Дьяков

ИЗ ИСТОРИИ СЕКРЕТНОЙ ВОЗДУШНОЙ ТРАССЫ АЛЯСКА–СИБИРЬ

      Мазурук  узнал о вынужденной посадке: старшина Дьяков посадил свой истребитель  в районе Верхоянского хребта. Больше месяца  всё необходимое для жизни ему по распоряжению Мазурука сбрасывали с самолётов... Каждое утро,  войдя в штаб, комдив первым делом спрашивал: «Что слышно о Дьякове?»

       Его вывезли только через 34 дня  охотники на оленьих упряжках. Самолёт пришлось оставить.                                        

       В голове Дьякова промелькнула мысль: «Если покину самолёт, то в горах, если не замёрзну, меня всё равно не найдут».

   …В это время впереди по курсу показался широкий распадок, прорезанный небольшой речушкой. Тяга двигателя упала до нуля, самолёт опустил нос и перешёл в крутое планирование. Перед поляной  росли молодые сосенки,  и Дьяков понял, что этот подлесок помешает нормальной посадке. Он выпустил закрылки, самолёт «вспух», чиркнул по макушкам деревьев и мягко опустился на снег, подняв винтом облако снежной пыли, и,  пропахав 50  метров, сделал глубокую борозду. Ещё на высоте 200 метров Дьяков открыл фонарь кабины, выключил зажигание.

       После остановки Дьяков отстегнул ремень безопасности, лямки парашюта и выбрался на   крыло, сделал несколько приседаний, разминая ноги,  спрыгнул на снег. Снег оказался настолько рыхлым, что он утонул по грудь. Сняв краги, (кожаные перчатки на гагачьем пуху с матерчатыми раструбами), и мягкой плюшевой перчаткой вытер пот с лица, закурил, и вдруг, почувствовал слабость в теле и  неприятную дрожь в ногах. Через минуту стресс прошёл, и он стал громко хохотать, пока постепенно не успокоился.  Главное -  жив!

        Родился Саша на Урале, в посёлке недалеко от Нижнего Тагила. Вокруг была сплошная тайга и невысокие горы, покрытые смешанным лесом. Отец зимой увлекался охотой и, когда Саша подрос, брал его с собой в тайгу. Поэтому    пилот Дьяков знал, как выжить в тайге и горах. А  надежда, что его скоро найдут, заставляла действовать.

        Он пошёл по снежной борозде, пропаханной самолетом, к молодым елям, наломал охапку лапника и стал носить охапками к самолету.  Сделав  10 ходок, сложил ветки в 20 шагах от истребителя. Пока заготавливал ветки, не заметил, что зимнее солнце уже склонилось к горизонту.  Около кучи лапника разгрёб до земли снег, уложил ветки лапника, достал из планшета полётную карту и оторвал кусок бумаги, поджёг. Костёр ярким пламенем охватил хвойные лапы,  освещая распадок. Сталотеплее и как бы уютнее. В мыслях стал воображать, что предпринимают в Сеймчане.       

       В штабе полка Власов вызвал  командира отдельного батальона авиационнотехнического облуживания Скляра: «Утром, с рассветом, подготовить СИ-47 младшего лейтенанта Данилова. Записывай.  К утру приготовить два парашютных мешка со следующим грузом:  коробка американских галет, ящик тушёнки, якутская оленья длинная кухлянка и унты, топор, пять коробок спичек, солдатский карабин с ножом-штыком, пятьдесят патронов, меховые рукавицы,  лыжи охотничьи, чай, два котелка, соль, сахар, палатка. Всё записал, капитан?»     

       Сумерки сгущались. Тепло от костра расслабляло, и веки   непроизвольно стали смежаться, хотелось спать. Хвойные лапы прогорели, угли  едва тлели  и вскоре совсем погасли. Пилот разгреб золу,  застелил  яму  большим слоем хвойных веток, лёг и накрылся с головой пушистым ельником.   Пережитые волнения, тепло душистой хвои сразу отключило сознание. Он провалился в глубокий тревожный сон. Спал около часа.  С гор потянул ветер,  сдувая рыхлый снег. Из укрытия вылезать не хотелось. На часах только первый час ночи,  до рассвета далеко. Уснул снова.                                                                     

      Дьяков проснулся.   Послышались какие-то унылые звуки не то лай, не то вой. Дьяков  раздвинул хвойные ветки; яркая луна причудливо  освещала снежную поляну. Присмотревшись, увидел в метрах сорока стаю волков. Они вертелись около крупной волчицы,  скуля и жалобно подвывая.  Дьяков достал из внутреннего кармана «ТТ», передёрнул затвор и стал целиться в волчицу.   Раздался громкий выстрел, эхо прокатилось по долине, волчица взвизгнула, высоко подпрыгнула, кинулась в ближний кустарник, остальные звери умчались за ней. Дьяков до рассвета стал готовить дрова для костра.

