ЦАРСКАЯ БРОШЬ

/ненаучная фантастика/   

     - Вам, Тамара Николаевна, женской энергии не хватает и, как следствие – мужского внимания, - сказал в завершение сеанса психотерапевт. Сказал и нервно крутанулся в кресле.  Темноглазый сорокадвухлетний красавец Христофор Генрихович недавно арендовал кабинет в военном санатории. Он уже поглядывал на часы – торопился в другой санаторий, где практиковал еще и в качестве сексопатолога.

     - Что вы на меня так смотрите? Мужское внимание необходимо женщине в любом возрасте.

     «С таким лицом тебе бы в кино без грима сниматься, а ты ваньку валяешь», - думала пациентка, пятидесятилетняя Тамара. Она пришла сюда после долгих сомнений – удовольствие-то  не из дешевых! И все же рискнула, потому что бессонница одолела. А этот странный доктор, вместо того, чтобы помочь, решил, в завершение сеанса, уличить ее во лжи.

     - Нужны ли вам дорогие украшения? – От нелепого вопроса у нее  поднялись брови.

     - Куда мне в них?

     - Ого! - Он держал ее за руку, и рука каким-то особым дерганьем  выдала: нужны!  То же самое получилось с ответами на другие вопросы.

    Выходило так, что всю свою сознательную жизнь Тамара обманывала. Причем,  не кого-то, а себя, нелюбимую. Попыталась было   возразить, а он еще и прикрикнул:

     - Вы меня не слышите! - Это ей, фельдшеру спецназа ВДВ. Увидел бы награды на парадном кителе, сразу бы заткнулся. Награды,  награды …  Выпроводили на пенсию, дали путевку в военный санаторий. В марте. Намаялась, пока добралась с Дальнего Востока до черноморского побережья. Из-за смены часовых поясов сон еще больше расстроился.

     - И где ж его брать, мужское внимание? На чужих мужей вешаться, коль своего нет? – Комок уже давил ей горло.  Не хватало только разреветься перед этим развязным типом.

     - Да вы хотя бы сигнал подайте! Брошь к кофточке приколите! Поймите, наконец, что мужчины…

     - Может, хватит про мужиков?

     - Ваш рецепт. - Доктор поднялся из-за стола, проводил пациентку до двери, машинально бросил взгляд на крупные бедра, обтянутые темными брюками. Хоть бы юбку надела, что ли. И с потухшим взором   надо что-то делать. Кто и как это сделает  – вот в чем вопрос …     

     До обеда оставалось немного времени. Тамара набросила на плечи пуховик и вышла на крыльцо лечебного корпуса.  С самого утра в городке шел снег. Прохожие – кто в теплом жилете поверх свитера, а кто и вовсе в плаще. Шуб и зимних шапок почти не видно. Может, у южан их и вовсе нет? Всех перещеголяла высоченная деваха, которая вышагивала по заснеженному тротуару в светлом пальто, замысловатой шляпке и огромных дедовских валенках.

     На дороге и того хлеще. Больше десятка иномарок выстроилось за надрывающимся в сугробе «жигуленком». Водители звонят по мобильникам – видно, ждут помощи. На Дальнем Востоке уже давно бы на руках вынесли несчастную машину. Эти звонят. Мужики называется. Не нравится, ох, не нравится ей этот отдых с лечением. Да еще соседка по номеру  храпит …

     За обедом Тамара огляделась. За столиками, рассчитанными на четверых,  сидят, в основном, по двое. За своим столиком она вообще одна. Но  мужичков в обеденном зале, пожалуй, больше, чем женщин. На стене объявление о вечере знакомств. Что ж, придется действовать по рекомендации Христофора Генриховича.  

     В забитой дешевым хламом сувенирной лавке набрала в легкие побольше воздуха и с порога выдала, как перед строем:

     - Царскую брошь по сходной цене, и чтоб мужики к ногам падали!, - В таком, примерно, духе бойцам напоминала:

     - Пакет с медикаментами - в каждый вещмешок, проверю лично!

     - Такая подойдет?- Пожилая продавщица с глубоко запавшими иссиня-черными глазами протянула ей цветок из самоварного золота, густо усеянный мелкими «рубинами».

     - Пойдет!

     В гостиничном номере Тамара долго возилась с застежкой. Цветок, как ванька-встанька, заваливался под своей тяжестью то в одну, то в другую сторону. Пришлось достать из чемодана нитку с иголкой и намертво пришить мятежное растение к  видавшей виды немнущейся парадно-выгребной кофточке.

