Чеченские записки вертолетчика

Всё сложилось, я смирился

только видно часть меня

до сих пор не возвратилась

из Афгана…

               (Сергей Трофимов)

    Чеченские записки вертолетчика

Боевые действия в Чечне только набирали свои обороты. То, угасая, то, вспыхивая с новой силой.

После зимних боёв 1995 года, в Чечню съездила первая группа сводного вертолетного полка от Дальневосточного военного округа, вернувшись из своей первой командировки с одной боевой потерей.

17 сентября 1995 года выполняя полёт на эвакуацию раненых, при заходе на посадку на аэродром Ханкала, отказало путевое управление на вертолете Ми-8 командира звена Вити Малько. Как потом выяснилось, крутнуло его на посадке из-за обрыва тросов управления, которые были перебиты пулями. Высота была маленькой, и у Малько практически не было шансов посадить нормально машину.

Сделав несколько оборотов и завалившись на правый борт вертолет, упал и загорелся.

На борту кроме экипажа было 10 человек, больных, раненых и сопровождающих, в том числе и наш гаровский медик Сергей Анатольевич Стельмах. Умница мужик!

После удара рванули основные топливные баки, вдавленные внутрь грузовой кабины. Люди в панике не могли найти сдвижную дверь, которая в том положении вертолета, уже была у них над головой.

Сергей начал их выталкивать в потолочный люк в кабине экипажа. Вся эта страшная ситуация длилась 3-4 минуты. Вытолкнув последнего пассажира, он попытался выбраться из вертолета сам. Но, обгорев на 50 %, потерял сознание, вывалившись из люка наполовину.

После того как его вытащили из горящего вертолета, в сознание он так и не пришёл, скончавшись от болевого шока. Все остальные остались живы, получив травмы различной тяжести.

В остальном командировка первой группы прошла спокойно.

Очередная плановая замена частей армейской авиации в Чечне дальневосточниками предполагалась в середине 1996 года.

Но для меня стало новостью, когда мой командир эскадрильи Андрей Анатольевич Удальцов, собрал на очередном парковом дне весь лётный состав, в домике на стоянке, и объявил, что в июле 1996 года одна эскадрилья нашего полка убывает в Чечню. В том числе и я, в качестве командира звена.

Я попытался возразить, что есть более молодые командиры, ещё не нюхавшие пороха, которым необходимо приобретать боевой опыт. Но Удальцов, тоже прошедший Афган, отвёл меня в сторону и, обращаясь уже не как командир, обняв за плечо, сказал:

- Стас. Чувствую, там намечается заваруха, а у тебя в звене мальчишки не обстрелянные, и ты обязан привести их живыми.

Конечно же, такого аргумента было достаточно, и мне не оставалось ничего кроме, как согласиться.

- Что ж? - думал я - Видали всякое, и здесь прорвёмся!

Но я, никак не ожидал, какая это будет командировка! И чем она для меня обернётся!

В июне 1996 года мы начали проходить полигонную и горную подготовку на аэродроме Обор.

В течении двух недель восстановили навыки в боевом применении, слетали на высокогорную площадку высотой 2100 метров на гору "Коо", горной гряды Сихотэ-Алиня. И к концу июня мы уже были готовы к командировке в Чечню.

Оставалось только ждать даты вылета, которую планировали на начало июля 1996 года.

Из средств массовой информации пока было ясно, что в Чечне было относительно спокойно.

Отправка сводного вертолетного полка, от Дальневосточного военного округа, должна была производится с двух аэродромов ДВО, Воздвиженка и Возжаевка.

Личный состав гаровского полка должен был улетать из Воздвиженки.

В первых числах июля нас, убывающих в Чечню, перевезли на самолёте Ан-12 из Хабаровска в Черниговку.

Провожал нас весь гаровский гарнизон.

Рано утром убывающие построились на плацу части и зам.ком.полка, Алексей Юрьевич Горейко, выступил с напутственным словом о благополучном выполнении боевой задачи и таким же возвращением домой, в полном составе.

Прощание проходило в гнетущей обстановке. Уже тогда присутствовало ощущение, что нас ждет, что-то недоброе.

На Большой Аэродром, г. Хабаровска, перелетели на вертолетах. И через полчаса начали грузиться в самолёт. Хотелось ещё как-то попрощаться с родным гарнизоном.

Я подошёл к командиру экипажа и попросил после взлёта, без набора высоты, пройти над Гаровкой.

Командир посмотрел на меня округлившимися от удивления глазами, покачал головой. Потом, после небольшой паузы, произнёс:

- Не знаю. Посмотрим.

Но мы никак не ожидали, что после взлёта он не только не стал набирать высоту, но ещё и снизился на 50 метров, прошёл точно над ВПП гаровского аэродрома, да ещё и покачав крыльями пальнул сигнальную ракету.

В Черниговке мы прожили несколько дней, в ожидании «борта» на Моздок.

Ранним утром 8 июля нас погрузили, вместе с группой черниговского полка, на вертолеты, и мы вылетели на аэродром Воздвиженка, сделав традиционный круг над гарнизоном.

Погрузка в самолёт прошла быстро, и здоровенный двухпалубный транспортник ИЛ-76, оторвавшись от родной дальневосточной земли, понёс нас в неизвестность.

Четыре часа до Иркутска, короткая остановка для дозаправки, затем Новосибирск.

А потом, изматывающий своей продолжительностью, полёт до Моздока.

Жарища в самолете стояла невыносимая. Туалета не было. А так как первую половину полёта народ усиленно употреблял горячие напитки, разбавляя их пивом, то всю вторую половину полёта он усиленно занимались поисками, куда бы всё это слить.

В корме самолёта, в довесок к жарище, ещё и стояла непереносимая вонища, из-за разлитого «содержимого» попадавших пластиковых бутылок, которые использовали эти «горе-пассажиры» для «жизненной важности». И когда, наконец, приступили к снижению, все облегчённо вздохнули.

Я посмотрел в один из немногих иллюминаторов Ил-76-го, и как тогда, в Афгане, увидел чужую, абсолютно жёлтую, землю.

Ровные квадраты полей со скошенной травой. Переливающийся зноем воздух, вперемешку с дымкой, и при подходе к аэродрому - очень много военной техники.

Когда приземлились, и "горбатый" открыл свои грузовые створки, в салон ворвался тот же жаркий воздух. Почему-то всё напоминало об Афгане.

Может и то, что всё же мы понимали - что летим мы не на отдых, а на войну.

Выгрузились, уставшие и обалдевшие от перелёта.

Буквально через несколько минут поступила команда на погрузку в, рядом стоящие, Ми-26-ые.

Взвалив на себя свои сумки и рюкзаки, мы двинулись к вертолетам. Подойдя к первому Ми-26-му, мои глаза раскрылись в изумлении!

У трапа стоял мой однокашник, Лёха Абрамов. Широкая улыбка на коричневом от загара лице, распростёртые в дружеском жесте руки. Мы обнялись.

- Ну что, замена! Покатаемся! - произнёс Алексей.

Он затащил меня к себе в пилотскую кабину, посадил рядом, со своим командирским креслом.

- Полетишь со мной! Покажу, куда ж вы всё-таки летите. Сделав на этом слове ударение.

- Да уж не на курорт. Сам вижу! - ответил я, попытавшись улыбнуться.

Радости на лице не получилось. Всё тоже чувство тревоги заполняло грудь.

После взлёта, "корова", как мы называли Ми-26-ть, помчалась на предельно-малой высоте на восток, перепрыгивая через линии электропередач, ныряя в овраги и русла речек.

Конечно, я не ожидал такой проворности от этой здоровенной махины.

На мой удивлённый взгляд Алексей только развёл руками и показал вперёд.

В этот момент мы быстро проскочили над останками лежащего на земле вертолёта, от которого осталась только хвостовая балка, и большая куча пепла.

Больше ничего не надо было объяснять.

- "Шмальнуть" могут из-за любого куста - только расслышал я, через рёв турбин, слова Алексея.

Чем ближе подлетали к Терскому хребту, тем больше на дорогах лежало сгоревших, разбитых останков боевой техники, в точности напоминавшие картины афганских "пейзажей".

Перевалив через хребет, я вообще обалдел!

Вся надтеречная долина была заполнена тяжёлым чёрным смогом, перемешанным с пылью, поднятой с большого количества дорог, военной техникой.

Проскочили над аэропортом "Северный Грозный", на восточной окраине которого, до сих пор ещё лежали останки дудаевской авиации, фотографии которой обошли все средства массовой информации мира.

Из дымки стали выплывать развалины самого города Грозного. Это впечатляло!

Картина представилась ужасающая. Чем-то это напоминало развалины Сталинграда во время Великой Отечественной войны!

И уж тем более это угнетало, по причине того, что буквально в 15 минутах полёта от этого ужаса шла нормальная мирная жизнь.

Всё здесь было чужое! Пугающее. В голове никак не укладывалось, что всё это происходит на самом деле. Очень хотелось, чтобы это был сон! Но рёв турбин и проносящиеся в нескольких метрах немыслимые остатки, в прошлом красивейшего города, возвращали меня в страшную реальность.

Аэродром Ханкала появился также неожиданно. Здоровенная махина заложила крутой вираж и начала гасить скорость.

А здесь вообще был муравейник. Такого обилия военной техники, палаток, людей я ещё не видел. Всё было собрано на небольшом кусочке земли, вокруг которого горели нефтяные скважины.

Муравейник был не только на земле, но и в воздухе. Практически через каждые 5-10 минут взлетали или садились группы вертолётов.

Приземлились, зарулили на стоянку. И здесь, также как и тогда в Афгане, после открытия створок в салон ворвался знойный воздух, перемешанный с большим количеством пыли.

Нас уже встречали.

На уставших лицах пилотов и инженеров "московской" авиагруппировки радости не было. Подошедший к нам первым лётчик произнёс:

- С прибытием ребята! Приглашаем всех на стоянки, будем изучать «район полётов»!

Мы немного удивились, но потом поняли смысл этих слов, когда подошли к стоящим на стоянках вертолётам.

Возле каждого вертолета стояли ящики с "НАРами", а на них, как на "скатерти-самобранке, стояла водка, закуска и много арбузов.

Такого мы конечно не ожидали. Всё происходило по-деловому!

После первых рюмок - краткая обстановка в Чечне, затем особенности полётов и планы на следующее утро. Кратко, лаконично, доходчиво!

Постепенно наступали сумерки.

Минут через двадцать "изучения района полётов" глаза стали закрываться сами собой, сказывалась усталость после длительного перелёта. Как нельзя, кстати, объявили сбор по машинам, для отъезда в гарнизон.

Уже полностью обессилев, мы с трудом впихнулись в машины. Оставшиеся 5 минут езды, если таковой можно было назвать экстремальную поездку по полному бездорожью, больше похожую на хождение по океану, в шлюпочке в сильнейший шторм, добили окончательно. В модуль уже вползали.

Надо отдать должное москвичам, всё было готово к нашему приезду. Кровати заправлены, всё чистенько, уютно обустроено.

И только успев взгромоздиться на кровати, мы впали в полный анабиоз!

Но, так и не дав нам хорошо выспаться, весь личный состав подняли ровно в 6 утра.

Снова загрузив в машины, повезли на аэродром. Там работа уже кипела во всю.

Также садились и взлетали вертолеты, всюду сновали машины и группы вооружённых людей. Муравейник!

Наскоро позавтракав, собрались в импровизированном классе подготовки к полётам, опять всё на тех же ящиках, под открытым небом. Очень быстро изучили аэронавигационную информацию, карты полётов, основные посадочные площадки, маршруты полётов. И буквально через час нам уже ставили задачу на полёты, пока что на ознакомление с районом полётов.

Быстро, лаконично, без обычной нудистики, по-боевому. Во всём ощущалось, что это уже настоящая боевая работа.

И ещё через тридцать минут мы все уже были в воздухе.

На нескольких вертолетах, под прикрытием пар «двадцатьчетвёрок», весь, вновь прибывший лётный состав, разлетелся во всех направлениях.

Мне достался инструктором опытнейший командир звена заменщиков. Без излишних объяснений, он сразу показал характер полётов в Чечне.

«Упав» на предельно-малую высоту мы, практически на брюхе, заскользили над полями, совершая немыслимые противострелковые манёвры.

В кабине экипажа такой полёт переносился ещё более-менее сносно, а вот тем, кто сидел в грузовой кабине, досталось «сполна»!

Хватаясь за всё, что можно, лётчики пытались удержаться на своих местах, успевая смотреть в иллюминаторы, и стараясь рассмотреть хоть что-нибудь на земле.

Такой полёт мне напомнил полёты в Афгане, над густонаселенными районами, где нельзя было летать над кишлаками и скоплением скота. Здесь было то же самое.

Через 15 минут полёта содержимое наших желудков уже просилось обратно, а к концу полёта мы и вовсе пребывали во взвешенном состоянии. Хотелось только на землю.

Со стороны такой пилотаж мог показаться просто бравадой. Но в данной ситуации, учитывая, где мы находились, и немалый опыт того пилота, всему было простое объяснение - мы были на войне. И за то время, которое отводилось на нашу вывозную программу, для старожилов, такие полёты были наиболее доходчивыми, быстро и понятно, т.е. чтобы сразу не расслаблялись.

После посадки мы уже ничего не хотели. Даже лёгкий кивок головой вызывал спазмы пищевода!

Но и здесь нам не дали прийти в себя. После обеда москвичей уже ждали МИ-26-е, и они, также быстро погрузившись, отбыли домой. Ну а мы, так и успев ничего понять, остались одни.

Ближе к вечеру моему экипажу уже была поставлена первая боевая задача на перевозку группы военнослужащих в Моздок, и забрать такую же оттуда.

До Моздока долетели спокойно.

Солнце уже клонилось к закату. Закаты в раскаленном воздухе меня всегда впечатляли!

Цвет неба, на всю его ширину, был огненно-красным, ни единого облачка. Весь горизонт колыхался в воздухе как медуза. Видимость, как у нас говорили - "миллион на миллион".

По команде РП зашли на посадку, на окраину аэродрома, недалеко от стоянки "стратегов", красавцев Ту-95-ых.

Не выключаясь, разгрузились и стали ждать другую группу, которую должны были подвезти на машинах.

Подъехали два КАМАЗа и из них стали вываливаться какие-то тюки сумки и ещё что-то бесформенное. Это что-то "бесформенное" стало подниматься на ноги, и на бегу хватая тюки, нестись к вертолёту.

Бортовой техник сразу смекнул, что добром это не кончится. Выскочив из вертолета и раскинув руки, он попытался сдержать бегущих на него людей. Хотя и на людей они были не похожи.

Как оказалось - это были "в усмерть" пьяные контрактники, больше напоминающие просто стадо. Грязные и обросшие, с мутно- красными бляшками вместо глаз.

Натиск этого обезумевшего войска борт.техник сдержать так и не смог. Возникла реальная угроза, что его просто затопчут в грунт.

-Андрюха! Держи педали! - крикнул я, своему правому лётчику, Андрею Васьковскому, и расстегнув ремни кинулся на помощь борт.технику.

Какое там! Меня вогнали в землю в доли секунды, как будто асфальтоукладчиком прошлись.

Поднявшись с земли, скрипя суставами, повернулся к вертолёту, и не поверил глазам своим!

Из дверей грузовой кабины свисали три тела этих "вояк", изо всех сил пытающихся за что-нибудь ухватиться внутри вертолета. Эта картина полностью напоминала мне ситуации на автобусных остановках в часы пик, в большом городе. Когда безумные толпы "от стара - до млада", активно работая локтями и талией, пытались вдавиться в автобус.

Вертолёт был забит полностью. В доли секунды у меня промелькнула мысль:

-Не дай Бог эти "вояки" полезут в пилотскую кабину, «места занимать», тогда уже и Андрюха не справиться!

Быстро подскочив к вертолёту, я, что есть силы, рванул на себя первое тело, еле болтавшееся на стремянке.

«Боец», описав небольшую пологую дугу, приземлился на голову и, быстро вскочив, ничего не понимая, посмотрел на меня безумно вращающимися глазами.

На мгновение мне стало очень неудобно. Передо мной стоял взрослый мужик, больше годящийся мне в отцы.

Но, скорее всего, мой разъярённый вид привел его в чувство, и он, как-то, сразу обмякнув, упал на "третью точку".

В это же время от машин подбежали три офицера, во главе со здоровенным майором, которые  в считанные секунды выкинули еще человек семь из вертолёта.

К процессу "выгрузки-погрузки" присоединился мой бортовой техник, и еще через пару минут на борту осталось требуемое количество "пассажиров", остервенело цепляющихся за всё, что можно, успевая прижимать к себе свой нехитрый скарб, лишь бы их не выдернули из вертолёта, попутно издыхая непереносимый перегарище.

Ситуация, с одной стороны, была настолько комичной, что в пору было хвататься за живот. Но мне уже было не до смеха!

Дав команду на закрытие входной двери, я заскочил в кабину и быстро плюхнулся в кресло.

-Твою мать! Что это было?

Андрей смотрел на меня изумлёнными глазами, тоже еле соображая.

-Андрюха! Взлетаем!

Запросив разрешение на взлёт, без выруливания на полосу и получив от РП "добро", я оторвал машину от земли и, прижимая сильнейшим потоком воздуха оставшихся на земле "воинов", разметая их сумки и баулы, стал набирать высоту.

