Из воспоминаний бывшего пограничника
Из воспоминаний бывшего пограничника, полковника в отставке, отличника народного образования РСФСР – Виданова Михаила Павловича Я – уроженец села Домашки, сегодня Нефтегорского района Самарской области. Село Домашка – крупное поселение, хорошо известное в нашем крае. Знаменитым оно стало в ходе Гражданской войны, когда в 1918-1919 годах целиком выступило в поддержку Советской власти и сформировало целый полк в Красной Армии. Командовали полком местные уроженцы, бывшие солдаты старой армии. Подлинные народные герои Сокол и Антонов. После окончания Гражданской войны и земельного переустройства, благодаря трудолюбию и организованности, Домашка стала одним из самых зажиточных сел Средне-Волжского края. Поэтому в период коллективизации новые власти сочли село кулацким гнездом. Но конфискации и репрессии проводились не сразу, не в один день. Фамилия Видановых в Домашке была очень большая, трудно было перечислить всех родичей: зятьев, сватьев, кумовей и прочей родни. Когда в конце 1920-х годов начался призыв населения на освоение Дальнего Востока, то довольно много наших родных откликнулись и, не ожидая от коллективизации скорых успехов, переехали в пределы Хабаровского края. Коллективизация с 1929 года прошла у нас сравнительно мирно, организовался большой колхоз имени Антонова, погибшего в 1920 году на Польском фронте. Я поступил в школу крестьянской молодежи. Сначала она была четырехклассная, позднее ее преобразовали в семилетку. Вместе с членами семьи накануне Великой Отечественной войны мы выезжали в Хабаровский край, но не понравилось там из-за тяжелого дождливого климата (угодили мы в муссонное лето) и вернулись в Куйбышевскую область. Известие о начале войны застало меня дома, работал в ту пору прицепщиком в МТС. Скоро был мобилизован, направлен на учебные курсы, но на фронт пошел в 1942 году. Повоевать в стрелковой части пришлось недолго. Во время наведения переправы на одной речке, севернее г.Курска, попал под бомбовый налет. Был сильно контужен и почти год пробыл в госпиталях. Врачебная комиссия признала меня годным не полностью, направила в запасный полк. В эту часть прибыли офицеры из пограничных войск собирать на пополнение в пограничные части на юге и на востоке страны. Вызвался и я, поскольку уже бывал на Дальнем Востоке, кроме того считался хорошо подготовленным в моральном отношении, имел боевой опыт. Направлен был в Буреинский пограничный отряд, который входил в Пограничный полк НКВД и занимал огромную линию границы по реке Амур, и ее протокам Зее и Бурее. Прибыл туда летом 1943 года. Тот, кто знает эти места, может убедиться в очень сложных условиях края: суровый климат, полное бездорожье, непроходимая тайга, отсутствие населенных пунктов почти полностью. Крутые сопки сочетаются с длинными болотами, что созданы вечной мерзлотой – от одной пограничной заставы до другой бывает по 40-50 километров, обеспечить их дозорами чрезвычайно трудно. На другой стороне Амура находились земли государства Маньчжоу Го, которое было полностью под контролем японской военщины. Вплоть до весны 1943 года обстрелы советской территории велись практически ежедневно. Стреляли и просто для проверки, на испуг, но часто старались попасть в пограничный пост или просто в наших военнослужащих. Поскольку в то время у Советского Союза был договор с Японией о ненападении, то в ответ на дипломатические ноты протеста, японское командование заверяло, что оно ни причем, а стреляют местные китайские разбойники - хунхузы, которых японские войска ловят и уничтожают. Однако обстрелы неоднократно повторялись. Попал я в подразделение, которым командовал опытный разведчик капитан Сенаторов. Он обращал наше внимание на то, что японцы не только создали на своей стороне пограничные кордоны, окружив их инженерными огневыми точками и превратив их в настоящие форты, но и ведут постоянную разведку наших границ, забрасывают своих разведчиков и диверсантов. В большинстве случаев это были либо китайцы под видом рыбаков, то выходцы из бывших белогвардейцев, которые осели в Маньчжурии после Гражданской войны. Бронекатера Амурской флотилии, которые были приданы нашему погранотряду, много раз задерживали нарушителей. Но придраться к ним было трудно: оружия у них не было и после переговоров их отправляли обратно. Хуже было, когда японская агентура готовила диверсии, они действовали группами, были хорошо вооружены и при обнаружении пробивались с боем. Учитывая опасность Дальневосточных рубежей, в начале 1940 года был создан Дальневосточный фронт в составе 4-х армий. Командовал фронтом генерал армии Иосиф Родионович Апанасенко. Личность эта была в свою пору легендарная: полный Георгиевский кавалер, бывший фельдфебель старой армии. Позднее командир дивизии в 1-й Конной Армии. Он не имел серьезного военного образования, но обладал глубоким народным умом и пониманием военной ситуации. Свое назначение - командование невоюющим фронтом и одновременно очень высокое воинское звание он воспринял как высший знак доверия. Поэтому с самого начала Отечественной войны он начал готовить новые военные кадры. Понимая, что ослаблять госграницу нельзя, в то же время, отправляя максимальное количество резерва в действующую армию, Апанасенко своей властью провел 3 военных набора и открыл сеть кратковременных курсов военных специалистов. Чтобы сбить с толку военную разведку японцев, все пополнения отправлялись на запад под номерами тех дивизий, которые оставались на Дальневосточных рубежах. Понимая роль новых технических средств, Апанасенко много внимания уделял авиации, авиаразведке и радиоразведке. Командование фронта старательно готовило специалистов на курсах автомехаников, танкистов, радистов, пулеметчиков, снайперов, при этом старалось дать полновесный цикл обучения военному делу. Из таких курсов вышел, к примеру, единственный из нанайцев Герой Советского Союза знаменитый снайпер, бывший охотник Максим Пассар. К сожалению, генерал армии И.