     Брюки тоже немнущиеся – стрейч. Юбку с собой не взяла. Не влезла в юбку-то. И как в нее влезть, если всю зиму дома просидела. На должность, с которой в спецназ уходила, не брали. Брали в районную поликлинику – сама не пошла.

     Теоретически брошь, конечно, может отвлечь внимание от лишнего веса, но бока все же выпирают.  Да в конце концов!!! Кто ее здесь знает??? Да здесь все бабы такие!!! Половина уж точно. Стреляют себе глазками и не парятся.

     Кстати, о глазках. «Рубины» требуют макияжа. Стало быть, опять в магазин, за красной помадой. Да, и тени  – небесно-голубые, для серо-бурых очей. Горели когда-то эти очи, было дело.

     - Тома, у тебя не глаза, а прожекторы, - говорил один человек, неважно, кто. Нет его давно на этом свете…  А она все живет, непонятно зачем. Хотя - уже понятно, доктор объяснил. Короче.  Ангел мой, иди со мной, ты впереди, я – за тобой!

     Первым пал к ногам Тамары дежуривший в танцевальном зале  охранник.  Молодцеватый, с наголо обритой головой, жарко забормотал прямо в ухо:

      - Встретимся завтра, после дежурства, у меня в гараже.

     Царственное молчание. «Прожекторы» тем временем начали потихонечку разгораться. И пошло-поехало. Танго, быстрый танец, снова танго... Острая боль в левой ноге – помни ту командировку, не забывай. Какой был дождь, да с ветром. И надо было прятаться в кустах, потому что стреляли.

      В темпе вальса – к выходу и пулей в номер - массировать, массировать, пока  боль не пошла дальше. Не легла, а упала в постель, как убитая, не слыша никакого храпа.

     Утром Тамара проспала завтрак. А кушать-то, ох, как хочется, кефирчику хотя бы. Вязаная шапочка, легкий пуховичок. Мило дело!  На Дальнем Востоке в эту пору кутаются по самый нос - мороз под тридцать. 

     В фойе опять объявление. Опять вечер, теперь уже в честь женского праздника.

     - С наступающим! – Голос негромкий, а тембр – как у диктора радио. Оглянулась – мужчина. Не высок, не строен и не молод, а хорош. Крепкий и какой-то ладный весь. Светлые усики, в  стальных глазах смешинка. 

     - Вы в город? И не дожидаясь ответа:

     - Я - Валентин. Идемте вместе! - И пошли они бодрым шагом, болтая о каких-то пустяках. Хотя какие ж это пустяки: человеку срочно нужна кепка, потому что в зимней  жарко.  И без кепки нельзя - ветер.

     В универмаге их ожидало маленькое шоу. Кепок полно, но гордо  посаженная голова Валентина похожа в них на грушу. Продавец расхваливает свой товар и не может взять в толк, что же не устраивает? В других отделах то же самое. Пошли к выходу мимо первого продавца и увидели, как тот с недоуменной миной примеривает свои кепки перед зеркалом.

     На вещевом рынке с ходу обнаружили нужный фасон. Бойкая продавщица успела между примерками рассказать, как рыбачит с морского берега на креветку.  Как у такой не купить? Купили. А через минуту разглядели в соседнем отделе точно такую же вдвое дешевле.

     Разбираться с рыбачкой не стали. Пошли искать мимозы, а их-то уже и разобрали. Паренек с кавказским акцентом достал последний букетик из-под прилавка и предложил взять даром. Спутник Тамары не согласился и засунул парню в ладонь денежную купюру.

     - А теперь по шашлычку! - Новый знакомый прекрасно ориентировался в курортном городке. В ресторане турецкой кухни заказали шашлыки, зелень и лепешки. Тонкие, хрустящие, с пылу-с-жару. За стаканчиком красного вина Тамара выложила все: как выперли из спецназа, как мается без работы. Он слушал, не перебивая.

    Она спохватилась (достала человека жалобами), замолчала. Тогда заговорил он.

     - Хорошее у вас имя. Царское. Царицу Тамару в Грузии до сих пор почитают. Женщина – а войско на врага водила.  И о народе заботилась. А красавица какая! Тоже, кстати, любила рубины.

     Бледное до того момента Тамарино лицо полыхнуло румянцем.

     -  Вон как! Она и не знала … 

     Осанка и все поведение выдавали в нем чин не ниже полковника, глаз у Тамары наметанный.  А улыбка какая… одобряющая. Будто все его в ней устраивает, включая отрастающие после  короткой стрижки жесткие волосы. И совсем не хочется думать - а что  дальше?