Оглянувшись в грузовую кабину, и так и не разобрав в груде сумок, сапог, грязной формы, горе-пассажиров, я сказал борт.технику, чтобы тот не спускал с них глаз. После такой загрузки от них можно было ожидать чего угодно.

Быстро стемнело. Набрав высоту полторы тысячи метров, мы взяли курс на юго-восток. Горизонт впереди уже погрузился в полную темноту.

Подходя к аэропорту "Северный-Грозный", я запросил у "Эрмитажа"(позывной РП аэропорта) разрешение на пролёт через зону аэропорта.

Получив разрешение, и довернув чуть южнее, приступил к снижению в сторону Ханкалы.

И тут, с восточной окраины аэропорта, змеясь вверх и в сторону вертолёта, взметнулась очередь трассирующих пуль.

Андрюха только успел крикнуть:

- Обстрел!

Прекратив снижение и, резко отвернув в сторону, я дал команду бортовому технику выключить все бортовые огни.

-Да что ж за день сегодня! Едрёна вошь! - выругался я.

Разглядеть откуда производился обстрел, уже не представлялось возможным, так как земля внизу была покрыта сплошной, вязкой темнотой, без единого огонька. Можно было только приблизительно определить место выстрелов.

Доложив РП "Северного-Грозного", об обстреле борта с его «точки», и принятии решения о продолжении выполнения задания, я прошёл ещё пару минут без снижения. А затем, убедившись в безопасности, приступил к дальнейшему снижению, и уже через пару минут, мы заруливали на стоянку.

Выгрузив и сдав "тела", ожидающим командирам контрактников, вкратце обрисовав им, как производилась погрузка, мы со спокойной душой отправились отдыхать. И как только добрались до кроватей, забылись мертвецким сном.

Наступал второй день нашего пребывания в Чечне.

Пока всё было тихо. На территории Чечни действовал очередной мораторий на ведение боевых действий. Шёл переговорный процесс между лидерами боевиков и командованием группировки, но это только пока!

Следующее утро 10 июля 1996г. началось также с подъёма в 6 утра.

Убыли на аэродром, позавтракали. Команда на сбор всего лётного состава у КП поступила неожиданно. До постановки задач было ещё много времени, поэтому все с удивлением смотрели на озабоченного чем-то командира полка, Юрия Николаевича Чебыкина, держащего телефонную трубку, ничего не говорящего, а только кивающего головой. Выражение его лица было явно безрадостным.

Через минут 20 приехали все командиры авиагруппировки, расстелили перед нами карты и, зачитав приказ о начале боевых действий, стали ставить задачу каждому экипажу.

Мало того, что москвичи, быстро улетев, домой, оставили нас, один на один, с кучей вопросов, так ещё практически на следующий день, нам уже ставили задачи на ведение настоящих боевых действий.

Я смотрел на своих молодых товарищей, и видел в их глазах смятение!

Да и самому было как-то не по себе:

- С ходу в пекло! - крутилась мысль в голове.

Как оказалось, процесс перемирия был внезапно остановлен, как это уже случалось не раз, и войскам был отдан приказ, начать боевые действия против бандформирований.

Нашей авиагруппировке была поставлена задача на высадку воздушного десанта в горы, по всей границе южной Чечни, с целью вытеснения бандитов с равнинной части Ичкерии, чтобы они не смогли просочиться в Дагестан и Грузию. Подготовка была не долгой.

Обозначили посадочные площадки на картах. И, пока заправляли вертолеты, в них во всю загружался спецназ.

Первым в горы слетал, на рекогносцировку площадок, зам.ком.полка Николай Авиамирович Иванов. Быстро вернувшись, он сел ко мне на борт и сказал, что покажет нашей группе площадку.

Мы, в паре с Володей Погореловым, взлетели за парой зам.ком.авиагруппировки, моего однокашника по училищу, Лёши Хроменкова. Набрали высоту 1800м. и пошли в горы, в район между Шатоем и Махкетами.

Подходя к горам, стали ещё набирать высоту, и когда подошли к указанной Ивановым площадке, она была на уровне наших глаз.

На двух с половиной тысячах метров над уровнем моря, ровная как стол, размерами с два футбольных поля, простиралось красивое, покрытое высокой травой, поле. А на удалении двух километров впереди него уже начинались отвесные скалы, уходящие вверх, выше трёх тысяч метров.

Посадочные места выбирали самостоятельно, кто - куда. Но так, чтобы не помешать друг другу.

Первым подсел Вовка Погорелов, я следом за ним, буквально в двадцати метрах от него. Оглянулся в грузовую кабину и подал команду на высадку группе спецназа.

Но когда повернулся, прямо впереди, в нескольких метрах от кабины моего вертолета, разлетались какие-то куски веток.

Как оказалось, Володя Погорелов, чуть сместился в сторону, и не заметил, как хвостовой винт его машины оказался у самой земли, начав крошить высокую, с полтора метра высотой, траву и небольшие кусты.

Я смотрел, на всю развивающуюся ситуацию молча, боясь что-либо подсказать Вовке по радио, т.к. мог только помешать ему. Иванов тоже молчал, думая о том же.

Качнись вертолёт чуть ниже, хвостовой винт зацепит камни, и тогда начнётся такая мясорубка, что сначала достанется, моей машине. Затем, превратившись в такую же мясорубку, от меня достанется следующим, и т.д. Пока мы все, как удалые казачки на бранном поле, не покрошим друг друга в капусту.

Даже сквозь рёв турбин и натуженный стук лопастей, был слышен звук работающей "сенокосилки".

Высадка десанта длилась всего 1,5 - 2 минуты. Вовкин борт качнувшись, плавно отошёл от земли и, бешено вращая позеленевшим хвостовым "секатором", рванул вперёд, разгоняя скорость.

- Фу-у! Пронесло! - выдохнули мы.

Десант моего борта также оперативно покинул вертолет и, получив команду от борттехника, мы полетели догонять группу, которая закончила высадку.

Внизу у предгорья, как шмели, крутилось наше прикрытие, звено Ми-24. Набрать нашу высоту для них было проблематичней. С нормальной зарядкой, но в условиях высоких температур, с "убитыми" на пыльных площадках движками, они еле дотягивали до высот 2.500 - 3.000 метров. "Несладко" было и нам. Но всё же Ми-8-е были полегче, поэтому на пару минут нам хватало мощности наших движков, чтобы зацепиться, как хищным орланам, за какой-нибудь выступ или камень на большой высоте, иногда поставив лишь одно колесо на землю. Вот тут-то надо было собрать всю свою волю и нервы в кулак, и буквально слиться с машиной в одно целое, чтобы удержаться на выступе, молотя лопастями в нескольких десятков сантиметров от каменных глыб или скал.

«Десантуре» же выбирать не приходилось, когда "духи" их вытесняли на какую-нибудь высотку или скальный выступ, кроша вокруг них камни крупнокалиберными пулемётами и гранатомётами.

А у нас уж выбора не было точно, т.к. надо было вытаскивать мальчишек из любого "дерьма". И ни при каких условиях мы не имели права оставить их на верную гибель!

Собравшись группой, полетели домой. Через пятнадцать минут все уже заруливали на стоянки.

Вообще Чечня была настолько маленькой, что её можно было облететь за 1 час. И никак не укладывалось в голове - откуда же на таком маленьком пространстве умещалось столько гадости!

Пообедав, стали ждать очередной задачи. Через пару часов должны были подъехать несколько КАМАЗов с боеприпасами и продовольствием, которые мы должны были доставить той же группе СПЕЦНАЗа. А пока уясняли задачу, разрабатывали порядок и очерёдность захода на посадку, и порядок сбора группы после разгрузки. Но всё получилось совсем иначе.

Подъехала колонна. Пока загружали и заправляли вертолеты, Юрий Николаевич Чебыкин зачитал экипажам очередную боевую задачу. Время вылета назначили через 15 минут.

После того, как я прибежал на вертолет, у меня глаза полезли на лоб. Вертолёт был загружен, какими-то коробками под «самый жвак», да ещё на входе в кабину лежал здоровенный резиновый бак с водой.

- Твою мать...! И сколько ж здесь веса? - спросил я, у заправляющего вертолет бортового техника Володю Мезенцева.

Тот развёл руками:

-Да хрен его знает! Пока заправлял борт, десантура уже его закидала коробками, поэтому вес не проконтролировал! Но коробки тяжёлые. Одна упала с приличным грохотом! Видать там тушёнка!

Я повернулся к, стоящему рядом, старлею-десантнику.

- Старший лейтенант! Какой вес груза?

- Товарищ майор! Начальник продслужбы, старший лейтенант Боков. Да не много! Тонна. Ну, может быть тонна-сто!

- Старлей! Мать твою! Ты кому хочешь "впарить" - тонна-сто! Я что, по-твоему, не знаю, что такое - "по самое нехочу" загруженный вертолёт? Какой вес?"- надвинулся я на него.

-Да тонна там...! - захлопал детскими ресницами старлей.

Стал запускаться ведущий группы Алексей Хроменков. Я должен был идти у него ведомым. Времени на проверку уже не было.

- Ну старлей...! В вертолёт! Если уж будем падать - так вместе!.

Он побледнел, но в вертолёт залез, примостившись, как цыплёнок, на "курдюк" с водой, вращая выпученными глазами.

Как «в воду глядел»!- вспоминал потом я.

Быстро запустились, вырулили за ведущим.

- Вова! Как машина? Потянет?

- Нормально! Движки хорошие, вытянут!

На всякий случай я добавил "перенастройкой" обороты несущего винта и завис как можно выше, метров на пятьдесят, чтобы проверить запас мощности. Вертолёт висел спокойно, перегруза не чувствовалось. В горах, конечно, могло быть всё по-другому.

Группа взлетела. Стали быстро набирать высоту, постепенно доворачивая в сторону гор. Всё шло нормально. Движки привычно гудели. Лопасти с шелестом секли разреженный, горячий воздух. Через минут пятнадцать уже подходили к площадке.

Хроменков, по радио, попросил группу СПЕЦНАЗа обозначиться сигнальными дымами.

Получили ответ, что шашки зажжены. Но знакомая площадка была чистой.

Минутное замешательство.

- Вас не наблюдаем! - послышался в наушниках голос ведущего группы.

- Мы правее десять и ниже сто метров - ответил голос по радио.

Как оказалось, командир группы СПЕЦНАЗа, то ли из тактических соображений, то ли по условиям безопасности своей группы, вывел и закрепил её на небольшом перешейке между двух скал, на крошечном выступе горной гряды.

Слева, по заходу, крутой каменистый склон горы. Справа - уходящие вверх скалы. Впереди и сзади пятачка - пропасть.

Для них может она, и была удобной, а вот посадить на неё вертолеты, было крайне проблематично.

Алексей Хроменков, сходу, примостился на относительно ровненький выступ и сразу начал выгрузку. Я заходил следом, рассчитывая приземлиться на единственное ровное место чуть ниже его вертолёта и на удалении метров двадцать.

Площадка, если таковой её можно было назвать, находилась на уровне наших глаз. Плавно подходя к ней, я начал подгашивать скорость, но склон в остеклении вдруг поплыл вверх.

Мощный поток воздуха, отбрасываемый вертолетом Алексея, выдул всю воздушную "подушку" из под моей машины, которая очень бы могла облегчить мне посадку.

Интуитивно я стал "шаг-газом" увеличивать мощность, но склон, с увеличивающейся скоростью продолжал уползать вверх. В остеклении теперь были видны одни огромные каменные валуны, которые быстро приближались. Мы просто падали на скалы!

Запас по мощности был практически исчерпан, рукоятка "шаг-газа" уже была под мышкой!

Первый раз, за всю свою лётную работу, я услышал страшный вой двигателей своего вертолета, который никогда не слышал ранее. Как будто стая из тысячи волков выла на сотню лун. В наушниках сначала послышалась команда речевого информатора:

- Отказал первый генератор постоянного тока, отказал второй генератор постоянного тока.

Это означало, что оборотов несущего винта у нас уже не было!

Потом крик Володи Мезенцева:

- Садись, садись!

- Да куда ж садиться! Скалы!

Боковым зрением я видел, как мой лётчик-штурман, Андрюха Васьковский, вжавшись в пилотское кресло, ждал удара о землю.

Вертолёт, как клиновый лист, покачиваясь с бока на бок, медленно падал на скалистый склон, поддерживаемый остатками тяги несущего винта. Выключился, из-за прекращения электропитания автопилот, хоть как-то помогающий удерживать машину.

Говорят - перед лицом смерти, вся жизнь пробегает перед глазами. У меня же в эти секунды в голове была одна мысль:

- Главное, перед ударом, успеть выключить двигатели, чтобы, когда вертолёт будет кувыркаться по склону в пропасть, они не взорвались и мы не сгорели! Чтоб было, что достать из-под обломков, да доставить домой!

Выжимая все соки из ручки управления, я пытался хоть как-то удержать вертолёт. В это же время, педалями, плавно разворачивая его влево, стараясь отвернуть от скал.

Машина медленно, чуть накренившись, начала разворачиваться.

Боковым зрением я видел, что слева начинается огромная пропасть, уходящая далеко вниз. В это же мгновение правая стойка шасси ударилась об склон, её амортизатор сжался и, выполняя свою работу, оттолкнул вертолёт в обратную сторону.

Машина, как футбольный мячик, отскочила от камней. И этого оказалось достаточно, чтобы накренить её ещё больше влево и, опустив нос, начать разгон скорости, туда, вниз! В пропасть!

От этого прыжка немного восстановились обороты несущего винта. Вертолет, медленно набирая скорость, покачиваясь, заскользил между огромных валунов вниз.

- Вовка! Автопилот..! - почти выкрикнул я, давая команду борттехнику на включение автопилота.

Обороты винта уже полностью восстановились, и после его включения, вертолёт дёрнувшись, полетел более устойчиво.

Пропадав метров четыреста в пропасть, разогнав скорость я понял, что мы летим, и что теперь надо как то выбираться из этого каменного мешка.

Плавно подняв нос машины, и начав отворачивать от нёсшегося навстречу, уже противоположного склона, я перевёл вертолет в набор высоты. Борт послушно потянул вверх.

Сверху заходил на посадку очередной Ми-8. В наушниках послышалось:

- Кто выходит из мешка! Наблюдаете заходящего на посадку?

- Наблюдаю! - ответил я, - Не помешаю!

И уходя вдоль склона вверх, чуть отвернув в сторону, я пропустил, строивший заход на посадку вертолёт.

Уже потом, на аэродроме, ко мне подошёл майор Кривошеев, который как раз летел на этом вертолете, и сказал:

- Откуда у тебя ещё силы взялись, что-то ответить в эфир? Мы в кабине аж встали, смотря сверху, как вы кувыркались. Первый раз видел в полёте звезду, на брюхе вертолёта, смотря сверху. У "правого" даже вырвалось:

- Ну, кому-то звездец!

Но это было потом.

А пока мы, кое-как, выскреблись из пропасти. И, наконец-то, облегчённо выдохнули:

- Что это было...?

Оторвав правую руку от ручки управления, я увидел, что между большим и указательным пальцем, под кожей запеклась кровь.

Скорее всего, я так давил на ручку управления, что даже не заметил, как потянул кожу!

Набрали высоту и пристроились за, заходящими на посадку, вертолетами.

Один за другим они проходили над тем "пятачком" и, явно не решались повторить мои кульбиты.

- Ну что, попробуем сесть ещё раз? Приказ то надо выполнять! - сказал Володя, глядя на меня.

- Ну, давай попробуем! - ответил я.

Хотя теперь сильное сомнение одолевало меня, относительно удачной посадки.

Володя был прав, приказ на войне надо было выполнять!

Включив РУДами "форсажный режим" двигателей, я направил вертолет в сторону площадки. Подходя всё ближе и ближе к ней, я стал гасить скорость, и вновь услышал подвывающий звук движков. Запасы управления были практически на пределе.

Ничего не оставалось делать, как перевести вертолет в разгон скорости и набор высоты, чтобы не повторить таких же кульбитов.

- Что будем делать? - спросил Володя.

Я немного подумал.

- Ты знаешь Володя! Машина не тянет. Ведь развалим! Всё-таки перегруз! Мы ведь не за "Героями России" сюда приехали. У меня двое детей, у тебя трое, у Андрюхи один. Кто их воспитывать будет?

- Так ведь задачу надо выполнять!

- Да сам знаю! Но ведь надо без суицида! Ладно, сейчас доложу Хроменкову.

- 701-й - 711-му?

- На приёме 701-й! - ответил ведущий группы.

-Я, 711-ть! Нет возможности произвести посадку на площадку, машина не тянет, обороты падают! - доложил я.

И тут в наушниках послышался отчётливый голос начальника авиагруппировки, генерала Самарина, который сидел на командном пункте в Ханкале и прослушивал весь наш радиообмен:

- Это кто там не может сесть на площадку?

- 711-ть, машина не тянет, обороты падают! - ответил я.

- 711-ть! Я вам запрещаю производить посадку!

Вся остальная группа молчала, барражируя над площадкой. Удалось удачно подсесть на неё, только вертолёту Юры Рубана, который, быстро разгрузившись, взлетел и пристроился к импровизированной "колбасе" из вертолётов, наворачивавшей круги вдоль отвесных скал.

