были другими:

не холодными, лживыми, злыми,

а другими?.. Давай помолчим!

Мы расстанемся просто и вяло.

Чувства кончились! Прошлого нет!

Я дарю тебе прямо в начало,

прямо в прежнее звездный билет.

Пусть умершее снова родится!

Пусть застывшее там оживет!

Уходи же! Я буду молиться

за все то, что нас в будущем ждет.

Приехал поезд

Еще вчера в Москву приехал поезд,

а в нем мой самый близкий человек -

мой папа – я с ним заново знакомлюсь, -

а вместе с ним приехал прежний век.

И век, и папа достают котомки,

Соленую капустку, пироги…

В наш странный мир, нечаянный и ломкий,

они вошли, как ломкости враги.

Развесили повсюду полотенца,

наладили свой быт и свой уклад.

И век, и папа, точно два младенца,

на нас глазами светлыми глядят.

В гремящее с экрана верят слово,

в какую-то там силу доброты

и в человека честного, простого,

пускай вокруг все снобы и скоты.

И век, и папа искренне мечтают

вернуться в детство, весь изъездить мир,

и, знаете, они не замечают,

что время их изношено до дыр.

Что никуда уже и не поедут,

не убегут от блеклой суеты,

и, слава Богу, мир им не поведал,

что детские не сбудутся мечты.

Наивными глядят они глазами:

и век, и папа - страшно мне за них –

и жалко мне, что так светло, как сами,

не научили жить детей своих.

А мне сегодня не до смеха...

А мне сегодня не до смеха.

Сегодня не до смеха мне.

Что для других теперь потеха,

То для меня птенец в огне.

Не знаю даже, как случилось

И почему произошло.

Семья жила. Семья разбилась.

Семья поранила крыло.

Ей не летать, а вам не падать.

И тщетно я играю роль.

Смотрите же на мой упадок!

Где мой король?

Какие дружеские речи?

Была семья и нет семьи.

Твердите, ну же, «Будет легче!»,

Друзья и недруги мои!

Любуйтесь, как в тяжелых лапах

Из недоверья, сплетен, лжи

Упала эта птичка на пол.

Кругом кричат: «Держи! .. Держи!..»

Зачем же мне держать бедняжку.

Бедняжка больше не взлетит.

В одну единственную чашку

Луна всю ночь теперь глядит.

Здесь все имеет свои сроки.

И свой трагический исход.

Пока вы счастливо живете.

Но все исчезнет. Все - пройдет.

Моим стихам

Меня спасают лишь стихи.

Смешно! Они меня спасают.

Пальто мне утром надевают.

Прощают все мои грехи.

На кухне чай со мною пьют

И говорят про вдохновенье.

Зевну - они тот час зевнут.

Всплакну - они взовьются пеньем.

Мы с ними ходим на бульвар.

Мы по бульвару долго ходим.

Мы ничего в нем не находим.

Бульвар противен, сыр и стар.

Потом в кафешку забредем,

Встречаем в ней друзей, знакомых,

И долго с ними ни о чем

Болтаем. Нам бы лишь не дома.

Друзья такие же, как мы.

Здесь честно скажем: раздолбаи.

Они не любят тишины,

Всю жизнь в кафешках прозябая.

Смеются, плачут ни о чем,

О чем-то главном забывают.

Им лишь бы быть плечо с плечом.

А с кем? не знают.

Как мы они не любят быт,

Не чистят чайники, кастрюли.

За это тысячи обид

Им помнят люди.

А в полночь мы домой бредем.

Стихи и я. Всегда вдвоем.

По чашкам кофе разливаем.

И рассуждаем ни о чем.

А за окном летает снег.

Ему представьте, дела нет

На то, как мы здесь проживаем

Полсотни лет.

Спасибо вам мои стихи,

Что вы так празднично легки,

Что так отзывчивы и нежны,

Мои стихи.

Ты поранил мой стих

Недописанный стих

Ты поранил мой стих,

точно спелую птицу поранил,

точно кромку ножа

в ее тело случайно ввернул.

Ты меня без всего,

в вернее, без птицы оставил.

ты поступка не понял,

а просто лениво уснул.

Здесь лежит она впредь.

Никогда от дождя не проснется!

От сомнений моих

не взовьется стремительно ввысь!

Ты не спросишь меня,

как мне ночью сегодня живется.

Не заметишь беду

и не вскрикнешь в тревоге

«Очнись!»

Крепко-крепко ты спишь -

крепко спит моя милая птичка.

В белой прорве листа

лишь слегка размахнула крыло.

Не узнаешь теперь

ястреб, перепел или синичка,

впрочем, это не важно,

вернее - уже все равно.

Я сижу над листом,

знай, мне ночи сегодня не надо.

Эта ночь в пустоту,

как слова твои были пусты.

Ты, убивший мой стих

одним словом, единственным взглядом,

между мной и тобой

все сильнее разводишь мосты.

Я сама этой ночью

подобие раненой птицы.

Бесконечно тиха - не взлетая

упавшая вниз.

Как тебе хорошо,

как легко тебе, миленький, спится.!

Только будь осторожен -

от всхлипов моих не проснись.