       К полудню послышался отдалённый звук летящего самолёта. Дьяков подбросил сосновых сучьев в огонь, положил принесённый полусгнивший ствол осины. Над костром взвился к небу густой тёмный дым. Рокот  винтов приближался, и вот,  над горами показался «СИ-47».  Лётчик,  выходя из виража, вероятно, увидел дым и стал снижаться в распадок. Когда пролетал над  Дьяковым, несколько раз качнулся с крыла на крыло, затем развернулся на 180 градусов, и, снизившись на 50-70 метров, выбросил два ПДМ (парашютно-десантный мешок).  «СИ-47» развернулся, снова пролетел над местом аварии и взял курс на Якутск.

       Развязав мешки, Дьяков обнаружил топор и сразу принялся устанавливать палатку. Затем перенёс  в неё вещи, а продукты поместил в кабину своего самолёта, снял   канадскую альпаковую лётную куртку,  нарядился в длинную кухлянку,  надел якутские торбаза и забыл, что в конце марта на Чукотке 25 градусов мороза. В кармане кухлянки Дьяков нашёл письмо:  «Александр  Кузьмич, мы горько переживаем о твоей аварии, но безмерно рады, что ты остался жив. Посылаем тебе всё необходимое, на первое время,  и постараемся вывезти в ближайшие 10-15 дней.  Береги здоровье!  Мазурук,  Власов».Ниже приписка экипажа: «Саша, поздравляем, что родился вновь. До встречи!  Экипаж мл. лейтенанта Данилова».  

       Дьяков поставил на костёр два котелка со снегом,   открыл банку свиной тушёнки,   заварил чай и вспомнил, что больше суток не ел.  В другом котелке размочил галеты.  После обеда  пришло благодушное настроение, тревога о долгих поисках отступила: его нашли, есть пища и всё  необходимое для выживания. Потянуло в  сон. Подбросил дров в костёр, закутался в парашют, залез в палатку и уснул.                                                                                

       Дьяков проснулся от тревожной мысли: почему не видно  огня от костра? Небо на Западе ещё багровело  после заката солнца. Надо срочно запасать топливо на ночь! Он снял оленью шубу, толстые рукавицы и в одних шерстяных перчатках с топором пошёл к ближайшим деревьям. Через час, срубив два десятка молодых деревьев и натаскав поваленных ветром  толстых сучьев, снова раздул костёр. Тело, согретое работой, стало понемногу остывать. Надев сверху лётной меховой куртки оленью якутскую длинную кухлянку, лёг на кучу еловых веток и стал смотреть в небо.  Яркие созвездия на куполе ночного неба загадочно мерцали прямо над головой.  Все его познания из астрономии сводились к рассказу учителя географии: как отыскать Полярную звезду. Вот над головой семь звёзд Большой Медведицы, а чуть выше передней стороны «ковша», очень яркая звезда - это она! Горы на Востоке стали светлеть, потом выглянул краешек луны, и вскоре появился огромный оранжевый  из-за приземной дымки диск.  Костёр подогревал ноги, но к лицу уже подступал мороз. Дьяков достал из палатки парашют, обмотал голову поверх мехового капюшона, оставив отверстие для  рта и глаз, подбросил в огонь толстый  валежник, лёг на спину  и снова стал изучать звёздное небо.       

       Утром Дьяков увидел, что густой туман стоит над долиной, даже деревья, где заготавливал  дрова, еле различаются вблизи. Остатки  сучьев положил в костёр и стал кипятить из снега воду. Позавтракав американской тушёнкой, долго пил чай, потом составил план  на день. Основная работа - это как можно больше нарубить дров  и доставить к месту ночлега. Из-за тумана ждать прилёта самолёта  нет смысла. Попробовал включить бортовой радиоприёмник - аккумуляторы новые. Включил тумблер «ОPERAT» – загорелся  зелёный огонёк,  в наушниках послышался треск.  Покрутил  ручку настройки.   На  диапазоне средних волн прорвалась весёлая  музыка джаза, недавно звучащая  из репродукторов  на Аляске в Фербанксе.  Попробовал ещё поискать что-нибудь, но кроме японской речи  ничем другим  эфир не отозвался. Включив передатчик, Дьяков несколько раз попробовал вызвать радиостанцию Якутска или Киренска. Но на вызов никто не ответил. Не было слышно никаких  бортов,  находящихся в воздухе. Дьяков выключил радиостанцию и отправился с топором в ближайшие заросли, прихватив отрезанную от парашюта стропу.