     До гостиницы добрели под вечер. Сидевший в фойе на диване солдатик подскочил, ринулся навстречу.

     - Товарищ полковник, разрешите обратиться!

     Тамара деликатно отошла к окошку администратора. Спросила у девушки вазочку для маленького букетика. В это время ее тронули за плечо.

     - Такая жалость,  уезжаю, -  сказал Валентин все с той же улыбкой. Взял ее свободную от сумки руку и крепко пожал.

     - Надеюсь, еще встретимся! - Поднялся в номер, взял заранее собранный чемодан и уже на выходе из гостиницы дружески помахал рукой.

    - Из-под хрена подойдет? – спросила девушка-администратор. Оцепеневшая Тамара смотрела на нее, ничего не соображая.

     - Баночка, говорю, из-под хрена подойдет?  Как раз маленькая.

     Тамара присела на диван. Достала из сумки букет, развязала стягивающий его шпагат. На колени упали ободранные ветки и ярко-желтые соцветия, что так ловко были между ними вставлены. Такие коротенькие, что и хреновая баночка велика.  Тут только рюмочка. Походная рюмочка в ее чемодане была.

     Пока собирала мусор, подошел дежурный. Не вчерашний -  другой. Спросил по-свойски:

     - Хорошо погуляли с генералом?

     - С генералом?!

     -  Ну да. По званию полковник, а по должности генерал. Какая-то сволочь ему палки в колеса ставила, вот его в черном теле и держали. А мужик что надо. Сибиряк, все горячие точки прошел. Теперь вот руководство перетряхивают, глядишь, нашему Валентину Владимировичу  генеральские звезды-то и засветят. Его ж срочно в Москву вызвали.

     Увидев в глазах Тамары интерес, словоохотливый дежурный продолжил:

     - После контузии он сюда каждую весну приезжает. И жена с ним. Вы, кстати, на нее похожи и лицом, и фигурой. Хотя нет, Татьяна Ивановна - стройнее. Между прочим, медицинский работник. Почему-то в этот раз не приехала…

     Соседка Тамары по номеру ушла на танцы. Держать себя в узде, стало быть,  не перед кем. Проплакала весь вечер, да так и уснула в слезах. На новых знакомствах решила поставить крест. В свободное от процедур время гуляла по набережной, любовалась закатами. Чем дольше гуляла, тем крепче спала. И бока подтянулись. В общем, вернула себе форму без всякого мужского внимания. Однако за день до отъезда ее женское одиночество было нарушено.

     Молодого парня за своим столиком она увидела, едва перешагнув порог столовой. Отметила про себя: симпатяга, только очень худой. И весь какой-то напряженный.

     - Доброе утро! – Он старался выглядеть естественным. - Я Володя.

     - Тамара, - отозвалась она и увидела прислоненную к стене палку, с  какими ходят хромые.

     - Осколок? - Он кивнул.

     - Протез.

     Завтрак, как всегда, проходил шумно. Ярко накрашенные дамы бальзаковского возраста и их бодрячки-кавалеры смаковали сенсации очередной вечеринки. То слева, то справа раздавались взрывы смеха. Похоже, эта теплая компания отдыхает здесь не впервой.

     - А вы знаете, в Японии пятидесятилетняя гейша стоит дороже, чем юная! – громко заявила дама в бело-красном спортивном костюме, разглядывая соседа Тамары. – Правда-правда, мне знакомая переводчица рассказывала. Мужикам что надо? Чтоб их выслушали, да пожалели, они ж как дети, по маме тоскуют …  От молодых-то жалости не дождешься!    

     Тамара поняла, что камешек в ее огород, но что тут ответишь? Да и надо ли отвечать?

     - Извините, пожалуйста, вы сильно заняты? – спросил вдруг Володя.

     - В каком смысле? – Тамара едва не поперхнулась.

     - Мне прописали бассейн, а идти одному в таком виде…

     «Вовчик и Тамара  – ядерная пара», - выскочила вдруг из закромов памяти школьная дразнилка. В того Володю, Вовчика, как его все звали за малый рост, она влюбилась в седьмом классе. Он очень хорошо учился, мечтал стать физиком-ядерщиком. Не по годам крупная и физически развитая Тамара тянулась за ним изо всех сил и в итоге тоже стала получать пятерки по физике. Они не только не дружили – почти не общались, а их все равно дразнили.

     Однажды вечером, когда она шла домой от подруги, ее окружили трое подростков. Двое держали за руки, а третий, самый маленький, расстегнул  пальто и начал водить ладонью по ее груди.