В наушниках вновь послышалась команда:

- Я 701-й! Закончили работу. Сбор группы курсом на "точку".

Все облегчённо вздохнули. Значит домой!

На второй день после прилёта - и такая неразбериха!

Конечно мы, что то упустили в вопросах согласования с, приданным нам СПЕЦНазом. Который возможно посчитал, что вертолет - это как КАМАЗ, сколько загрузили, столько и привёз куда надо!

Но это были летательные аппараты, на которые распространялись совсем другие законы физики.

И им, скорей всего, было невдомёк, что эти машины, тяжелее воздуха, и которые сами-то еле таскали себя на таких высотах, да ещё при таких температурах.

Сразу после посадки и заруливания на стоянку, я оглянулся в грузовую кабину.

Ужас, липким холодком разлился по моему телу!

Кабина была пуста, старлея не было!

- Мать твою! Выронили нач.прода! - выругался я.

- Да какой - "выронили", вон он комбату уже жалуется! - указал вперёд Андрей Васьковский.

Посмотрев вперёд, я увидел целёхонького старлея, размахивающего, как ветряная мельница, руками и указывающего на наш вертолёт.

После выключения двигателей и остановки винтов мы с Андреем вышли из кабины и направились в сторону бурно жестикулирующего нач.прода.

Подойдя к нему, я, по доброте душевной произнес:

- Ну что, старлей? В рубашке родился!

Но он, повернувшись ко мне лицом и продолжая размахивать руками, начал быстро говорить:

- Да какие вы лётчики! Летать не умеете! У меня там народ голод....!

Ему не дал договорить Андрюха.

Выйдя из-за моей спины, он со всего маху влепил ему прямо между глаз!

Оторвавшись от "континента" и описав низкую траекторию, старлей шлёпнулся в пыльную колею от автомобильных колёс.

Комбат среагировал мгновенно, подскочив к Васьковскому и обхватив его руками.

- Тихо-тихо! Главное не "двухсотыми" вернулись! Ну и ладушки...!

В это время подошел, с улыбкой на лице, Алексей Хроменков.

- О-о! Я вижу у вас "разбор полётов" в полном разгаре! Ладно, пошли на другой "разбор". Самарин сказал - срочно прибыть на КП. Видать сейчас будут крутые разборки. Я уже сказал борт.технику, чтобы сняли плёнку САРПП и срочно проявили.

- Ты бы лучше дал команду выгрузить груз и всё взвесить - в сердцах ответил я. - Ладно! Я сам!

Подойдя к вертолёту, я попросил Володю Мезенцева всё выгрузить и тщательно взвесить, или хотя бы переписать вес с коробок. От этого зависело дальнейшее разбирательство этого инцидента.

На КП нас уже ждал, с багровым лицом, генерал Самарин.

Его тяжёлый взгляд из подлобья, через очки, скользил по мне "как луч от паровоза"!

- Ну что, майор? Выкладывай всё на чистоту, что за кульбиты вы там выделывали. Сейчас расскажешь всё, а потом напишешь объяснительную.

Я удивительно взглянул на него.

- Сергей Николаевич! Написание объяснительной - признание своей вины. А я себя, и тем более экипаж, виноватым в произошедшем не считаю! Пояснительную я напишу, но только после того как разгрузят вертолёт, и взвесят весь груз.

Самарин окинул меня жёстким взглядом, и только произнес:

- Вы свободы, я пока вас отстраняю от полётов до полного разбора этого случая. Хроменков! Плёнку САРПП, все материалы объективного контроля мне на стол.

- Есть! Товарищ генерал! - я развернулся и вышел, ничего не понимая, из домика.

- Ну что? - встречал уже Андрей.

- Разжаловали в пехоту! - глядя за горизонт, отрешенно ответил я.

- В смысле? Как в пехоту?

- Всё! Отлетались!

Последние слова услышал, выходящий следом Алексей Хроменков.

- Пургу не неси! - обнял он меня по дружески за плечо.

- Отдохнёте, пока мы во всём разберёмся, а там видно будет. Никто тебя в пехоту не списывает. Слишком "жирно будет"! Халявы захотел? Пока мы тут по горам будем "париться"! Иди вертолёт разгружай.

Но в голове уже пульсировала только одна мысль:

- Да как же так? Эти долбо..... явно перегрузили борт, так и не дав проверить вес! Чуть не убили на второй день пребывания в Чечне, и мы же ещё виноваты!

Видимо Алексей понял мои мысли и похлопал по плечу:

- Давай-давай, иди с глаз подальше! Сейчас Самарин выйдет. Нефиг лишний раз теперь ему глаза мозолить. Завтра он успокоиться и всё будет нормально. Стас! Здесь война! И не тебе об этом напоминать!

Борт уже вовсю разгружали подъехавшие десантники, под руководством Володи Мезенцева. Коробки почти загрузили в стоящий рядом автомобиль.

Подойдя к вертолёту, я сразу спросил:

- Ну что показало "вскрытие"?

- Тонна шестьсот восемьдесят килограммов! - смешком ответил Мезенцев.

В принципе вес то был небольшой, но для условий посадки на высокогорную площадку, на «убитых» двигателях, он был на пределе. Всё складывалось в логическую цепочку.

Уже тогда существовали негласные рекомендации по выполнению полётов в горах, выверенные ещё в Афганистане. Все полёты и посадки в горах рекомендовалось выполнять в утренние часы, пока воздух не прогрелся, и не было термических потоков воздуха, дующих в различных, немыслимых направлениях, которые невозможно было учесть.

Эту посадку мы выполняли уже ближе к 17-ти часам, не зная точного веса груза, да ещё и на неизвестную площадку, "сходу".

Все эти доводы я описал в своем рапорте, и, отдав его Хроменкову, убыл с экипажем в гарнизон.

Настроение было на "ноле"!

В модуле, как только я прилёг на кровать, перед глазами всплыли все детали этой посадки. Я пытался проиграть различные ситуации этого полёта снова и снова, пытаясь разобраться, что же я всё-таки сделал не так. Где же та самая деталь, которую я упустил, и которая могла так повлиять на всё произошедшее.

Да нет! Кажется, всё делал правильно. Ну конечно, если не считать расчёта на полёт, который необходимо было сделать, и на который нашему экипажу так и не дали времени.

Но это было все не то, причина была в чём-то другом. В чём, я так и не мог сообразить.

От этих мыслей меня отвлекли слова Юры Рубана, такого же командира вертолётного звена Ми-8-х как и я, опытнейшего пилотяги, и классного мужика:

- Эй экстремал! Хорош грузиться! Иди, второй день рождения отметим!

На импровизированном столике между кроватей уже дымилась сковородка с урчащей картошкой, стояло несколько бутылок водки. Все пилоты и техники смотрели на меня молчаливо, с пониманием.

- Эх! Кому война, а кому мать родна! - выдохнул Андрей Васьковский. - Давай Борисыч снимать стресс!

После нескольких рюмок потеплело, расслабило.

И тут то меня прохватил озноб:

- Ёлки-палки! А ведь могли сейчас уже не сидеть за этим столом!

Снова в глаза прыгнули те скалы, разбегающиеся бойцы, и тот ужасающий вой движков!

Я начал понимать, что это был тот самый "отходняк", после возвращения из "ниоткуда"!

Всё ещё пытаясь держать себя в руках, я сказал:

- Ладно, мужики! И на том спасибо! Завтра тяжёлый день, надо ещё с мыслями собраться.

Но как только коснулся подушки, всё сразу, куда-то провалилось, и я забылся тяжелым сном.

Утром, после подъема, ко мне подошел начальник объективного контроля, развёл руками и, покачав головой, только произнес:

- Я ещё такого не видел! Это не плёнка, а какой-то серпантин. Так вертолёты летать не могут!

В ответ я только промолчал, разведя руками.

После завтрака меня сразу вызвали на КП. Самарина не было. Алексей Хроменков, что-то внимательно читал за столом. Оторвавшись от документов, он посмотрел на меня, и жестом пригласил присесть.

- Чебыкин улетел на разведку погоды и по площадкам, через минут тридцать вернётся. Он был у генерала. Дождемся его, а там посмотрим. Пока ничего не решено. Так что можешь пока отдыхать, но с аэродрома не уходи - сказал Хроменков.

Я вышел из домика и направился в палатку.

Наша нехитрая "аэродромная зона" тогда представляла лишь домик КП, две палатки для отдыха лётного состава. С десятком железных кроватей в одной, причём ничем не застеленных, с простыми панцирными решетками. В ней размещались экипажи "Ми-8-ых".

И вторая - с заставленными в два ряда, пустыми ящиками от неуправляемых реактивных снарядов С-8, застеленными грязными, вонючими матрасами, с покрытыми, видавшими виды, старыми армейскими одеялами. Там отдыхали экипажи "Ми-24-ых".

Небольшой, сколоченный из бомботары душ, и расположенный в десятке метров - сортир, который кочевал по площадке по мере наполнения очередной ямы.

С особо опасных, в плане снайперского обстрела, направлений, эта "зона" была заставлена наполненными песком, всё теми же ящиками от неуправляемых реактивных снарядов, и плюс "класс" подготовки к полётам и предполётных указаний, под открытым небом, состоящий из четырёх рядов тех же ящиков. Быт, как говорится, был обустроен "на высшем уровне"!

Я зашёл в первую палатку и, с неохотой, прилёг на шатающуюся кровать. Рядом похрапывали после завтрака отдыхающие пилоты.

Через тридцать минут приземлился и зарулил борт командира полка Юрия Николаевича Чебыкина. Все потихоньку потянулись к выходу, чтобы занять места в "классе предполётных указаний".

Подошел Чебыкин и зашёл на КП. Было видно в раскрытое окно, как он что-то долго докладывал по телефону и, жестикулируя руками, пытался кому-то объяснить воздушную обстановку. Затем вышел из домика и направился к нам.

- Так господа пилоты! Сегодня работаем по отдельным точкам. Каждому экипажу задача будет поставлена дополнительно. Все находятся в палатках. Штинов - ко мне на КП! Все свободны!

Лётчики разошлись по палаткам, а я пошел к Чебыкину, не ожидая ничего для себя утешительного.

Но командир начал сходу:

- Так! По вчерашнему случаю разбор провели. Проведём занятия с лётным составом, чтобы впредь таких полётов не делать. Ты пока полетаешь на перевозках грузов и пассажиров по равнине. В горы, до команды Самарина, пока запрет. Сейчас берёшь "колокольчик", летишь в г. Прохладный, производишь посадку на продовольственных складах, загружаешь продовольствие, и домой. Задача ясна?

- Так точно! Яснее некуда! Самарин наверное сам в горы будет летать? - с горечью ответил я, покачав головой.

- Тихо-тихо! Не кипятись! Я тебя понимаю. Но давай всё уляжется, а там посмотрим. Сам "дров наломал"!

- Я наломал?

- Всё! Выполняй! - оборвал меня Чебыкин.

- Есть! - и я, повернувшись кругом, вышел из домика и направился к вертолёту.

- Ну что? - догнал меня Андрей Васьковский, - Куда летим?

- Фильм смотрел "Небесный тихоход"?

- Ну?

- Так вот теперь нам досталось тоже самое, "Хозяйство Семибаба"!

Андрей посмотрел на меня с удивлением.

- Ладно, пошли! Летим в Прохладный, за продовольствием.

- Ух, ты! Так это ж классно! У меня там родственники живут! Может там тормознёмся? И я своих навещу, и на рынок сгоняем. А то опаршивела мне эта гречка с тушёнкой!

- Посмотрим! Надо ещё туда долететь! У нас "колокольчик".

- Как "колокольчик"? Да он сам себя еле таскает! - начал, было, Андрей.

Но я его остановил:

- Полетели! Не до выбора сейчас!

Возле вертолёта уже кипела работа. В грузовую дверь заносили какие-то бочонки и ящики. Всем руководил начальника тыла авигруппировки полковник Мартынюк.

"Колокольчик" представлял из себя простой вертолёт Ми-8Т, на балочных держателях которого, вместо блоков НУРС были смонтированы рупоры-громкоговорители, точно напоминающие громкоговорители времён Великой Отечественной войны. Грузовая кабина на половину была занята этажерками с радиооборудованием и усилителями. В Чечне его применяли как агитационное средство, для того чтобы вести трансляцию увещевательных «бесед» и призывов к бандитам, сложить оружие. Но чаще мы, просто, на высоте 2000 метров, врубали на всю мощь какие-нибудь песни, чаще всего из репертуара «Сектора Газа» или «Любэ», и на всю Чечню разливалось: - «Комбат-батяня, батяня-комбат…» или «Всё зае….»!

Своим обшарпанным видом он совсем не напоминал боевую машину, и выглядел как "гадкий утёнок" среди своих собратьев - мощных "МТ-шек", стоящих рядом.

На топливном баке, по-хозяйски, примостился Игорь Царек, бортовой техник из магдагачинского вертолётного полка, заправляя машину.

По его виду было видно, что он был полностью доволен своим "колокольчиком", и не оглядывался на своих коллег с завистью.

Порядочнейший мужик, опытнейший техник. Он знал, что и на такой машине можно приносить большую пользу.

Со знанием дела он буквально вылизывал свою машину!

Таких "бортачей" было мало. Их мы называли "золотые ручки", и готовы были носить на руках!

Ничего не требующие, тихо делающие своё нелёгкое дело. И всегда на таких вертолётах мы летали не оглядываясь, в полной уверенности, что такая машина не подведёт!

Закончив заправку и бойко спрыгнув с вертолёта, Игорь подошёл ко мне.

- Командир! Летим в Прохладный? Там техники просятся с нами, семь человек. Устали неимоверно, хотят отдохнуть, на рынок сходить, и если будет возможность, позвонить домой - с мольбой в глазах произнес он.

- Сколько груза? - спросил я.

- Около 500 килограмм.

- Плюс семь техников, четыре бойца на загрузку-разгрузку, и стопудовый нач.тыла. М-мда! Под "жвак"! - только произнес я. Ладно, давай грузи. Мужикам и вправду надо дать отдохнуть! Как движки?

- Ну, как? Как и у всех "тэшек"! «Полудрова»!

Я почесал затылок, ласково погладил обшарпанный дюралевый борт.

- Что ж делать! - развёл я руками - "Бум посмотреть", на равнине как-нибудь выкрутимся.

Рядом уже стоял, переминаясь, с ноги на ногу, полковник Мартынюк, слушая наш диалог.

- Товарищ майор! Нам ещё оттуда груз надо забрать, около полутора тонн.

- Это груз! А это люди! - только ответил я.

- Но вам поставлена задача ....

- Я знаю, какая задача мне поставлена! - прервал я его, - И решение принимать мне! Всё, всем на борт. Запускаемся!

Я всегда относился с недоверием к высокопоставленным тыловикам, даже на войне успевающим решать свои проблемы. Поэтому, к счастью, у меня всегда было чёткое мнение, как и в пользу кого, принимать решения.

Андрей Васьковский уже расстелил в пилотской кабине, с карандашом в зубах, полётную карту, что-то прикидывая в штурманском отношении.

Царек суетился у бортовых розеток, подключая провода электропитания, для запуска двигателей. В грузовой кабине, как цыплята на жёрдочке, с преданностью в глазах, сидели и смотрели на меня техники эскадрильи.

Я улыбнулся им, и приветливо кивнув, зашёл в кабину, устраиваясь на своё рабочее место.

- От винтов! - подал команду, - Запуск!

Запустившись и прогрев двигатели, мы вырулили на "взлётку". Плавно оторвав машину и набрав вертикально двадцать метров высоты, я убедился, что машина послушно тянет вверх.

- 711-ть! Борт порядок. К взлёту готов!

- 711-тый! Взлетайте - послышался в шлемофонах голос руководителя полётов подполковника Цибаева. - Привезите чего-нибудь вкусненького.

- Понял 711-ть! Постараемся!

К подполковнику Цибаеву все относились с огромным уважением. Тоже успевший повоевать в Афгане, и имея огромнейший опыт, он всегда излучал какую то приятную жизненную энергию. Спокойный "как танк"! Всегда чисто и опрятно одетый, с лицом интеллигента, он напоминал офицера старой царской армии.

Его тонкая, творческая душа, выплёскивалась в красивейших стихах и песнях, которые он писал. Посвящая их боевым товарищам, пилотам, техникам, простой пехоте, жёнам и детям, и просто окружающей его, порой нелёгкой, обстановке.

Полёт прошёл относительно спокойно.

По указанию полковника Мартынюка мы подсели на какие то военные склады, на окраине Прохладого и, не выключая двигателей, выгрузили пустые ящики и бочки.

- Так. Теперь нам надо перелететь на площадку чуть западней этой, сказал Мартынюк, и указал рукой в сторону предполагаемого перелёта.

- Далеко? - спросил я.

- Да пол километра.

- Ну и нахрена туда лететь? А сюда нельзя привезти? Площадка хорошая, подходы ровные.

-Ну-уу... - замялся полковник.

- Что? Опять что-то шмекерское?

- Да так, слегка! - покрутил он руками.

- Ладно! Полетели.

Произведя взлёт, я сразу начал искать указанную площадку, но ничего кроме оврага и деревьев не увидел.

- Вот здесь - показал вниз, прямо под вертолёт, Мартынюк.

Я сначала посмотрел на него, потом на землю. Кроме небольшого пятачка, огороженного бетонным забором, высотой метра два, там ничего не было.