        Около трёх часов он заготавливал дрова, затем стал переносить их к самолёту.  Усиленная работа так разогрела его, что   от спины шёл пар, несмотря на двадцатиградусный мороз. Снял нательную рубашку, повесил сушить над  костром, надел якутскую шубу. Пообедав, залез в палатку, и, растянувшись на хвойных ветках, уснул. Среди ночи навалил толстых валёжин в костёр и проспал до рассвета.                                                                           

        Следующие четыре дня погода не улучшилась. Каждые дни снова рубил и носил топливо для костра.  Вспотев, надышавшись холодным воздухом, почувствовал хрипы в бронхах и частый кашель.

        На пятые сутки прилетел ЛИ-2. Дьяков включил радиостанцию и стал вызывать, снижавшийся борт: «Я - 105,  дайте настройку!» -  и стал водить ручкой настройки приёмника по шкале, пока в телефонах не услышал: «Я - 8О7,  даю настройку: РАЗ, ДВА, ТРИ.  Даю  настройку!». Дьяков: «Я - 105. Слышу тебя отлично. Жив и здоров. Жду эвакуации, настроение хорошее». «Я - 807.О тебе не забываем. Договорились с местными. Они готовят транспорт, сейчас на собаках не доберёшься по весеннему  насту. Готовят оленей, изучают маршрут. Что тебе переслать следующим бортом? Захожу на сброс посылки».                                                                                   

       ЛИ-2 развернулся, взял курс на костер и стал снижаться. Не долетая 150 метров, в открытую  дверь выпал зелёный мешок и упал к ногам Дьякова.  В посылке оказались лекарства: йод, бинты, аспирин, гусиный жир от обморожения, пять плиток шоколада, сгущенное молоко, американские галеты и тушёнка. В кожаном мешочке лежала отвёртка и разводной ключ     («мартышкин ключ», по- американски) и записка от капитана КГБ  Тихонова: « Сними вооружение.  Самолёт сжечь!».

       Ночью снился дом, родители, и  Катюша ласково манила к себе. Но сон оборвался, а предстоящий день предполагал снова  заготовку дров. Из нагретой постели выходить на морозный воздух не хотелось. Выглянул из палатки. Густой морозный туман  скрывал ближайшие деревья. На минутку выскочил из палатки по малой нужде и снова залез под шубу.  

      Пять следующих суток над горами стоял туман, но над облаками каждые три часа слышался гул пролетавших самолётов: шла перегонка, но без него. Обидно!   

      Следующие дни, по утрам Дьяков заготавливал дрова, а затем, вооружившись инструментами, извлекал из крыльев самолёта пулемёты и пулемётные контейнеры с лентами патронов. На каждый из 4-х пулемётов  тратилось  по   половине дня.  

       За работой   дни  бежали незаметно. Чтобы открутить восемь гаек на морозе, при- ходилось, снимать перчатки. Мороз днём ещё держался около 15 градусов, но в перчатках откручивать гайки было неудобно.  Надо было держать ключ голыми пальцами, в результате  наступало обморожение. Да ещё простуженные бронхи издавали кашель и хрипы. По ночам поднималась температура, усиливалась   потливость. Но нужно было ещё демонтировать радиостанцию.

         25 апреля во второй половине дня тишину распадка нарушили отдалённые, незнакомые звуки: «Чох – чох- чох!» Звуки приближались. И вскоре Дьяков стал различать якутские слова. Стало слышно, как двое громко кричат что-то друг другу. Дьяков подбросил в костёр влажных от снега хвойных сучьев. Дым высоко поднялся вверх, и Дьяков громко запел марш авиации: «Всё выше, и выше, и выше стремим мы полёт...». Но голос сорвался, захрипел, и хриплый кашель стал распирать грудь.

        На речке показались четыре упряжки оленей, волокущих нарты. За последними нартами шли два оленя. За первыми нартами бодро шагал высокий  мужик в короткой кухлянке с каюром в левой руке. Он остановил оленей и стал подниматься по пологому берегу речушки навстречу Дьякову. Подойдя, он обнял летчика.  На чистом русском языке поздоровался и  назвался  Протопоповым Иннокентием, ветврачом. Внимательно посмотрев на бледное, истощенное лицо Дьякова и услышав тяжёлое, хриплое дыхание,  заключил: «Я лечу оленей, но в стойбище приходится помогать и людям, по всем явным признакам у тебя – острый бронхит. Температуру чувствуешь? Знобит? Сейчас мы тебя немного подлечим».  