     - Вовчик, хорош, мы тоже хотим пощупать, - торопили его пацаны. В этот миг проезжавшая по двору машина осветила их фарами, и Тамара увидела испуганное лицо Володи. Вскоре он перевелся в другую школу. Одноклассники говорили, что в той школе сильный учитель физики, но она-то знала, в чем было дело.

     Странно, может, даже ужасно, но она продолжала его любить. И продолжала грызть гранит науки, надеясь, что физика поможет им сблизиться. И действительно, они встретились через год на школьной городской олимпиаде. Вовчик вытянулся и даже возмужал, а  Тамара наконец-то прекратила тянуться вверх. Вот и выровнялись почти, хотя бы в росте.  Он занял первое место, она – третье. Получая награды, стояли рядом на сцене молодежного центра. Она смотрела на него во все глаза, а он сделал вид, что не узнал бывшую одноклассницу. 

     Через пару месяцев Вовчик уехал навсегда. Его отца, военного связиста, перевели в Москву.  Примерно в это же время у Тамары умерла мама. Отец снова женился, а дочь пристроил в медучилище, где у него были связи. Она  сразу ушла в общежитие. На первую практику попала в военный госпиталь, там и осталась после распределения.

    В белом халате, плотно облегающем статную фигуру, Тамара была столь же неотразима, как и холодна ко всему мужскому полу. Из своей скромной зарплаты она умудрялась откладывать деньги на дальнейшую учебу в Москве. Но уехать не смогла.

     Все случилось во время ночного дежурства. Молодой, перспективный, а главное – холостой доктор из соседнего отделения сумел-таки заморочить ей голову. Конечно, он обещал жениться. Обещать-то обещал, но кто заставлял верить? Когда она сообщила, что беременна, он тут же переключился на следующую дуреху.

     После аборта Тамара ушла в спецназ. Всем сказала, что за квартирой. Отчасти так оно и было: квартиру, (правда, за год до пенсии), получила. Но главное, к чему она так стремилась – это окружение. Рядом с отчаянно смелыми мужчинами она почувствовала себя человеком. Замуж так и не вышла. За все годы службы - один-единственный роман. Любимый человек погиб, а она даже плакать вслух не могла - чужой муж …

     - Так вы идете в бассейн? – Володя настойчиво возвращал ее в реальность. 

     - Иду!

     После полдника они плавали. Точнее, плавал он, а она плескалась, где помельче.

     - Ты что, не умеешь плавать? – спросил он, - так я научу! - Он очень старался казаться старше. На них уже стали поглядывать Проплывающий мимо психотерапевт Христофор Генрихович смотрел на необычную парочку  круглыми глазами.

     - Мы что, пили на брудершафт?

     - Хорошая мысль! У меня есть шампанское.

     Она пришла к нему средь бела дня, ни от кого не прячась. Дверь в номер была открыта.

     - Проходи, располагайся, - крикнул Володя из душевой кабины, - я сейчас! Он  вышел, держа на полотенце два больших яблока.

     - Ты один в номере?

     - Ко мне никого не селят, потому что кричу по ночам, - пояснил он. - Я же контуженный.

     Выпили, разговорились. Ему двадцать восемь, потомственный военный. Служит в Рязани, а родился в Германии. Первое детское воспоминание – они с мамой смотрят в небо и  ждут папу-летчика. Поступил в военное училище (куда же еще?) и сам подружился с небом, начал прыгать с парашютом.  После ранения в Чечне год  валялся по госпиталям. Увлекся живописью, мама-то у него – учитель рисования. Но своему призванию ни за что не изменит.

     - Подлечусь еще немного – и в свой батальон. Только бы не уволили из армии.

     - Как же ты, с такой ногой?

     - Не я первый, не я последний. Кажется, у вас в соединении такой же капитан служит, с протезом. Я в газете читал - он  добился, чтоб оставили инструктором.  Знаешь его?

     - Знаю, - коротко ответила Тамара. Не могла ж она ему рассказать о том, что вся бригада знала. Как стонет он по ночам от страшных болей, как мается в офицерской общаге, где душ и туалет в конце коридора.

     - И на гражданке можно неплохо устроиться, - сказала и снова осеклась: сама после спецназа перестроиться не может, что уж про мужиков говорить … Тамара смотрела на Володю, как на младшего братишку, которого у нее никогда не было. Вот так и будет с ним общаться - запросто, как с братом.