- И Вы предлагаете мне туда умоститься? - удивился я.

- Ну, давай попробуем, раньше мы уже туда садись.

Я вздохнул, пожал плечами:

- Ну, давай попробуем.

На площадку зашли ровненько, вертолёт был ещё не загружен.

Сели в периметр, ограждённый забором. Площадка была метров пятьдесят на тридцать, вполне сносная. И всё бы хорошо, если б мы не прилетели на простой "тэшке", и её еще предстояло загрузить "под самую завязку", да плюс 15 пассажиров.

Я осмотрел возможные направления взлёта с неё, но ничего хорошего не обнаружил.

Кроме здоровенного бетонного забора, высоких стенок оврага, густо заросшего деревьями и кустарником.

- М-мда! - радости мало! Ладно, загрузимся, а там посмотрим. Может, перелетим на соседнюю площадку без пассажиров, а уж там взлететь можно без проблем. Ну а пока надо сгонять в Прохладый, отдохнуть да посмотреть прелести мирной жизни. Да и у тебя, Андрюх, кажись там родственники?

- Точно так! Давай, помчались быстрее, нам ещё их надо найти будет. Кстати, "тундра" ты дальневосточная! Вон растёт шелковица, о которой я тебе рассказывал.

Мы подошли к большому дереву, которое было обильно покрыто красивыми продолговатыми ягодами, больше похожими на нашу дальневосточную жимолость.

Андрей не успел даже рта раскрыть, как я уже рвал их обеими руками и запихивал в рот.

- Стой! Ну, ты точно "тундра"! Её так не едят. Теперь посмотри на себя!

Я взглянул на свои руки, провёл ладонью по рту.

На них остался иссине-фиолетовый коллер настоящих чернил, и я теперь стоял как школяр начальных классов, сжевавший чернильную пасту, в несмываемом "боевом" раскрасе.

Окружавшие меня сослуживцы, отвернувшись, цыкали в кулак, и только Андрюха испытывал полное удовлетворение, как настоящий хохол, радующийся нелепой выходке "москаля".

- Хорош ржать! Кони! Я с вами потом расквитаюсь. Всё! Все вон в ту машину – указал я на крытый "ЗИЛок", возле которого уже суетился Мартынюк и наш начальник продовольственного склада, выгружая какие то коробки.

Прохладный встретил нас оглушительной тишиной!

Везде шла размеренная спокойная жизнь. По дорогам не спеша, ходили люди. Без оружия, со светлыми лицами, с улыбками на лице. И, завидев нас, они несколько удивлялись - "откуда взялось это разномастное, вооруженное "до-зубов", грязное и обросшее войско".

Нам, по началу, и самим было как-то неудобно, потому что мы на самом деле выглядели как бандюги с большой дороги.

С автоматами наперевес, в набитых полностью "разгрузках", в пыльных комбезах и рваных китайских тапочках, да ещё и с трёхдневной щетиной и красными, от "недосыпа" глазами. Эдакие "аля-басаевцы" в Будёновске, образца 1995 года.

Но зайдя на городской рынок и выпив там по кружке холоднюшего пива, заев её медовыми дыньками, нам стало всё как-то "по-барабану", и мы просто стали наслаждаться МИРОМ, не обращая ни на кого внимания.

Наполнив свои желудки и утолив жажду, попутно накупив всякой "мыльно-пузырной" всячины, мы не спеша, направились в междугородний переговорный пункт, чтобы позвонить домой. Все были в приподнятом настроении, ожидая связи с любимыми и близкими, в надежде дать о себе весточку.

Я заказал переговоры с Волочаевкой, т.к. дозвониться до Гаровки было невозможно. Но, прождав 30 минут, услышал сообщение оператора, что с данным пунктом нет связи.

Сердце защемило.

- Девушка-девушка! Подождите! Не рассоединяйте. Попросите у "хабаровска" коммутатор отделения железной дороги. Я попробую их уговорить!

В тесной душной кабинке, залепленной жвачкой и исписанной местными знатоками "фольклором", с кучей шелухи от семечек на полу, я стоял в ней как пред вратами в рай, обливаясь потом, сжимая потной рукой драгоценную телефонную трубку, прислушиваясь к шороху и треску на том конце провода, с глазами голодного пса, ожидающего смачную кость.

- Слушаю "седьмая"! - услышал я дорогой слуху, распевный голос хабаровской телефонистки.

Меня как током ударило.

- Девушка-девушка! - почему-то закричал я в трубку. - Девушка! Я с Чечни! Соедините меня с Волочаевкой! Прошу вас!

На том конце возникла секундная заминка, которая показалась мне тогда вечностью.

- Минуточку! Сейчас попробую! А что нужно в Волочаевке?

- Да я сам-сам..! - продолжал кричать я в трубку.

На меня смотрели улыбающиеся лица моих сочувствующих боевых друзей и недоумённые глаза операторов телеграфа.

В трубке послышался шорох, а затем отчётливый голос:

- Слушаю "пятая"!

Я аж подскочил в кабинке, услышав родной голос, дорогой моему сердцу Валюши Белюкявичуне. Которая не раз помогала мне, абсолютно бескорыстно, соединяться со своими друзьями, раскиданными по необъятным просторам нашей матушки-России.

- Валюшка! Милая! Это я!

Она тоже сразу меня узнала.

- Стас! Я тебя слышу! Тебе маму?

- Да-да! Валенька! Давай её найдём!

Прошло ещё несколько секунд и, на том конце, послышался сдавленный голос мамы:

- Сынок.....

- Мам! Мам....! Я живой!

Всё!......... Я уже ничего не мог говорить. Слёзы градом сыпались из моих глаз, а на другом конце провода, в два голоса ревели две бабы!

Так мы и сидели, общаясь навзрыд, при помощи только своих любящих сердец и мыслей.

Андрюха вернул меня из небытия.

- Пошли Стас, пошли.

В трубке уже давно говорил голос:

- Ваше время закончилось!

Я медленно положил её на телефон и на ватных ногах вышел из кабинки, вытирая ладонью слёзы.

- Пошли. Нам ещё надо моих родственников найти, времени мало.

Через час мы очень быстро нашли указанный адрес и Андрюха смог увидеться со своими дядькой и тёткой.

Поговорив немного, сфотографировавшись на память, мы засобирались назад. Пора было возвращаться. Машина уже ждала нас.

Выезжая из Прохладого, проскочили мимо красивой православной церкви, с золотистыми куполами, которую я успел заметить ещё с воздуха.

- Эх! Надо было заскочить помолиться, да свечку поставить! - произнёс я, глядя на уплывающие в даль золотые купола.

- Ещё успеешь! Не крайний день живём - ответил Андрей, чувствуя моё настроение.

Вертолёт уже был загружен и возле него медленно прохаживался полковник Мартынюк.

Под фюзеляжем лежали техники, которые не поехали с нами. Жара стояла неимоверная. В тени было градусов 38, солнце стояло в зените, да плюс ещё полный штиль!

Я посмотрел на Игоря Царика.

- Сколько загрузили?

- Да тонны полторы, не меньше!

Я, с тоской, оглядел ещё раз площадку и направление взлёта. Вздохнул.

- Ну, давай попробуем! Не ждать же нам здесь ночи. Может вытянем!

Двигатели, как-то нехотя, запустились, задыхаясь от вязкой жары, вышли на режим.

Я, как можно плавнее, начал отрывать вертолёт от земли. Но он, чуть оторвав колёса, медленно покачиваясь, осел вниз в центре площадки, натужно молотя лопастями по раскаленному воздуху.

Обороты винта медленно поползли вниз, 93, 91, 90...89.

- Э-э! Так не пойдёт! - подумал я.

В принципе я уже ожидал такого исхода. Но надо было что-то предпринимать.

- Так Игорь! Давай сливай с каждого подвесного бака по литров сто керосина.

Он удивлённо посмотрел на меня:

- А куда сливать то?

- Куда-куда! В континент! - выругался я.

Он проворно выскочил из вертолёта, и через минут пять вернулся.

Андрюха крутанул галетником топливомера, что-то посчитал, и посмотрев на меня, кивнул головой.

- Ну, давай ещё раз! - вновь я медленно потянул "шаг-газ" вверх.

Вертолёт уже энергичней оторвал колёса и набрал высоту метра два. Стрелка оборотов несущего винта опять медленно поплыла вниз, а вместе с ней, покачиваясь, осел и вертолёт.

- Андрюха! Посчитай сколько нам надо до Ханкалы топлива!

- Тонна сто! - быстро произвёл расчёт Андрей.

- Игорь! Бегом ещё по литров сто пятьдесят с каждой бочки.

Царик, также быстро, выскочил из вертолёта и принялся колдовать со сливными кранами.

Всё это время полковник Мартынюк и техники в грузовой кабине недоумённо смотрели в пилотскую кабину, понимая, что ситуация нелёгкая. Я попытался успокаивающе им улыбнуться, но получилось это как-то кисло. Они все сжались на своих местах.

Заскочил Царик и показал большой палец.

Быстро прикинув, что на весь нормальный отрыв мне отведено не больше секунд пяти, за которые я должен успеть набрать высоту, метра три, чтобы перескочить через забор, а затем перевести вертолёт в разгон скорости.

Вспомнив аэродинамику, я подрулил как можно ближе к забору и развернулся вправо, поставив левый борт на курс взлёта.

Зная, что при взлёте левым бортом вперёд, разгружается рулевой винт, и высвободившуюся мощность можно хоть как-то использовать на вращение несущего винта. Но это всё на доли секунд.

Так или иначе, при переводе в разгон скорости неминуема просадка вертолёта вниз. Тем более надо было взлетать только боком, чтобы при просадке не зацепить рулевым винтом за забор. Но за забором-то были деревья и кусты. А взлетать было надо, жара не спадала, и могла только ещё усилиться.

Понимая всё это, я перекрестился. Все замерли.

Чуть более энергичней оторвав вертолёт и набрав высоту метров пять, я резко отдал ручку управления влево. Вертолёт как то нехотя, но послушно накренившись влево, потянул через забор. И как только брюхо вертолёта проплыло в нескольких десятках сантиметров от его верхушки, вертолёт начал оседать вниз. Стрелка оборотов винта поплыла вниз и замерла на 87 процентах.

Лопасти натужно шелестя "встали тюльпанчиком"!

- Всё! Медлить нельзя! Весь запас мощности исчерпан! - пронеслось в голове - Главное перескочили через забор!

Плавненько доворачивая «нос» на курс взлёта и, стараясь как можно меньше дёргать рычагами управления, я дал возможность вертолёту самому выскребаться из столь сложной ситуации.

Вертолёт, осев на кусты, шурша по ним брюхом, медленно начал разгонять скорость, и ещё более медленно отходить от земли. И как только он набрал нормальную скорость и послушно стал набирать высоту, все откинулись на спинки кресел. Обороты восстановились и винт, уже привычно гудя, потащил нас вверх.

- Фу-у! Взлетели! - выдохнул я и оглянулся в грузовую кабину.

На меня смотрели десятки изумлённых глаз, в которых читалась только одна мысль:

- Ну, вы вертолётчики и ИДИОТЫ!

Я улыбнулся и, подмигнув им, помчал всю эту братию назад, в Ханкалу.

Дальнейший полёт прошел спокойно.

Проскочили Моздок, поблагодарив за управление и пожелав спокойного дня руководителю полётов его аэродрома. Затем "нырнули" в русло Терека и пошли вдоль его вихляющих берегов на восток, стараясь как можно реже подниматься выше их.

Хоть и население станиц, обильно облепивших берега Терека, в большинстве своём было мирным, но останки сгоревшей боевой техники, лежащей вдоль дорог, подсказывали, что осторожность здесь не помешала бы.

Показался «надтеречный» хребет и, ещё через несколько минут, перевалив его, мы опять нырнули в густой смрад намешанного в воздухе дыма и пыли. Проскочив над полосой аэропорта "Северный Грозный" мы немного расслабились и через несколько минут произвели посадку в Ханкале.

Выйдя из кабины, я подошел к Мартынюку, и улыбка растянулась на моём лице. Вечно красное и оплывшее его лицо сейчас было белым как мел.

- Ну, ты из меня всю душу вытряс!- только и произнес он.

- Ничего-ничего! "Не всё скоту масленица"! В следующий раз будете выбирать, с кем летать.

И я, чтобы не расхохотаться, развернулся и быстро пошел на КП. Надо было ещё доложить о выполнении задания, раздать заказанные покупки своим мужичкам, да заскочить опять,"на поклон", к начальнику объективного контроля, чтобы тот не поднимал шум по поводу "упавших оборотов несущего винта".

Утро 13-го июля также выдалось знойным. После завтрака все быстренько получили задачи и разлетелись во все уголки самопровозглашенной Ичкерии.

Нашему экипажу досталась задача быть вертолётом прикрытия и поисково-спасательного обеспечения пары Ми-24-ых, которые вылетели на "свободную охоту" в район Шали-Сарые Атаги.

Ведущим группы был полковник Угнивой Юрий Тихонович. Лётчик "от Бога"! Прошедший не один Афган, инспектор-лётчик отдела боевой подготовки авиации Округа. Человек крутого нрава, но в меру жёсткий и ещё более справедливый.

Такие его качества вызывали огромное уважение со стороны лётчиков. И мы, "за глаза", называли его по простому - "Тихоныч".

Взлет произвели группой и сразу "упали на предел" (предельно-малая высота).

В район "охоты" пришли через 10 минут. Я всё время старался держаться за группой, повторяя все их замысловатые кульбиты по огибанию складок рельефа, линий электропередач и лесных массивов.

Но "двадцатьчетвёрки" были намного манёвренней нашей "МТ-шки", и мне пришлось, чуть оттянувшись, идти на высоте метров пятнадцать. Тем более с такой высоты было немного удобней наблюдать за группой и наземной обстановкой вокруг.

Ведь, при обстреле и повреждении одного из вертолётов, я должен был мгновенно, "сходу", зайти на посадку и забрать экипаж. Счёт времени в такой ситуации шел бы на секунды.

Точной задачи "двадцатьчетвёртых" я не знал, и только обеспечивал их прикрытие в заданном районе.

Проскочили небольшое поле с высокой травой, на котором одиноко косил траву старый чеченец.

"Двадцатьчетвёрки" заложили крутой вираж. Я старался не отставать. И буквально через несколько секунд после разворота увидел, как ведущий сделал залп НУРСами прямо у старика над головой и начал выполнять резкий отворот от цели, что бы не попасть в зону разлёта осколков собственных ракет.

Огромный столб огня рванулся ввысь перед опушкой леса, в нескольких сотнях метров от него.

Когда мы проскочили над уничтоженной целью, я увидел, что это были две больших, хорошо замаскированных бочки.

Теперь я понял задачу "горбатых". Их целью были нефтеперерабатывающие "минизаводики", если конечно их так можно было назвать. По всей низменной территории Чечни таких "заводиков-самоваров " было тысячи. На них местное население делало дешевый бензин, и это было на руку боевикам, так как для них практически не существовало проблемы с топливом по всей территории Чечни. Нефть в этих местах выходила буквально на поверхность, и то тут, то там были видны чёрные пятна растекающейся нефти. Поистине богатейшая земля!

Несколько мгновений, и очередной столб огня рванулся ввысь в другом месте. И что самое интересное, старик, косивший траву, даже не поднял головы, а продолжал так же размеренно взмахивать косой, как будто для него эта ситуация была привычным делом!

"Двадцатьчетвёрки" крутили резкие виражи и наносили удар за ударом. Я еле успевал за ними.

Наверное, это понял Тихоныч.

- 711-тый! Набирай над нами тысячу метров, прикрывай с этой высоты.

- 711-тый понял! - ответил я, и, задрав нос машины, полез на высоту.

Через несколько минут мы набрали тысячу метров, и оглядевшись, стали искать свою прикрываемую группу, но "двадцатьчетвёрок" нигде не было! Холодок у меня пробежал по спине:

- Мать твою... неужели потеряли! Андрюха! Где "горбатые"? - выкрикнул я.

Андрей неистово крутил головой, осматривая пространство, но ничего не мог увидеть, как, впрочем, и я.

Несколько минут мы до боли в глазах всматривались в лежащую внизу поверхность, крутили вираж за виражом, но "двадцатьчетвёрок" не было!

Тут бортовой техник вскинул руку и показал совсем в другую сторону от той, где мы искали группу.

Столб пламени и пыли взметнулся огненным шариком вверх и, в километре от него, мы увидели тонкие, хищные тела "двадцатьчетвёрок".

За то время, что мы набирали высоту, группа развернулась на 180 градусов, и рванула в сторону Гехи-чу и пролетела около 10 километров. Поэтому мы её и потеряли.

- Так! Всё! Смотрим "в оба"!

Пилотируя вертолёт только на чувствах, не глядя на приборы, мы стали наблюдать за маленькими "шмелями", носящимися внизу. А они и впрямь как "шмели" носились над одним местом, нанося удар за ударом.

- Командир! Смотри! По нам кто-то "работает"- сказал Андрей, показывая на яркие вспышки внизу и тонкую вереницу трассеров, мчащихся в сторону нашего вертолёта. Но высота была достаточной, чтобы выполнить противострелковый манёвр. Так что большой опасности этот обстрел для нас не представлял. Хуже было паре, которую мы прикрывали.