       Он крикнул что-то напарнику на якутском языке, тот в ответ кивнул головой, поставил нарты в ряд. Олени, разбросав копытами  снег, улеглись, снимая усталость. Николай, так звали напарника, взвалил на спину большой тюк. Подойдя, он развязал мешок, достал большой котёл и солдатскую зеленую фляжку. Иннокентий отдал фляжку Дьякову: «Это тебе прислал капитан Скляров  твои ежедневные боевые 100 грамм».

        Он  поставил котёл на огонь и стал наполнять снегом. А Николай вернулся к оленям, натаскал молодого ельника.  Олени стали с жадностью жевать лапник.  Потом он привёл к костру молодого оленя, разгрёб снег, спутал арканом все четыре ноги, повалил животное  и перерезал ему горло. Горячая струя крови полилась на снег. Иннокентий подставил котелок, и, когда он наполнился, передал Дьякову, а сам подставил второй.

       Дьяков стал глотать тёплую солёную кровь и почувствовал, как бодростью наполняется его организм. Второй котелок выпили Николай и Иннокентий. В большом котле уже бурлила вода. Николай распорол оленю живот, вытащил сердце, печень, почки, повалял в рыхлом снегу, очистив от крови, посолил воду и бросил в котёл много свежего мяса, с расчётом запастись на обратный путь. Расстелили оленьи шкуры, собрались ужинать. Мясо в котле сварилось, его сложили на оторванную от парашюта ткань, горячий бульон налили в кружки. Якуты брали большие куски оленины, кусали зубами и ножом отрезали у самых губ, запивая глотками бульона. У Дьякова начался сильный кашель, поднялась температура, несмотря на выпитую водку, есть не хотелось. Он отпил немного горячего бульона и залез в палатку. Якуты после ужина стали готовить нарты для больного Дьякова.

       Едва обозначился рассвет, поезд из четырёх оленьих упряжек двинулся  по руслу речки в сторону Якутска. Впереди на нартах сидел Николай. Вторая упряжка тащила больного Дьякова, лежащего на нартах, укрытого шкурами оленей и обвязанного стропами, чтоб не свалился. На третьих нартах располагалось снятое с самолёта оружие и радиостанция. За четвёртой  упряжкой бежал Иннокентий. Олени, будто чувствовали, что движутся к дому, трусили по своему накатанному следу  без понукания каюра. Каждые два часа делались остановки, чтобы  покормить оленей, а также  вскипятить чай и перекусить варёным оленьим мясом.   Дьяков в полубреду  выпивал   чай, держа кружку в левой руке. Обмороженные пальцы правой руки мучительно ныли. Он снова впадал в прострацию.

       Под вечер 2 мая упряжка с Дьяковым остановилась у крыльца лазарета. На носилках больного, ослабевшего лётчика в приёмной осмотрел дежурный врач: измерил температуру, прослушал дыхание и хрипы в груди, определил воспаление лёгких, выписал медсестре назначения. Осмотр обмороженных пальцев рук привёл доктора к выводу, что первая степень обморожения пальцев левой кисти требует длительного лечения, а на правой руке указательный и безымянный пальцы нужно срочно ампутировать по вторую  фалангу, иначе начнётся гангрена. После того, как медсестра и солдат  помыли старшину и переодели в чистое бельё, через час была сделана операция. Дьякову под местным наркозом удалили уже почерневшие фаланги, дали снотворное и уложили в чистую постель.  Он провалился в глубокий сон.

        На следующий день в лазарет приехал командир дивизии полковник Мазурук и обрадовал неожиданным сообщением: старшине Дьякову приказом Министра Обороны присвоено воинское звание «лейтенант» и за проявленное мужество при выживании в условиях Севера он награждён орденом «ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ» третьей  степени.  Вечером пришли спасшие его якуты. Иннокентий сказал, что командир дивизии наградил их премией в размере 1000 рублей каждому, а Иннокентия карабином и патронами Дьякова.  Николаю досталось охотничье ружьё. Пожелав быстрого выздоровления¸ мужики уехали в свой оленеводческий совхоз.

         Лейтенант Дьяков лечился в лазарете Якутска восемь месяцев. Когда зажили пальцы, стали лечить лёгкие, обнаружив в них начальную стадию туберкулёза. Питание не располагало быстро справиться с болезнью. Приезжали спасители якуты,  привезли внутреннее медвежье  сало, помогло. С лётной работы  списали  и по состоянию здоровья уволили из рядов Красной Армии. В мае 1945 года Александр Дьяков переступил порог родного дома.   

Кусов Владимир Петрович, майор в отставке, ветеран боевых действий, член СВГБ по Дальневосточному региону

На фотографиях:

1. Кусов В.П. - автор рассказа

2. Александр Дьяков - герой рассказа