     - Сейчас будет ужин, - вспомнил Володя. – Давай спустимся,  наберем чего-нибудь поесть и опять сюда. У меня еще есть шампанское. - Она, дура старая,  согласилась, будто не догадывалась, чем это может закончиться. Но парень с протезом умел уговаривать. И она его пожалела.

     Вакханалии, естественно, не получилось.  Зря только время потеряли. Володя ушел в душевую – видно, ждал, когда она покинет номер. Тамара протянула руку, взяла со стула одежду.  И в этот момент сквозь шум воды прорвались звуки, от которых ей стало страшно: Володя плакал в душевой кабине.

     Ей стало страшно, как той ночью в Чечне, когда летела в вертолете с раненым бойцом. Врач осматривает рану, дает команды. Из-за гула ничего не слышно, понять можно только по губам. Боец то в сознании, то в отключке. Она накладывает повязки и  шепчет самые нежные слова, какие только знает. Только бы выжил, только бы выжил …

     Тамара медленно поднялась с кровати, положила одежду на место. Включила свет, открыла шкаф с Володиными вещами. Не глядя в зеркало, лихо, на самые брови, надвинула голубой берет ВДВ, затянула  на широкой талии портупею. Влезла в шкаф, закрылась изнутри и тонким голоском позвала:

     - Вовчик, ну где же ты?

     Рыдания прекратились. Тамара  услышала стук протеза и шлепанье босой ноги  по полу. Через щель в шкафу было видно как Володя, голый и мокрый, озирается по сторонам. Наконец, подошел к шкафу и открыл дверцу. Она стояла навытяжку, как на параде. Правая ладонь у виска  – так военные отдают честь старшему по званию. Он, обалдевший, смотрел на нее круглыми глазами. Наконец, выдавил из себя:

     - Черт, дьявол, ну почему я не Рубенс! - Рухнул на кровать и снова зарыдал – теперь уже от хохота.

     А потом была ночь любви. Через неплотно задернутую штору пробивался  свет уличного фонаря. В этом луче Тамара и правда походила на модель великого фламандца. Так казалось Володе. Ей же  чудилось, что она наконец-то держит в объятиях своего Вовчика.

     Ранним утром на крыльце главного корпуса стояла статная женщина. Свежий весенний ветерок легким  феном трепал ее непослушные волосы, огромные серо-зеленые глаза жадно разглядывали бутоны на магнолии. Жаль, не увидит, как раскроются. И мужчину, с которым провела ночь, тоже  больше не увидит. Он рвался проводить ее в аэропорт, но она, конечно же, не позволила.

     К корпусу подкатила иномарка. Женщина встрепенулась, но оказалось, что это не такси, а машина Христофора Генриховича. Психотерапевт выскочил из машины и едва не пробежал мимо своей пациентки. Узнал и резко развернулся. 

     - Это …вы?! Вас, кажется, Тамарой зовут?

     - Так точно. Извините, такси подходит.

     - Вам в аэропорт? Я отвезу. Надо поговорить. 

     - Поговорить? О чем?

     - О работе. Мне нужен ассистент.

     - Вы все шутите, а меня такси ждет.

     - Какие шутки, я за вами три недели наблюдал. И конченого импотента Володю я к вам подослал. Только что общался с ним по телефону. Вы … вы… цены себе не знаете! Быстро в машину! Садитесь, вам говорят!

     Он привел очень веские аргументы. Неплохое    жалованье – раз,  бесплатный номер с завтраком и ужином в гостинице его матери – это два.  А  что еще надо для начала? И действительно, она стала хорошим помощником. Грамотно вела документацию, выписывала рецепты, поддерживала порядок в кабинете, заваривала потрясающий травный чай.

     Но самое главное было не это. Записывая пациентов на прием, Тамара во время простой беседы умудрялась снимать с них излишнее напряжение. Может, они чувствовали в ней своего человека? Как бы там ни было, с доктором они были уже предельно откровенны, что, естественно, повышало эффективность лечения. 

     Вскоре ей и этого стало мало, и она настояла на том, чтобы на прием к психотерапевту-сексопатологу  участники локальных войн приходили с женами или подругами. Пока доктор беседовал с пациентом, женщины о чем-то шептались в соседнем кабинете. Часто  оттуда раздавался громкий хохот, что, конечно же, мешало Христофору Генриховичу проводить сеанс.

     Однажды он не выдержал, без стука рванул дверь и остолбенел: женщины, стоя, в чем мать родила, примеряли перед зеркалом зеленые, голубые и краповые береты …

     Татьяна КАРЕПОВА