Только спустя три года после этих событий я узнал очень неприятную хронологию тех минут, которые развивались там, внизу, на маленькой опушке леса, над которой работала пара "охотников".

Я позволю себе некоторое отступление от тех событий. Об этом, считаю, обязательно надо рассказать, чтобы ты, читатель, понял, как всё происходило тогда на ТОЙ войне!

11 декабря 1999 года. Город Хабаровск. Небольшой, уютный ресторанчик. Мы, ветераны, только что, кажется тогда, закончившейся войны, собрались отметить пятую годовщину начала тех страшных событий, которые развязали наши "горе-политики", помянуть наших мальчишек.

В маленьком, уютном зальчике, за столиками собрались представители всех родов войск, которым привелось в те годы быть перепаханными в тех жерновах, задачей которых было, так называемое, "наведение Конституционного порядка".

Как сейчас, помню ту гнетущую атмосферу! Когда за одними столиками сидели искалеченные, обожжённые, изуродованные мальчишки, без рук, без ног, без глаз, а напротив сидели матери, отцы, жёны, сёстры и дети тех мальчишек, которые вообще не вернулись оттуда. Никто тогда не мог поднять даже глаз, чтобы взглянуть друг на друга. Почти все сидели тогда со слезами на глазах.

Только после нескольких рюмок боль притупилась, и мы хоть как то начали общаться, вспоминать те события.

Рядом со мной сидел молодой, смугловатый майор, в форме СПЕЦНАЗовца МВД. На нагрудном шевроне его кителя, большими буквами было написано - "СОБР".

Он как то из под лобья, краем глаза, рассматривал меня. Потом молча взял бутылку водки, налил мне и себе полные рюмки. Затем, взяв свою, и подняв, повернулся ко мне, теперь уже пристально глядя в глаза.

- Юра... Юра Каримбетов! Вертолётчик?

Я молча кивнул и, взяв свою рюмку, не чокаясь, выпил.

- Пойдём, перекурим! - продолжил он.

- Пошли!

В фойе ресторана мы долго стояли молча, жадно куря свои сигареты.

Юра начал первым.

- Где был? Когда?

- Ханкала. Июль - сентябрь 1996 года.

Он кивнул.

- И мы тогда же!

Потом, помолчав, продолжил с какой то горечью в голосе.

- Ваши вертолётчики тогда нам здорово "насолили". Мы тогда выполняли разведку, и нас обнаружили «боевички» и начали обстрел. По указанию авианаводчика навели пару "двадцатьчетвёрок", которая работала в этом районе на эту группу «боевичков», которая не давала нам пройти по запланированному маршруту. Но этот авианаводчик дал экипажам неправильный курс захода и атаки, и когда мы увидели, что пара заходит в атаку прямо на нас, у меня ноги стали ватными! Я в доли секунды понял, что сейчас произойдет. Раздумывать было некогда, успел только крикнуть своей группе: "Бегом! Рвём отсюда!". Впереди было минное поле, по нему то мы и "рванули"! Чечены тоже замерли в ожидании. Видя всю складывающуюся ситуацию, они даже не открыли по нам огонь, а ждали, когда мы начнём рваться на минном поле.

А мы, как говорится, бежали "впереди штанов своих" и, то ли Господь нас пронёс по этому полю, то ли мы оказались обезбашенными везунчиками, но это минное поле мы "пролетели" за доли секунды и оказались в безопасном месте как от своих, так и от чеченов.

Тут же всё стало рваться вокруг, НУРСы попали аккурат в то место, где мы находились.

У меня волосы встали дыбом от мысли, что бы произошло, тормозни мы хотя бы на доли секунды.

Я с волнением выслушал Юру, а потом честно признался, что это были мы, и попытался объяснить ту ситуацию.

Но он в ответ только улыбнулся и сказал:

- Да ладно, на войне всякое бывает, нам просто тогда о-очень повезло! Благодаря чему я и стою сейчас перед тобой. А кто был ведущим группы "двадцатьчетвёрок"?

- Юра! Зачем тебе это?

- Да так, просто!

- Ты знаешь? Честно говоря, я не хочу об этом говорить! Ведь, всё же, это наша вина, ну или пускай, вашего авианаводчика! Какая разница! Давай оставим всё так....

Я не стал говорить о Тихоныче!

Он не должен был знать, что после этой, очередной его войны, у этого первоклассного лётчика не выдержало сердце и он умер прямо на работе.....

Работу закончили через пятнадцать минут. Пара, быстро развернувшись, помчалась в сторону Ханкалы.

-711-й! Снижайся, пристраивайся к нам. На сегодня конец, идём на "точку"- услышал я в наушниках голос Тихоныча.

- Понял 711-й, выполняю.

После посадки я подошел к Алексею Бармину, тоже своему однокашнику, который был в этом полёте ведомым у Тихоныча.

- Лёх! Ну и чего вы там "накрошили"?

Но он только махнул рукой развернулся и пошёл в палатку. Весь комбинезон его был мокрый от пота. Стало всё понятно! Ответ был исчерпывающим.

На три дня наступило затишье. Во всяком случае, для моего экипажа.

Мы с Андрюхой успели отстирать от соли и пыли свои комбезы, привести в порядок свои мысли, черкнуть пару строк домой. Тем более, что в это время в Чечню приехала Валентина Васильевна Решёткина, председатель комитета солдатских матерей Хабаровского края, которая жила вместе с нами в Гаровке, и которая пообещала доставить наши письма прямо до адресатов.

С собой она привезла несколько мамочек, которые приехали в Чечню, попытаться вызволить своих мальчишек из плена, или найти хотя бы то, что от них осталось.

Страшно было смотреть на их почерневшие от горя лица!

Некоторым со временем повезло. Они нашли своих живых сыновей и всеми правдами и неправдами вызволили из плена.

Как то мне даже пришлось их везти из Ханкалы во Владикавказ.

Сидя уже в вертолёте, эти, не ко времени, постаревшие женщины, крепко держали своих, не менее постаревших и измождённых, сыновей, как будто их кто-то мог у них забрать обратно. Так они и летели всю дорогу, крепко держа друг друга за руки.

Вообще, на ТОЙ войне, я впервые увидел то СТРАШНОЕ преображение ещё недавних молодых юнцов, которых только что оторвали от мамкиной груди и вытащили из-за школьной парты и, не обучив ничему, да и даже толком не вооружив, отправили в самое пекло!

Страшно было смотреть на этих холёных, румяных пацанов, наигравшихся в компьютерную "войнушку", которых я вёз для десантирования в горы, и которые бравировали друг перед другом, явно не понимая, куда же их всё же везут, со словами:

- Да мы им сейчас все яй... поотрезаем...!

А через два-три часа после высадки они уже орали благим матом, по радио, с тех гор:

- Заберите нас отсюда! - насмотревшись, как на их глазах разрывало в клочья их друзей, и пули там летали настоящие, и нельзя было нажать "Ctrl Delete".

И спустя некоторое время, я уже оттуда забирал седых, с обезумевшими глазами, молодых стариков, в прямом смысле этих слов!

Утро 16-го июля начиналось всё в том же ритме.

В 5.30 подъём. Быстренько умылись, схватили свои АКСу, и бегом, в уже поджидавшие нас грузовики.

И опять всё та же пятнадцатиминутная "кишкотряска" до аэродрома!

По сути дела, при такой концентрации войск, дорог в Ханкале практически не было. Просто "направления"!

Пока "ехали" до аэродрома, наш "Урал", с дырявым тентом, то и дело увязал в лужах, полуметровой глубины, наполненных сметанообразной смесью глины, пыли, и... ещё Бог знает чего!

Пешком там пройти было просто невозможно!

Когда "водиле" совсем уж было "невмоготу", он просто прорывался через чистенькое расположение какого-нибудь автопарка или между палаток, обильно уставленных вокруг авиабазы. Но никто и не обижался. Все знали... вертолетчики едут работать.

Ну а на аэродроме всё тот же ритм. Быстрый завтрак из холодной, и уже опостылевшей, гречки с тушёнкой, стакан полусладкой воды, похожей на чай, в прикуску с сырым, недопечённым хлебом, больше похожим на простое тесто, и бегом на постановку задач!

Начиналось очередное утро ВОЙНЫ.

Всё в том же импровизированном классе предполётных указаний экипажам "нарезали" задачи на день. Постепенно просыпался аэродром.

Наши дорогие "технари" готовили для нас наши машины. То тут, то там запускались движки вертолётов. Авиабаза начинала работу.

- Штинов! На КП! - послышалось из диспетчерского домика.

Я подошёл к открытому окну небольшого вагончика, которым и являлось КП авиагруппировки, и стал ждать указаний.

Через несколько минут подошёл Юрий Николаевич Чебыкин.

- Так, Стас! У тебя сегодня особая задача! Наши "заменьщики" кое-что оставили нам "в наследство", надо будет слетать на разведку. Тебя загрузят бензином и стройматериалами, и ты, с начальником тыла полетишь "полосатым рейсом".

Я удивительно посмотрел на командира.

- Летишь на Каспий, остров Тюлений, там разгружаешься, забираешь груз и домой. И чтобы ни одна ...... тебя не видела и не слышала. В полном режиме радиомолчания. Пограничная зона! Не хватало нам ещё проблем с пограничниками. Весь полёт на твою ответственность, решение принимаешь самостоятельно. Взлёт через тридцать минут, в 18.00 ты на аэродроме. Задача ясна?

- Так точно!

- Свободен!

Я вышел из домика и направился к вертолёту. Возле него уже кипела работа.

Через открытые грузовые створки в него закатывали бочки с бензином и заносили какие то ящики. Рядом стояла группа пилотов и техников с братской эскадрильи Ми-24.

- Борисыч! Возьмёшь нас? Нам заменьщики сказали, что там можно отдохнуть и покупаться. У нас день свободный.

Я опять с грустью посмотрел на обшарпанную, видавшую виды "Т-эшку", потом в полную грузовую кабину, затем на 8 человек лётного состава, прокручивая в голове расчёты - "как же всё это поднять?".

Но глаза пилотов с мольбой, да и слабый кивок бортача, Игорюхи Царика, развеял все сомнения. Да и очередной, недоумённый взгляд полковника Мартынюка, который на этот раз промолчал, добавил резона моим мыслям.

В голове промчалось:

- А вот хренушки тебе "пехота", пилотов я всё равно возьму!

Только в слух произнёс, покачав головой:

- Э-ээ-х! И откуда вы всё знаете? Ладно! По машинам!

Лётчики быстро заскочили на борт, распихав свои организмы в свободные промежутки между грузом.

- От винтов! Запускаемся!

После взлёта, отойдя немного от аэродрома, как и было указанно, мы "упали на предел", если таковой её можно было назвать.

Любой вертолетчик любит полёты на предельно-малой высоте. И сейчас, когда нам была поставлена конкретная задача "не светиться", мы просто "облизывали" континент.

Перескакивая кусты и деревья, ныряя в овраги и ложбинки, мы неслись к Каспийскому морю.

Андрей пальцем вёл по проложенному им маршруту на карте, крутя головой и сверяя его с окружающими ориентирами.

Через 20 минут показалась береговая черта. Каспий был очень красивым!

Его изумрудно-синяя вода переливалась в лучах восходящего Солнца. Мы заскользили на метровой высоте над пенными барашками волн, несясь в открытое море. Теперь была вся надежда на точность прокладки маршрута штурманом, чтобы точно выйти на маленький островок, с красивым названием "Тюлений". Высоту нельзя было набирать, дабы не засветиться яркой точкой на экранах локаторов наших коллег-пограничников.

До боли в глазах мы всматривались в широченный морской горизонт, в поисках узкой полоски земли.

Остров появился неожиданно. Он выступал из воды на высоту, всего лишь, 2 - 3 метра, с минимумом растительности, да и сам небольшой по размеру.

Плавно начав гасить скорость, мы стали подходить к нему с западной стороны. Недалеко от берега стоял небольшой домик с беседкой, вокруг несколько невысоких мачт-антенн, и старый, ржавеющий остов трактора.

Я заложил вираж над домиком в поисках ровной площадки для посадки, но в кабину протиснулся полковник Мартынюк, который всё это время стоял за спиной у борттехника, и рукой показал в сторону северной части островка.

- Нам туда! - послышался его голос через свист турбин.

На узкой прибрежной полоске мы увидели несколько моторных лодок, а рядом с ними несколько человек, размахивающих руками.

Я плавно довернул вертолёт в их сторону и прошел над ними на высоте 5 - 10-ти метров, чтобы определить место для посадки и направление ветра.

Благо на море с определением ветра было всё просто. Белые чёрточки нешироких пенных следов, вытянувшиеся на сотни метров по гребням волны, чётко указывали его направление. А вот с подходящей площадкой было сложнее.

Прибрежная полоса была шириной, всего лишь 5 - 8 метров, затем начинался небольшой уступ, высотой 1.5 - 2 метра, переходящий уже в саму поверхность острова, и который был покрыт густым, низким кустарником. На расстоянии 100 -150-ти метров от берега были небольшие "пятачки" открытой поверхности, на которых и можно было бы сесть. Но Мартынюк заметив мой взгляд, прокричал мне на ухо:

- Нет-нет! Надо садиться ближе к ним! Будем рыбу загружать, а то придётся далеко таскать!

Я с недоумением посмотрел на тыловика.

- Да нам что! В воду садиться?

- Нет! Этой полоски достаточно!

- Во блин! - только подумал я, - этой пехоте невдомёк, что мы не на БТРе, и что наша машина весит 11-ть с половиной тонн, и что весь вес будет держаться на трёх узеньких колёсах шасси, которые, однозначно, увязнут в песке "по самое не хочу"!

Я с горечью покачал головой.

- Ладно! Заходим на посадку. Андрюха! Смотри справа за расстоянием до лопастей. Игорь! Над берегом подвисну, спрыгнешь, будешь смотреть за хвостом и шасси. Главное не увязнуть, и не опустить хвостовую балку.

Я сделал круг над выбранным местом и стал гасить скорость. Уже перед самым зависанием, потоком воздуха с берега начало поднимать пыль, ветки и всяческий хлам, который стал лупить по кабине и остеклению с таким неистовством, что было такое ощущение, будто на нас высыпали несколько тонн сухого гороха.

- Ёлки-палки!- пронеслось в голове - У нас ведь даже нет ПЗУ (пылезащитные устройства двигателей), и два наших "турбопылесоса", натужно свистя, перемалывают сейчас весь этот хлам своими тоненькими лопатками! Главное, чтобы они не "захлебнулись" такой грязью! О-оо-т пехота! Нашёл же место! Хотя, видать, ему всё "по-барабану". Больше не пойду ни на какие его афёры! Только технику гробим!

Царик уже выскочил из вертолёта и, забежав вперёд, присел на корточки, смотря под днище. Затем руками показал, что можно приземляться.

Бедолага! Ему "повезло" не меньше чем его борту. Его также, весь этот хлам, лупил со страшной силой! И как только он поднял большой палец одной руки, другой прикрывая лицо, я вывернул коррекцию и убрал обороты. Шум сразу стих. Движки, охлаждаясь, и обиженно скрежеща турбинами, стали дожидаться окончания этого издевательства.

Игорь, весь взъерошенный, с кучей веток и ракушек в голове, заскочил в кабину и занял своё рабочее место, подготавливая вертолёт к выключению. Охладив турбины, мы выключили движки и откинулись на кресла.

- Игорюха! Ну и как теперь будем взлетать? ПЗУ то нет! Давай-ка осмотри входные устройства. - дал я команду борттехнику.

Царик открыл верхний люк и проворно выскочил наверх, к движкам. Через минуту спустился, и с улыбкой, облегчённо выдохнул:

- Порядок командир! Наши отечественные движки - САМЫЕ НЕУБИВАЕМЫЕ движки в мире, хоть и прожорливые. И как видно - "едят" не только керосин.

- Ладно скалиться! Ещё взлететь надо. А то вон "тыл" уже непомерные планы строит.- указал я на Мартынюка, который уже общался, размахивая руками, с подошедшими бородатыми рыбаками.

- Во-оо! И здесь чечены! - произнёс Андрюха, - показывая на них пальцем.

- Это не чечены! Дагестанцы, - ответил из грузовой кабины прапорщик - нач.прод, которого мы взяли с собой, волочащий какую то коробку к выходу.

- Да-аа! Хрен редьки не слаще! - ответил Андрей.

- Ладно, всё! Выгружаемся! - и я устало стал пробираться к выходу.

Пилоты с братской эскадрильи, как малые дети, скидывая с себя на ходу одежду, уже мчались в море. Их лица в эти мгновения выражали такую радость и блаженство, что мне в пору было думать о себе как об ангеле-спасителе.

Море! Красивое лазурное море! Это было как в сказке!

Буквально в 30 - 40 минутах лёта отсюда шла страшнейшая война! А здесь....

Здесь был МИР! Тишина и покой. Здоровые мужики, "скинули" с себя все "оковы" и, как дети, резвились в прибрежном прибое. Мягкий шелест волн просто убаюкивал. Я прилёг на берегу и, расслабившись, стал наблюдать за этой неестественной, шокирующей картиной. Мягко грело солнышко, нежно шептали волны. Веки, налившись тяжестью, закрылись сами собою... Я снова был дома!

Такой же тихий и нежный прибой Японского моря. Бухта "Ливадия". Плотно уставленный палатками отдыхающих "дикарями"  берег, разномастная музыка со всех сторон, запах костра и шашлыков, нежные объятья деток....

- Пап! Пойдём искупаемся! Ну, па-а-ап! Вставай! Море такое классное... - сын Артёмка тряс меня за плечо.

Как не хотелось открывать глаза, а лишь томно лежать под тёплым солнышком на мягком песке... Тишина!

Я медленно открыл глаза....

- Стас! Вставай! Всё проспишь! - смотрел на меня Андрюха, тряся за плечо.

Всё резко оборвалось... Я снова был там, в чужой сторонушке.

Что-то больно впилось в щёку. Я провёл по лицу рукой, и в ладони осталась маленькая, практически незаметная ракушка. Перевернувшись на живот, я стал рассматривать песок.

И тут, приглядевшись, я понял! А песка то здесь не было вообще! Весь остров был усыпан очень мелкой ракушкой, он буквально состоял из неё.

- Так вот что мы перемалывали движками!

За то время, что я дремал, к берегу пристали несколько лодок, заполненных доверху рыбой.

Чего там только не было! И огромных размеров белуга, и каспийский красавец осётр, и другая различная мелочь, размером с нашу дальневосточную кету.

Рыбачки, а попросту браконьеры, проворно суетились у лодок, выгружая всё это на берег. Не менее проворно возле них суетился "наш тыл". Мы с интересом наблюдали за всем этим, а затем, взяв фотоаппараты, решили сфотографироваться на фоне этой красоты. Рыбачков, завидевших фотоаппараты, как ветром сдуло! Только один из них остался, объяснив, что его "коллеги" не хотят "засветиться"! Оно и понятно! За такой браконьерский вылов редчайших видов рыбы грозил огромный срок! Мы тоже понимали, что в случае чего, мы бы "автоматом" перешли в разряд соучастников.

Так вот почему "заменьшики" называли такие рейсы "полосатыми", а не с созвучным известным комедийным фильмом!

Нач.тыла быстро произвёл свои "математические" операции и рыбачки быстро стали перетаскивать часть улова в вертолёт. Ну а мы продолжали наслаждаться, по случаю, выдавшимся нам отдыхом. Солнце, быстро проскочив зенит, начинало катиться к закату. Пора было собираться в обратную дорогу.

Внимательно осмотрев берег вокруг вертолёта, убрав ветки и мелкий мусор, который мог бы попасть при взлёте во входные устройства двигателей, мы заняли свои места.

- Ну что Игорь! Попробуем взлететь? Андрюх! Ты хоть прикинул взлётный вес? - обратился я к экипажу.

- Ну-у, где-т около максимального "взлётного"! - почесал затылок "бортач".

- Ладно! Препятствий нет! Плюс хороший, без порывов левый боковой ветерок. Все условия для нормального взлёта! Только вот впереди одно море, и при глубокой просадке машины, продолжать нам "водные процедуры" - вслух подумал я.

- Прорвёмся командир! - ответил Игорь, - машина надёжная. Отвечаю!

- Запускаемся! Взлетаем!

Рыбачки, наверное, не один раз видевшие такие взлёты "на пределе", предусмотрительно отошли на приличное расстояние, став с интересом наблюдать, как же мы выкарабкаемся из такой ситуации. Но я уже знал, что делать.

Запустившись и прогрев силовые установки, помня, что на весь этап взлёта у меня будет максимум 1 минута, все мои рассчитанные действия выстроились в цепочку. Мысли чётко проиграли предстоящий взлёт.

- Та-а-ак! После ввода коррекции, и выхода на взлётный режим - как можно меньше быть в "воздушной подушке"! Мелкие ракушки, засасываемые двигателями, будут работать как абразив, оставляя неизлечимые ранки на лопатках компрессоров, а там и до "помпажа" недалеко. Значит - отрыв на максимально возможную высоту! Пускай, даже и потеряем обороты несущего винта. Затем - левая педаль вперёд, левым бортом на ветер, разгружая рулевой винт и прибавляя тяги "несущему", выигрыш 5 - 10 секунд! Должно хватить! Главное, чтобы "просадка" вертолёта была не слишком сильной, чтобы не зацепить колёсами вершинки волн, тогда может возникнуть приличный опрокидывающий "момент".

- Ну-у, поехали! Я, более энергичней, потянул "Шаг-Газ".

Вертолёт послушно оторвал колёса и взмыл на высоту десять метров. Знакомый, барабанящий звук ракушечника по кабине, левая педаль "вперёд"!

Вертолёт плавно завалившись на левый борт, с небольшим снижением, заскользил по намеченной траектории. Стрелка оборотов несущего винта резко поползла вниз - "93",... "90",..."89",..."87"! Замерла!

Машина трясясь, как в агонии, со снижением, продолжала увеличивать скорость!

- Теперь пора! "Нос" на курс взлёта! Не дёргать управление! Вода совсем близко!

Машина, ещё немного "просев", дёрнулась, и прыгнула вверх, как будто ей кто-то дал хорошего "пендаля под зад". Винт натужно потянул всю эту массу в высоту!

- Всё! Взлетели! - практически одновременно выдохнул экипаж.

Мы сделали прощальный круг над нашим биваком, покачав бортами махавшим снизу рыбакам, развернулись на юго-запад и, снизившись на ПМВ, помчались, "облизывая" брюхом волны, домой.

Остальное время полёта прошло спокойно. Преодолев водное пространство, мы выскочили на землю, и всё так же, ныряя в ложбинки, перепрыгивая через лесополосы, долетели до аэродрома.

Сразу после посадки и заруливания к вертолёту прибыл Чебыкин.

Винты ещё не успели остановиться, как он, подойдя к борту, открыл сдвижную дверь в грузовую кабину и заглянул внутрь.

- Мм-да-аа! В трамвае, в "час пик" и то посвободней! Стас! Всем "отдохнувшим", в том числе и вам, оказать помощь в разгрузке вертолёта, и на отдых! За полёт отчитаешься завтра.

Следующие два дня, 17, 18 июля прошли относительно спокойно. По указанию генерала Самарина, мы с Андреем выполняли "каботажные" рейсы по равнине. 17 июля, опять же с полковником Мартынюком, мы слетали в Прохладный, но теперь только туда и обратно. Не стал я рисковать и брать с собой много людей. Полёт выполняли всё на том же "колокольчике". Основная задача - доставка продовольствия для авиагруппировки.

18 июля слетали на о. Тюлений, опять за рыбой. Только теперь мы её доставили во Владикавказ. По пути туда, над Ингушетией, со стороны северо-западной окраины посёлка Карабулак нас опять обстреляли из стрелкового оружия. Но высота была большой, и этот обстрел не причинил нам никакого вреда.

Посадку произвели, на берег русла реки Гизельдон, на западной окраине посёлка Гизель, недалеко от одноимённого аэродрома "Гизель". Пока выгружали вертолёт, нас свозили на обед, в село Новая Саниба.

Первый раз я посмотрел, как живут в осетинских сёлах. Размеры домов конечно впечатляли.

Огромный двор, по периметру закрытый двухэтажными жилым домом и надворными постройками. Стол посредине двора. Немолодая, но красивая хозяйка-осетинка, суетилась вокруг нас, выставляя на стол всевозможные кавказские яства. То было знаменитое кавказское гостеприимство!

Пока мы обедали, детвора этого дома, не выходя во двор, с интересом рассматривала нас из-за полуоткрытых дверей. Они, наверное, впервые так близко видели настоящих лётчиков, при полной боевой амуниции, тем более прилетевших из многострадальной Чечни.

Пока мы обедали, хозяин дома, красивый седовласый осетин, не проронил ни слова, изредка перебрасываясь парой фраз с нашим прапорщиком - нач.продом, тоже внимательно рассматривая нас. Когда мы уже уходили, он крепко, по отечески, сжал мою руку и сказал только одну фразу:

- Сынки! Берегите себя! Дай вам Бог удачи и жизни! - и опустил, как маленький ребёнок, глаза.

Утро 19-го началось как обычно. Но теперь Чебыкин первым вызвал меня на постановку задач экипажу.

- Та-аак! Хватит "прохлаждаться"! Работы не в проворот! Сейчас летишь на площадку под Гехи-чу, перевозишь в артиллерийский полк боеприпасы, ну а там тебе поставят дальнейшую задачу.

- Ну слава Богу! - подумал я. И только в слух, с сарказмом, произнес - Что? "немилость" закончилась?

- Ладно зубоскал! Иди, работай. Пока ты на Каспии отдыхал, народ тут с горных площадок не вылезал! - ответил Чебыкин.

- Ну-у конечно! Это была моя личная инициатива!

- Всё! Давай! Выполняй задачу!

Я развернулся и, уже с улыбкой, побежал на стоянку вертолётов. Следом догонял Андрей.

- Ну что? Куда на этот раз? - спросил он, с интересом глядя на моё счастливое лицо.

- Всё Андрюх! Работаем по-боевому! Война так война! Раз уж мы здесь!

Через 15 минут произвели взлёт.

За то время, что мы получали задачу, наш новый "борт", мощную "МТ-шку" уже загрузили ящиками с боеприпасами. Следом взлетела пара "двадцатьчетвёрок" прикрытия, ведущим которой был Лёша Бармин.

Взяв курс на Урус-Мартан мы, на "пределе", заскользили над полями в сторону величественных гор Кавказского хребта.

"Перепрыгивая" через лесопосадки, мы старались облетать стороной населённые пункты, над которыми нам категорически запрещалось пролетать, да и мы сами это понимали, памятуя о том, что практически каждый из которых был опорным пунктом боевиков. Одним таким логовом, из них, был Урус-Мартан, и нам также предстояло его обойти.

"Двадцатьчетвёрки" точь в точь повторяя все наши манёвры, держались в двухстах метрах от нас.

Впереди появилась очередная лесополоса. Я постарался подойти к ней поближе, чтобы потом, взяв энергично ручку управления на себя, "перепрыгнуть" через неё и обратно нырнуть на ПМВ, для обеспечения минимального времени нахождения даже на такой незначительной высоте как 20 метров. Обстрел мог произойти в любую секунду.

Андрюха покрутив карту и сверив с местностью, показал рукой в сторону:

- Доверни чуть левее!

- Да нормально идём.

Но после того, как мы, задрав нос машины, подскочили над лесополосой на 15 - 20 метров, от открывшейся панорамы у меня аж дух перехватило!

Накрытый слабой дымкой, под нами расстилался Урус-Мартан.

Мы выскочили аккурат по его середине, прямо над центральной улицей.

Понимая, что деваться уже некуда, я только толкнул ручку управления вперед, направляя вертолёт как можно ближе к земле и со скольжением уводя его подальше, в сторону от центральной улицы.

Следом, в рассыпную, веером рванула пара прикрытия! В полном режиме радиомолчания, не проронив в эфир ни слова.

Наверное, у них также дыхание спёрло от такой неожиданности!

Вжавшись в кресла и втянув шеи, мы мчались на пятиметровой высоте над огородами, в любую секунду ожидая цокота пуль об нашу "ласточку"! Находящиеся внизу люди бросались врассыпную при виде нашей группы!

Боевики, наверное, тоже не ожидали от нас такой наглости!

Урус-Мартан мы проскочили на максимальной скорости буквально за минуту.

- Я же тебе говорил "левее"! А ты "нормально-нормально"! - перевёл дух Андрюха.

Борт.техник, вжавшись во входную дверь смотрел на нас с укоризной и нескрываемым недоумением.

Прошло ещё несколько секунд, и мы одновременно с Андрюхой расхохотались. Видно сказался стресс и резкий выплеск адреналина в наши организмы.

- Во блин! Эт мы навели шороху в "столице", только одним пролётом! Представляешь какой там сейчас переполох! - продолжал ржать Андрей. - Опять чуть не убил...!

Мне и самому было не по себе.

Я оглянулся назад, глядя в открытый блистер. Пара "двадцатьчетвёрок" быстро пристраивалась в хвост, занимая своё место.

- 711-ть! Больше так не делай! - услышал я по радио голос Алексея.

- Понятно! Постараемся! Они там, наверное, больше нас "в штаны наложили..."!

Через минуту, впереди, на открытом поле появилась, чуть прикрытая слабой дымкой, большая группировка войск. Множество палаток, тяжелой техники, танков, САУшек, БМП.

У небольшой палатки, установленной на более-менее ровном и открытом месте, начал разрастаться оранжевый дым сигнальной шашки, указывающий место посадки и направление ветра.

Мы практически сходу, энергично загасив скорость, примостились недалеко от неё.

Из-за палатки, за нашей посадкой, с интересом наблюдали пехотинцы.

Удивило то, что мы практически не подняли никакой пыли. Объяснение этому мы получили через несколько минут.

Я связался с Алексеем по радио, и сказал, что по команде встречающих выключаюсь для разгрузки борта и получения дальнейшей задачи. Алексей ответил, что принял информацию и, промчавшись низко над местом посадки, приветливо покачав крыльями-пилонами, начал барражировать над группировкой.

После охлаждения и выключения двигателей мы вышли из вертолета. И, как только ступили на коричневатую, покрытую тонким слоем травы землю, наши ноги, обутые в китайские тапочки-кросовки, по щиколотку погрузились во влажную кашеобразную жижу. Первая же попытка вытащить из неё ногу ни к чему не привела. Последующие движения ещё более усугубили наше положение. Было ощущение, что мы стояли в ванне с цементным раствором.

Пехота, наблюдающая за нами из-за палатки, начала потихоньку ржать.

Я сразу понял, что нашей обуви на сегодня пришел "трындец"!

С трудом выдёргивая ноги из коричневой жижи, мы с Андреем направились к палатке, у которой стоял офицер в грязном и замызганном бушлате и высоких резиновых сапогах. Подойдя ближе, я увидел генеральские погоны на его плечах, которые, явно не вписывались в его убогий вид. Но, первые же его слова и движения показали, что перед нами стоял настоящий боевой генерал. Да и два его подчинённых полковника, вышедших из палатки следом, и имеющих почти такой же вид, сразу располагали к себе.

Уставшие, серые лица, покрасневшие глаза, двухдневная щетина, и.... очень чёткая речь и жесты. В их каждом движении чувствовалась уверенность и властность.

Быстро были отданы команды на разгрузку вертолёта и подготовку раненых и пассажиров на обратную дорогу.

С трудом вынимая ноги, и боясь при каждом следующем шаге вытащить уже босые ступни, мы подошли к генералу. Представившись и доложив о прибытии в его распоряжение, я обернулся в сторону Андрея, и представил своего лётчика-штурмана.

Генерал кивнул головой и, еле сдерживая улыбку, осмотрел нас с ног до головы.

Скорей всего мы и сами представляли жалкое зрелище! Наконец и у пехоты появился маленький шансик, в мыслях поглумиться над "небожителями", так редко, по их мнению, видящими такую грязь.

Ну а мы и не стали хвастать не менее глубокими и заквасистыми "полосами препятствий", которые приходилось каждое утро и вечер преодолевать между аэродромом и модулями. Каждому своё!

Генерал указав на приоткрытый полог палатки, пригласил нас войти в неё.

Внутри было темно и сыро. Посредине стоял небольшой стол с расстеленной картой. Сбоку стояли две лавки, на, предусмотрительно постеленных под них, широких досках. Вот и всё наличие пола и мебели. Просто и рационально. Всё говорило о крайней мобильности.

Глядя на этих измученных офицеров, я представил, сколько же им пришлось помесить этой горемычной землицы, выполняя свои задачи и пытаясь всё сделать с минимальными потерями и максимальным эффектом. Но большинство операций в то время говорило о другом. О крайне бездумном, а порой и безрассудном руководстве высших эшелонов власти в Министерствах обороны и Внутренних дел.

Войска применялись нерационально, а порой и бессмысленно! Задачи ставились необдуманные, ничем не подкреплённые, а иногда и преступные. Ну и наши потери вытекали из этого такие же.

Сначала нужно было пойти, не зная куда, захватить или зачистить, ценой огромнейших потерь, не зная что, а потом, с изумлёнными глазами, в ярости сжимая кулаки до хруста в костяшках, выслушивать указания, что сделано это было по ошибке и нужно отступать, а иной раз и вообще без объяснений.

Генерал завис над картой, молча всматриваясь в неё. Затем, после длительной паузы, жестом пригласил меня к столу.

-Майор! Вам необходимо будет взять группу моих офицеров и облететь вот этот район. - он обвёл пальцем обширную местность на карте. Начнёте с Катыр Юрта, затем в Курчалой, и потом высадите их в Шали. Действуете по их указаниям. Ну и ничего лишнего! Задача ясна?

- Так точно! - ответил я, и обернулся к Андрею, кивком головы "спросив" его, ясен ли ему маршрут и район полёта.

Андрей, моргнув глазами, дал понять, что всё понял. Мы уже научились с ним понимать друг друга с полужеста и полувзгляда, как и подобает настоящему слётанному, боевому экипажу.

- Затем вам возврат домой. И попутно заберёте моего бойчишку в госпиталь. Пытался поиграть с миной-"сюрпризом", коих здесь много накидано. Давно здесь? Откуда? - генерал жестом пригласил к выходу из палатки.

- Десять дней! Дальний Восток! - ответил я, следуя за ним.

- Маловато! Мотайте "на ус"! Ни в коем случае не поднимайте с земли ни каких вещей и предметов! Вон, мой! Поднял только авторучку - пальцев и пол кисти "как небывало"!

- Поня-я-тно! - вздохнул я. Разрешите идти?

- Пока нет! Давайте-ка, наши уважаемые, пообедайте с нами, пока разгружают вертолёт - генерал указал рукой в сторону дымящейся полевой кухни. - Если, конечно, не брезгуете пехотной пищи!

- Това-а-арищ генерал! - сделал я обиженные глаза,- да что ж мы, совсем какие-то особенные. Да-а с удовольствием! А то уже надоела эта жидкая баланда из гречки с тушёнкой, да подкрашенная вода, вместо чая. Как в Афгане - баранина!

Генерал удивлённо поднял брови и посмотрел на меня уже по-другому.

- Афган? Где?

- Авиабаза Шинданд в 88 - 89-ом.

Генерал удовлетворённо кивнул и, положив руку мне на плечо, подтолкнул в сторону полевой кухни.

- А я в Асадабаде!

Теперь настала моя очередь удивлённо поднимать брови.

Асадабад в Афганистане был проклятым местом! Практически на границе с Пакистаном. Местность там просто кишела душманами, да и не только ими.

СПЕЦНАЗ пакистанской армии был частым гостем на территории этого многострадального государства.

Ну а об аэродроме Асадабада и вспоминать не хотелось! Окруженный горами, он был "как на ладони" у бандитов. Обстрелы его миномётами и реактивными снарядами практически не прекращались. Выполнить заход на посадку, да и даже взлететь с этого аэродрома, уже было подвигом!

На мгновение я снова перенёсся туда, "за речку"!

Палящий зной неистово припекал плечи, лицо, руки. Даже слабое дуновение ветерка обжигало, через комбинезон, всё тело. Толстые подошвы лётных ботинок еле сдерживали рвущуюся в ноги температуру от смеси песка и пыли. А над головой раскинулось, во все стороны горизонта, не меняя цвета от зенита до далёкого краешка земли, необычайно яркое голубое небо. Воздух переливаясь, ваял небывалые силуэты гор, различные фигуры. Горизонт напоминал колыхающуюся серебристую медузу.....

Я стоял и, глядя под ноги, улыбался.

Напротив меня стоял боевой генерал, в резиновых сапогах, и....тоже был «где то там»!

Андрей и стоящие рядом полковники не решались прервать наши воспоминания, понимая, что сейчас было в наших душах.

Пообедав вкуснейшей солдатской кашей, именно солдатской, сваренной просто и незамысловато, от души, в чистом поле, и получив небывалое удовольствие, я извинился перед генералом, напомнив ему, что топливные баки у моего "прикрытия" не безразмерные!

Вертолёт и пассажиры были уже готовы.

Переминаясь с ноги на ногу, пять офицеров стояли в ожидании у входного трапа. На них с укоризной, вернее на их ноги, смотрел бортовой техник, явно не желающий пускать их в таком виде на "свою территорию"! Рядом стояли носилки, на которых лежал, прикрытый старым, грязным солдатским одеялом, молоденький мальчишка. Коротко остриженные волосы, впалые щёки, прикрытые глаза. Он был ещё совсем ребёнок!

- Вовка! Не понял! Почему раненый не на борту? - грозно двинулся я на борттехника.

- Та-ак это... команды не было! - развёл руками бортач, округлив глаза - И-ии... грязь нужно счистить!

- Какой на хрен команды! Какая грязь! - уже перешёл я на крик, - Ты не видишь, кого мы повезём?

Борт.техник проворно спрыгнул в эту же жижу, в которой стояли и мы.

Теперь картина была ещё комичней! Эдакая "аля-Ревизор" Гоголя!

Вертолёт, провалившийся по оси колёс в грязь, пять пехотинцев, стоящих по стойке "смирно" у трапа, пристроенные рядом аккуратно носилки с раненым, бортач с выкатившимися белками глаз, стоящий по щиколотку в грязи на полусогнутых ногах с распростёртыми руками. И я, с трудом отрывая, похожие уже на ласты, ступни ног, грозно надвигающийся на него. Точь-в-точь как по Гоголю: "К нам едет ревизор..!", только уже в другой стране, в другое время, и в другую «задницу»...!

Быстро запустившись и прогрев двигатели, я повернулся к открытому блистеру и приставил ладонь к виску, отдавая честь боевому генералу.

Генерал улыбнулся и медленно поднёс руку к головному убору. Мгновение мы смотрели друг другу в глаза, в мыслях желая каждому удачи и встречи в будущем, прекрасно понимая, что такая встреча уже может и не состояться. Но у каждого, в мыслях, было одно пожелание - "безопасных полётов тебе шурави", "скучных тебе дней, без боёв, побратим"!

Пара двадцатьчетвёрок пронеслась над площадкой и веером разошлась в стороны, показывая, что направление для взлёта свободно. Я доложил Алексею, что произвожу взлёт и, плавно оторвав вертолёт от липкой жижи, с небольшим смешением в сторону от палаток, начал разгонять вертолёт.

Генерал, как бронзовый монумент, стоял без движения, держа ладонь у виска, провожая нас.

По указанию старшего группы, молодого подполковника, мы стали двигаться по указанному маршруту. Подходя к Катыр Юрту, он жестом показал, чтобы мы уменьшили скорость.

Предупредив "прикрытие" о гашении скорости, я оглянулся в грузовую кабину. Четверо пехотинцев, прильнув к блистерам, внимательно всматривались в лежащую внизу землю. Один из них, увидев, что я смотрю в их сторону, так же жестом, попросил лететь ближе к лесу и начинающимся горам. Я понял, что мы выполняем воздушную разведку местности.

Развернувшись и пройдя вдоль начинающейся гряды гор, мы проскочили Рошни-Чу и Комсомольское. Зрелище было, конечно, не из приятных!

Практически полностью разбитые сёла, а вокруг огромные воронки от авиабомб очень большой мощности. Внизу промелькнула речка Аргун и показалась окраина Старых Атагов и Чири-Юрта. Ещё через минуту показались останки небольшого завода, стоящего прямо у подножия уходящих вверх, и густо покрытых лесом, гор.

- Это их бывшая танковая школа! - прокричал мне подполковник, указывая на разбитые, изрешечённые пулями и снарядами, стены. - Здесь они готовили и своих головорезов!

Я понимающе кивнул головой. Неприятные места! У меня мурашки побежали по коже. Одно дело летать над ними. Совсем другое - месить по ним, густо политую кровью наших русских мальчишек, грязь. Подвергаясь ежесекундной опасности быть обстрелянным или подорванными на фугасе.

Пройдя вдоль гор, мы вышли в район Курчалоя. Подполковник попросил произвести посадку на площадку в расположении наших войск, стоящих у этого населённого пункта.

Связавшись с авианаводчиком, находящимся на ней, я уточнил наземную и ветровую обстановку, и, получив разрешение на посадку, стал строить заход на площадку. Пара двадцатьчетвёрок, также веером, рассыпалась по сторонам, прикрывая мой заход на посадку.

На небольшой полянке, у леса, появился оранжевый дым сигнальной шашки, указывающий место посадки. На ней уже стояла небольшая группа военных, ожидающих нас.

После посадки, подполковник выскочил из вертолёта, и, подбежав к высокому немолодому офицеру, стал что-то показывать ему на карте. Несколько минут они оживленно обсуждали какую-то проблему, указывая то на вертолёт, то на стоящую группу военных. Затем подполковник подбежал к вертолёту и быстро заскочил в кабину.

- Командир! Сколько ещё мы можем взять людей? - прокричал он.

- А куда нам дальше? - спросил я.

- Сначала высаживаем первую группу в Шали, а затем остальных, которых возьмём, в Ханкалу. Надо загрузиться "по-максимуму"! Чтобы не делать лишних рейсов. Сколько у "прикрытия" ещё времени по топливу?

Я посмотрел на часы.

- Ещё минут на тридцать-сорок!

- Андрюх! Ну-к посчитай наше топливо! Хотя нам должно хватить, ведь мы выключались.

Андрей покрутил "галлетником", и провел рукой по шее:

- Хватает!

Я посмотрел в грузовую кабину, на стоящие носилки с бойцом, затем на первую группу офицеров, обдумывая варианты взлёта и посадки.

- По курсу взлёта, на этой площадке, высоких препятствий не было, - просчитывал я в голове, - Да и в Шали площадка как аэродром, никаких препятствий! Ну и конечно топливо подвыработаем и четверых пассажиров высадим, - закончил я свои размышления.

И продолжил уже вслух:

- Давай! Грузи человек двадцать, думаю, потянем!

Андрей с бортачём посмотрели на меня недоумённо, явно памятуя, наш прошлый перегруз. Но там были горы, а здесь равнина.

Я подмигнул:

- Не бзд....! Выкрутимся!

Пехота набилась в вертолёт, как в трамвай, с оружием, баулами, ящиками с боеприпасами.

Я невольно улыбнулся, глядя на всю эту "катавасию", вспомнив анекдот - "....а теперь уважаемые пассажиры пристегните ремни, я попробую всю эту х..... поднять в воздух"!

Но, на удивление, взлетели спокойно. Борт легко и послушно тянул вверх. Да и на площадку в Шали мы зашли и приземлились без проблем. В голове промелькнула мысль - "надо было взять ещё человек шесть - семь"!

Зашуршала внешняя радиосвязь - доложил Алексей Бармин, что пора бы уже "двигать" в сторону Ханкалы, топливо заканчивалось.

Жестом, подозвав подполковника, стоящего уже на земле, я прокричал ему на ухо, что нам пора заканчивать. Подполковник, стараясь перекричать свист турбин и продолжая руководить выгрузкой личного состава, с благодарностью взглянув в глаза, крикнул в открытый блистер:

- Ребята! Огромное спасибо! Спокойных вам полётов. Ни пуха!

- Да иди ты! - улыбнувшись, прокричал я в ответ и пожал его протянутую руку.

Через пятнадцать минут наш вертолёт и пара прикрытия уже заруливали на свои стоянки в Ханкале.

Следующий день начался спокойно. С утра нашему экипажу поставили задачу слетать на о.Тюлений. Но долго там не задерживаться, а после "торговой операции", по обмену нескольких бочек с топливом на осетрину, вернуться на точку. Нашему генералитету понравилась такая халявная доставка деликатесов.

После обеда мы уже вернулись в Ханкалу и, быстренько перекусив, стали ждать новых задач в палатке. Пока обедали в столовой, наше внимание привлекли два измождённых, худющих мужчин, больше похожих на стариков, остервенело пожирающих поставленную им пищу. Было видно, что они голодали не одни сутки.

Стеклянные, ничего не выражающие глаза, смотрящие в одну точку, седые, неухоженные бороды, растрепанные, грязные, слипшиеся волосы на голове, трясущиеся руки. На эту картину смотреть было тяжело и больно.

Я сразу вспомнил сюжет во вчерашних новостях, по российскому телевидению, о том, как в Чечне сбежали из плена два питерских строителя, которых чеченцы держали в плену больше года, используя их как рабов, и держа их всё это время в яме с крысами, которые назывались в Ичкерии зинданами. Это были они!

Бедные мужички! Сколько же им пришлось вынести страданий! И это в наше прогрессивное время! Приехав в Чечню с лучшими помыслами и намерениями, помогать чеченскому народу, восстанавливать их родной дом, они и не предполагали, что этот же чеченский народ отнесётся к ним так зверски! Нескольким строителям, из их группы, как простым баранам, отрезали головы, а их, оставили в живых, чтобы потом истязать, и использовать как рабов.

Как нужно было, потом относится к чеченцам,считающих все остальные нации простым стадом баранов, которое нужно вырезать? Ведь об этом они заявляли открыто! И я ничего не выдумал!

Из открытого окна командного пункта прозвучала команда:

- Экипаж Штинова! На КП!

Схватив свои сумки со шлемофонами и автоматы, мы с Андреем пошли получать задачу. Там уже сидел один из тех строителей и отвечал на вопросы, какого-то подполковника, в спецназовской форме.

Из их разговора я понял, что пленных держали рядом с каким-то аэродромом. Они постоянно слышали гул самолётов, взлетающих и заходящих на посадку. Подполковник несколько раз переспросил, точно ли это были самолёты, или может это были вертолёты.

Строитель настаивал, что это были именно самолёты. Ни у кого из присутствующих не было сомнения, что это был аэропорт "Северный Грозный". Ни аэродромы Ингушетии, по своей удалённости, ни, тем более, аэродром Моздока, не могли здесь подходить.

Ещё одну немаловажную деталь описал мужчина.

Зиндан находился в глубоком овраге и каждый день, вечером, к их яме, по его дну подъезжал УАЗ серого цвета и им сбрасывали в яму еду, хлеб и воду. Изредка их выводили подышать свежим воздухом, и они хорошо запомнили этот автомобиль.

Командир полка поставил моему экипажу боевую задачу по выполнению поиска возможного места расположения этого зиндана. Особо акцентировав внимание на то, чтобы мы не лезли «на рожон»! Через пару минут мы подошли к нашей машине, у которой уже стояла группа «Аксайцев».

С этими ребятами, СПЕЦНАЗом из города Аксай, мы работали уже не первый раз.

Профи с высокой буквы! Они полностью соответствовали своей эмблеме-символу - летучей мыши! Коренастые, поджарые, с бесовским огоньком в глазах! В каждом их движении, или действии, чувствовалось чёткость, слаженность, уверенность и убойная сила!

Вот и сейчас они, с изящным спокойствием, проверяли свою амуницию, подтягивая ремни, закрепляя боеприпасы и оружие. Сверху, на капотах, суетился бортач, заканчивая предполётную подготовку.

Ко мне подошел невысокого роста, коренастый СПЕЦНАЗовец, и представился командиром группы. Мы развернули свои карты, и стали сверять маршрут поиска. Район был большой. Необходимо было обследовать около 70-ти километров балок, оврагов и лесополос. Через пару минут, на машине, подвезли одного из мужичков. Передвигался он с трудом, как обессиленный немощный старичок. «Аксайцы», подхватив под руки, буквально занесли его на вертолёт.

Запустившись и вырулив на взлётно-посадочную полосу, запросили разрешение на взлёт. Руководитель полётов, Владимир Фёдорович Цибаев, дал разрешение и добавил слова пожелания удачи. Он всегда так делал, как бы осеняя нас, каждого, кто уходил в чеченское небо на боевое задание, крестным знамением.

Произведя взлёт, мы развернулись в сторону аэропорта Северный Грозный, и на предельно-малой высоте, на минимальной скорости полетели в его направлении, практически сразу начав поиск. Всякое могло быть, и мужчины могли ошибаться, относительно месторасположения их заключения.

Для удобства поиска, мы посадили мужчину на место бортового техника, откуда был хороший обзор, надеясь, что строитель, с воздуха, узнает местность, где располагался зиндан. Хотя шансов было мало, так как с подъёмом на высоту даже в десять метров, всё видимое с земли сильно менялось. Это мы хорошо знали.

Поиск решили начать с западной окраины Грозного, постепенно переходя на близь лежащие посёлки Новоартёмово, Первомайская и Садовое, находящиеся в зоне аэропорта, ныряя в каждый овраг.

Сначала мужчина смотрел на всё с каким-то безразличием. Но как только мы стали подлетать к аэропорту, он весь, как-то напрягся, затем, осев глубже в кресло, втянул шею.

При пролёте каждого оврага, мы поворачивались к нему, в надежде увидеть его утвердительные жесты, но он только отрицательно крутил головой. Через тридцать минут мы облетели практически весь район вокруг аэропорта.

И тут, вдруг, в кабину протиснулся командир группы аксайцев, и рукой указал вперёд. Мы посмотрели в то направление, куда указывал десантник, и увидели, едущий на небольшой скорости, серый УАЗик. Мужчина, схватившись руками за кресло, ещё сильнее вжался в него.

Внизу промелькнули крайние дома посёлка Алхан-Чуртский. Ещё немного загасив скорость, мы прошли над машиной. Водитель остановил её и, остался сидеть в машине, держась за баранку и не глядя на нас.

Всем своим нутром я почувствовал, что это именно искомый нами автомобиль!

Повернувшись к строителю, я попытался получить подтверждение от него своей догадки, но не смог произнести даже слова.

Передо мной сидел, пытаясь вжаться в структуру металла вертолёта, загнанный зверь, с невероятным оскалом и дикими, от ужаса, глазами!

Я на мгновение попытался оказаться на его месте и, ощутил такой животный страх, что комбинезон мгновенно прилип к спине! Всеми фибрами своей души, всем своим убогоньким, измождённым телом, я хотел сейчас бежать отсюда, цепляясь за всё что угодно, разбивая колени в кровь, разрывая ногти! Доли секунды мы смотрели друг на друга. Этого было достаточно, чтобы понять - мужчина уже ничего не скажет!

Я, обернувшись в грузовую кабину, посмотрел на командира группы, затем на автомобиль. Он понял мой немой вопрос, и медленно покачал головой.

И здесь всё было понятно! Производить посадку для досмотра УАЗика не было смысла. Естественно водитель бы сказал, что он здесь просто проезжал. И вода, и продовольствие для собственных нужд. А могло быть и того хуже! Ведь это могла быть хорошо устроенная засада. Чеченцы были профессиональными партизанами!

Я заложил глубокий вираж и, доложив руководителю полётов, что мы возвращаемся, довернул вертолёт в сторону аэродрома.

После посадки, мужичка сразу посадили в машину и увезли. А я подошел к командиру группы и только спросил:

- Почему?

На что он, прямо посмотрев мне в глаза, ответил, подтвердив мою догадку:

- Смысла не было! Да и могли «положить» всю группу, и ещё вертолёт.

Я только утвердительно кивнул головой, и, пожав ему руку, направился на КП, с докладом о выполненном задании. А может и не выполненном! На душе был какой то неприятный осадок - мы не сделали что-то очень важное. Хотя, с другой стороны, мы вернулись живыми. Причём, приблизительно, обозначив место расположения зиндана. И теперь аксайцы имели необходимую информацию, чтобы досконально приготовиться, и при удобном случае, совершить в тот район вылазку.

Следующий день Чебыкин дал отдохнуть нашему экипажу. Мы хорошенько отоспались и, после обеда, сели писать письма. В это время, Валентина Васильевна Решёткина, председатель комитета солдатских матерей Хабаровского края, ещё находилась у нас, и собиралась в ближайшие дни улетать обратно, на Дальний восток.

И мы хотели воспользоваться представившейся возможностью передать домой весточки. В Чечню она приехала с очередной гуманитарной миссией, привезя для воюющих здесь мальчишек-дальневосточников, заботливо собранные, детские посылочки, которые собирали целыми школьными классами. Это было очень трогательно!

В этих скромных посылках были самые простые, но так необходимые на войне, вещи. Ручки, карандаши, зубные щётки с пастой, носки, туалетная бумага, конфеты, пакетики с чаем. Но, наверное, самым дорогим их содержим, были детские рисунки.

Простые, в большинстве своём, наивные. Но они в тот момент были лучше всякой иконы. Несколько таких рисуночков были заботливо закреплены над моей прикроватной тумбочкой, доставшиеся мне от заменшиков. И не важно, что их нарисовали не мои детки! Сидя за тумбочкой и строча письмо, я постоянно смотрел на них, на мгновения переносясь домой и, прижимая к груди уже своих деток.

Вылет её домой, на Дальний Восток намечался завтра. И мне было очень приятно, что на следующий день, задачу по доставке её во Владикавказ командир полка доверил моему экипажу. Вместе с Валентиной Васильевной нам предстояло увезти домой тех самых двух мамочек, вытащивших, всеми правдами и неправдами, из чеченского плена своих сыновей.

Утро выдалось тёплым, и даже несколько душным. В воздухе не было никакого движения. Всё говорило о начале жаркого, тяжёлого дня.

Дождавшись Валентину Васильевну у выхода из модуля, мы решили не ехать на машине, чтобы не трястись на ухабах и не глотать придорожную пыль, а решили пройтись пешком до аэродрома. Благо, ещё от земли исходила ночная прохлада, которая с восходом солнца должна была окончательно развеяться. Мы, не спеша, шли между большого обилия палаток войсковых частей, которые базировались перед аэродромом.

Несмотря на ранние часы, жизнь здесь уже кипела. Повара колдовали у своих полевых кухонь, пытаясь из минимума продуктов, которые им выделяли, произвести вкусный и сытный завтрак, чтобы накормить готовящийся к боевому выходу личный состав. Ну, впрямь как в той сказке, про солдата, который из топора варил кашу. Бойцы, под руководством механиков-водителей и командиров боевых машин пехоты и танков, суетились вокруг своих машин. Кто-то осматривал механизмы и материальную часть, кто-то подносил длинные ленты крупнокалиберных снарядов к люкам, для укладки боеприпасов в боевую часть. Несколько человек, при помощи огромного и длинного шомпола прочищали стволы пушек. Ещё пару бойцов крутились возле патронных ящиков, снаряжая при помощи зарядной машинки длинные патронные ленты. Всё это производилось размеренно и спокойно, даже с некоторой грациозностью. Во всём ощущался огромный опыт.

Мы шли с Решёткиной и разговаривали об этих мальчишках, о доме, о её прошлых командировках сюда, в Чечню, с гуманитарными миссиями.

Солнце, только-только начинало всходить из-за горизонта, и вся округа наполнялась мягким золотистым цветом.

Подойдя к аэродрому, мы вышли на центральную рулёжную дорожку, которая служила и местом стоянок для вертолетов. Первыми, на ней, разместились вертолёты эскадрильи Ми-24.

Мощные и грозные машины, сейчас тихо стояли на своих стоянках, покрытые остатками утренней росы, капли которой переливались на бронированных бортах, в золотистых лучах восходящего солнца. Зрелище было грандиозное!

На мгновение казалось, что вокруг вовсе нет никакой войны, идёт тихая размеренная жизнь, и они здесь просто отдыхают, после обычных учебных полётов. Но вокруг их хищных тел уже суетились техники, подтаскивая, к пилонам с блоками для ракет, ящики с боеприпасами, возвращая меня к реальной, суровой обстановке.

Постепенно, то тут, то там, начинали раздаваться ухающие звуки стреляющих орудий и далёкая канонада разрывов. В недалёких горах уже слышался треск автоматных выстрелов. На дальней стоянке нарастал звук запускаемых турбин вертолёта - разведчика погоды, готовящегося промчаться по утренней Чечне, чтобы разведать с воздуха состояние погоды на предстоящий день.

Но, начинающее переходить в знойное, небо не оставляло разведчику никаких шансов на обнаружение каких либо катаклизмов природы, и ему оставалась одна задача - собрать по вертолётным площадкам всех раненых и убитых, которых накрошила тётка-война за прошедшую ночь.             

В теленовостях по российскому телевидению, в очередной раз сообщалось, что в Чеченской республике сохраняется относительное спокойствие, активных боевых операций не проводиться, и что "за прошедшие сутки было ранено 3 человека". Но разведчик погоды, в очередной раз, всё привозил и привозил по 3-4 убитых и 5-6 раненых, а то и больше, наших мальчишек.

Столь недостоверной информации было простое объяснение. Так как практически все раненые и убитые доставлялись в Ханкалу и аэропорт Северный Грозный по воздуху, то журналисты и различные съёмочные группы постоянно пытались проникнуть в самый центр аэродрома, к командному пункту, или к очередному заруливающему вертолёту, чтобы отснять любой "жаренный материальчик". Ну а весь "аэродромный люд", начиная от командиров среднего звена, заканчивая рядовыми техниками, в свою очередь, пытались отогнать назойливых как мух "журналюг". Иногда доходило до откровенного мордобоя с "вдребезги" разбитыми видео и телекамерами. Уж очень этот "аэродромный люд" недолюбливал, падких на дешёвые сенсации, нечестных "на перо" горе-журналистов. А однажды ситуация настолько накалилась, что журналисты не появлялись на аэродроме практически две недели. Поводом этому послужило то, что в один из дней, в новостях по центральным каналам, на всю матушку Россию, они сообщили, что наша вертолётная группировка понесла потерю. Якобы был сбит вертолёт, и судьба экипажа и пассажиров не известна! Эту же информацию видели и слышали наши близкие на Дальнем Востоке.

Представляете, какой переполох там после этого творился?

- Чей экипаж? Кто?

А в это время мы с ужасом в душе, стояли у единственного чёрно-белого телевизора, подаренного нам бойцами из "аксайского" спецназа, в убогой палатке, и слушали очередную ложь, не имея никакой возможности связаться с родными! Сотовой связи тогда, к сожалению, не было.

Благо, Юрий Николаевич Чебыкин, по своим имеющимся военным каналам, быстро дозванивался до Дальнего Востока и опровергал такую информацию, ну а уж наши земляки успокаивали наши семьи.

Я абсолютно не стремлюсь сейчас очернить работу нашей пишущей и снимающей братии в те года, но именно тогда они, в большинстве своём, снимали и рассказывали в средствах массовой информации только то, что им приказывали говорить "сверху". И лишь за редким исключением попадались честные репортёры, которым было плевать на цензуру, и которые с простыми солдатиками, находясь на передовой, лезли в самое пекло, чтобы увидеть, отснять и рассказать потом всю правду об ужасах этой войны! Чего только стоили репортажи Саши Сладкова!

После предполётных указаний лётный состав, не спеша, двинулся к своим бортам, чтобы через несколько минут разлететься по всей Чечне, выполняя каждый свои задачи.

У нашего вертолёта уже во всю суетился бортовой техник Лёша Селезнёв. Молодой старший лейтенант, три года назад выпустившийся из Кировского авиационно-технического училища.

Умница мальчишка! Небольшого росточка, как мы говорили - "мэтр с кэпкой", коренастый, с детским лицом, он больше был похож на школьника. Но уже тогда он снискал к себе большое уважение за трудолюбие, настоящий мужской характер и жёсткую правдивость в высказываниях. В спорах такому "палец в рот не клади"! Он уже тогда, с неимоверным упорством мог отстаивать своё мнение. По характеру он больше был холериком.

Вот и сейчас он, как пчёлка, носился по своёму вертолёту, заканчивая необходимую предполётную подготовку.

У входа в грузовую кабину стоял санитарный автомобиль и несколько солдатиков-санитаров, нервно покуривавших, в ожидании команды на погрузку раненых. Ещё чуть поодаль стояла Валентина Васильевна и две счастливые женщины, крепко обнимавшие своих худых, измождённых сыночков, которых они живыми вызволили из плена.

Я ещё издалека махнул им рукой, чтобы они ускорили процесс погрузки.

Санитары, побросав окурки, заскочили в кунг и стали осторожно вытаскивать носилки.

Ещё даже не дойдя до вертолёта, я услышал крики и стоны раненых, которых со всей осторожностью выносили из автомобиля.

Подойдя ближе, я только и произнес:

- О Боже!

В вертолёт заносили носилки с укутанными, как мумии, в окровавленные бинты, молодых, истерзанных пацанов. На некоторых просто не было живого места!

Мамочки, стоящие поодаль, со слезами на глазах, ещё крепче прижимали своих солдатиков к себе, стараясь их отвернуть от этой картины.

Закончив погрузку, мы взлетели и взяли курс на Владикавказ.

Набрав высоту 2000 метров, вертолёт поплыл над Терским хребтом. Внизу расстилалась, начинающая затягиваться плотной дымкой, Чечня.

Через десять минут полёта мы уже вошли в воздушное пространство маленькой по своим размерам Ингушетии. Связавшись с руководителем полётов аэропорта Назрани, запросили разрешение на пролёт его зоны.

В Ингушской республике тогда ещё сохранялся относительный мир, и в его аэропорт ещё выполнялись, хоть и не регулярные, но пассажирские рейсы, и только по её дорогам пылили колонны военной техники в направлении Чечни. Доставляя туда тонны боеприпасов и, к сожалению, очередное "пушечное мясо".

Я оглянулся в грузовую кабину, полностью заставленную носилками и, покачал головой.

Один из раненых, на ближайших носилках, видно пришел в себя от шума и вибраций, и, приподняв перебинтованную и окровавленную культю руки, рассматривал её затуманенными глазами.

Одна из мамочек, сидевшая на половинке кресла борттехника, боком к нам, проследила за моим взглядом, и с горечью в глазах посмотрела на меня.

Я не смог выдержать её взгляда и отвернулся.

Лёшка нервно заёрзал на оставшейся половинке своего кресла, и сквозь шум двигателей проворчал:

- Опять весь вертолёт вечером вымывать! Надо было сразу пожарку заказать.

Прошло ещё пару минут и он, продолжая нервно ёрзать, спросил:

- Командир! Мож перекусим?

Я с изумлением посмотрел на него, а в голове только пронеслось:

- Какой, на хрен, перекусим? Тут кусок хлеба в горло не полезет!

Но Лёха, не дождавшись ответа, быстро нырнул за щиток «автопилота»,  и вытащил из стоящей за ним сумки, бутылку водки и кусок сала.

Я, с ещё большим удивлением, смотрел на бортового техника, но тот с какой-то мольбой в глазах, быстро опустил откидное сидение на «автопилот», и принялся нарезать хлеб и сало, разливая водку по пластмассовым стаканчикам.

С не меньшим изумлением, на всё это смотрела, сидящая за спиной у борттехника, мамочка, явно не понимая, что же сейчас будет!

Но Лёха уже протягивал мне и Андрею Васьковскому наполненные на половину стаканчики.

Я отвернулся, помешкал немного, а затем быстро взял и выпил его залпом.

Лёха уже держал наготове маленький кусочек хлеба с салом.

Но, на самом деле, кусок не лез в горло, и я, покачав головой, отвернулся.

Он быстро налил и протянул нам по второму стаканчику. И только выпив их, мы нехотя, заели горький напиток предложенной закуской.

Всё это время, сидящая за нами мамочка, глядела на всё происходящее с нескрываемым изумлением и ужасом. И только когда бутылка опустела на половину, Селезнёв, также быстро, всё собрал и спокойно умостился в кресле, прекратив нервно подёргиваться.

На горизонте, в голубоватой дымке, начал расти Владикавказ.

Связавшись с руководителем на госпитальной вертолётной площадке "Шалхи", мы получили условия посадки и, спокойно снизившись и зайдя на неё, произвели посадку.

После выключения двигателей, мы вышли из вертолёта и отошли подальше от него, чтобы не глядеть на удручающую картину разгрузки «живого мяса»!

От вертолёта отошла та самая мамочка и направилась в нашу сторону.

Подойдя к нам она, с некоторым стеснением, переминаясь с ноги на ногу, стала благодарить нас, продолжая при этом внимательно смотреть в наши глаза, видя, что мы абсолютно нормально с ней разговариваем. А затем, после секундной паузы, явно борясь с собой, спросила:

- Ребят! А что вы такое пили сейчас?

 - А её родимую и пили, мам! - со вздохом ответил я.

Несколько секунд она молчала, а потом слёзы полились из её глаз. Подойдя и обняв меня, она продолжила:

- Сыночки! Милые! Я только теперь поняла, как вам здесь летается! Родненькие! Ради Христа берегите себя! ОН всё видит! ОН вас защитит!

Я долго не решался, стоит ли об этом писать. Но потом, всё взвесив, и понимая, что мне уже было с чем сравнить, имея в виду афганскую войну, я всё же решился описать этот эпизод. Такие моменты небыли редкостью на первой чеченской войне!

С водкой были связаны многие трагические, а иногда и курьёзные случаи. Выполняя такие задачи, на пределе физических и моральных сил, ежесекундно видя весь этот ужас, мясо, кровь, полнейший беспредел, "крышу" могло сорвать даже у самого сильного и крепкого мужика! С некоторыми так и произошло.

Да простят меня близкие и родственники нашего однополчанина Саши Черепанова, который тоже прошёл через пекло афганской войны, и который летал командиром экипажа с нами в Чечне. Он первым не выдержал этих моральных нагрузок. Но надо отдать ему должное, нашёл в себе мужество и честно признался командованию, что не сможет выполнять полёты на выполнение боевых задач в горы. И командование пошло ему на встречу, не давая сложных задач. К сожалению, через некоторое время по возвращении из Чечни, у него тоже не выдержало сердце, и он навсегда ушёл в свой «последний полёт».

Через месяц пребывания в Чечне не выдержал моральных нагрузок и слёг в ханкалинский госпиталь, с сильнейшим психологическим потрясением, мой однокашник Андрюха Данилов, не вылезавший из своей "двадцатьчетвёрки", летая на прикрытие "восьмёрок" и штурмовые удары.

Через несколько лет не выдержали нервы моего однополчанина Володи Погорелова, его мозг по "непонятным" причинам прекратил работать, и его привезли в цинковом гробу из краснодарского вертолётного полка, обслуживающего всё ту же злополучную Чечню.

Почти «под занавес» нашей командировки слёг, во всё тот же  ханкалинский госпиталь, с обострившейся на нервной почве болячкой, мой «правак» Андрюха Васьковский.

Простите меня ребята! Я совершенно не хотел этими строками как то очернить вас, или принизить ваши заслуги! Нет!

Я просто хотел показать читателю, насколько безумно тяжело было нам выполнять ту работу, и практически каждый из нас ходил на грани срыва!

И никто из нас тогда даже не думал, что все ужасы войны начнут проявляется уже после неё!

Продолжение следует........................ 7.09.2010г.

Штинов Станислав Борисович, полковник в запасе, ветеран боевых действий

На фотографиях:

1.      Штинов С.Б. – автор статьи

2.      Командир звена Штинов С.Б.

3.      Полет до Моздока

4.      Останки вертолета

5.      Развалины города Грозного

6.      Горят нефтяные скважины

7.      Облет прибывшего вертолетного состава

8.      Закат над Моздоком

9.      Воздушный десант готовится к заданию

10.  Загрузка спецназа

11.  Посадка вертолетов со спецназом

12.  Попытка сесть на площадку над пропастью

13.  После полета

14.  В классе разработки полетов

15.  Станислав Штинов с Андреем Васьковским

16.  С родственниками Андрея

17.  Пополнение готовится на десантирование в горы

18.  Посадка на берегу для загрузки рыбы

19.  Браконьерская рыба

20.  Осетинский поселок Гизель

21.  Курс на Урус-Мартан

22.  Урус-Мартан

23.  Посадка в расположении пехоты

24.  Пехота

25.  Спецназовцы перед заданием

26.  Посылки для воюющих дальневосточников

27.  Прочистка длинным шомполом стволов пушек

28.  Подготовка крупнокалиберных снарядов

29.  Транспортировка раненых.