Р. Апанасенко не дожил до Дня Победы 1945 года. Направленный для подготовки наступления в районе г.Воронежа осенью 1943 года генерал погиб во время жестокого налета вражеской авиации. Но курс бывшего командующего Дальневосточным фронтом на усиление боеспособности войск за счет мобилизации внутренних резервов себя оправдал. Большую активность вражеская сторона стала проявлять с апреля 1945 года, после советской денонсации (прекращения действий) советско-японского договора о нейтралитете. Уверенные в своей несокрушимости в долговременных убежищах, японские генералы пытались разгадать советские военные планы. На нашем участке государственной границы наши военные силы были очень незначительны, состояли в основном из пограничных соединений и отрядов кораблей Амурской военной флотилии. Но уже с апреля-мая на Дальневосточные рубежи сплошным потоком шли воинские эшелоны с бойцами и боевой техникой. Наша радиоразведка перехватывала сотни переговоров японского командования с одним вопросом: «Куда идут советские военные эшелоны и сколько их?». Уверенные, что у нашего командования нет специалистов, японцы вели разговоры чаще всего открытым текстом, а спохватывались только время-от-времени. Долгое время мы не получали ни нового военного снаряжения, ни техники. Японское командование оставалось на уровне оценок предвоенных годов. Этим частично объяснялся сокрушительный разгром Квантунской армии. Другой фактор был связан с их просчетами в данных военной разведки. Местное китайское и монгольское население ненавидело японских оккупантов. Отправлять их в разведку или для диверсий на советскую территорию было бесполезно. Отдельный упор японская разведка возлагала на бывших белогвардейцев, особенно из казаков. Тайная полиция Японии («Токко») имела два главных центра – в Харбине и в Дайрене (ныне – Далянь). Харбинский центр сотрудничал с молодежной организацией «Русская фашистская партия» К.Родзаевского, которая существовала только за счет японской разведки. Цель ее была очевидна: готовить антисоветские кадры шпионов и диверсантов. Под видом перебежчиков несколько раз подготовленные Харбинским центром агенты пытались перейти границу. Как правило, они были обнаружены еще во время переправы и взяты в плен пограничниками безо всякого сопротивления. На нашем участке даже те нарушители, которые ускользнули от наблюдения и проникли на советскую территорию – чаще всего сами приходили на погранзаставы и добровольно рассказывали о заданиях японского командования. Но так было не всегда. Боевые столкновения проходили при попытках пересечь Амур: катеров Военной флотилии у нас было очень мало. Боевые группы противника получили категоричный приказ: выяснить состав и количество наших военных соединений. Но дальние границы пройти этим разведгруппам не удалось, они спешили возвратиться обратно. Наша контрразведка сообщала о возможных маршрутах вражеских разведгрупп, а нередко и о времени их выхода в рейды. Некоторые группы были дезориентированы намеренно. Одна японская разведгруппа вернулась с сообщением о появлении в нашем районе нового вида советской военной техники. Они узнали о подходе колонны войск с Запада и встретили на лесных просеках следы такого прохождения. Следы не были похожи на отпечатки колес или гусениц, но были много шире. Загадка для японцев так и осталась загадкой и сильно их насторожила. На самом деле, пограничники по совету командиров, были обуты в самодельные кожаные лапти, по типу обуви нанайцев, ходоков по тайге. Целый погранотряд прошелся пару раз по дороге, на которую и была выведена японская разведка. Командование японских войск просмотрело, что пограничники летом 1945 года получили автоматическое оружие, новые средства связи, на бронекатера Амурской флотилии получили новое вооружение, радиостанции, обновили силовые установки. Японцы не сумели оценить установку ракетного вооружения на корабли флотилии. Бывший Дальневосточный фронт летом 1945 года стал именоваться 2-м Дальневосточным. В июле 1945 года на участке нашей погранзаставы через границу переплыл на бревне японский солдат. При задержании он рассказал, что сам из рабочих портовиков фирмы Кавасаки, работал военным шофером при штабе японской дивизии в Цицикаре и по службе возил своего хозяина по многим местным штабам. Его симпатии всегда были в пользу страны Советов, он даже в свое время читал нелегальную коммунистическую газету «Акахата» («Красное знамя»), он является противником войны. Из разговоров японских офицеров он услышал, что собираются войска японских сил для удара в сторону Благовещенска. А для маскировки в первых рядах нападающих решено использовать русских эмигрантов из казаков, переодетых в советскую форму. Белогвардейский атаман Г.Семенов сам дал приказ по казачьим станицам и поселкам в Маньчжурии «готовиться к бою». Но ему не назвали пока даты и направления похода. Данные эти выглядели очень правдоподобно, тем более, что атаман Г. Семенов действительно жил в это время в Дай Рене, имел целый поселок Атамановка и полностью находился во власти японской комендатуры. Его антисоветские и антикоммунистические взгляды не подлежали сомнению. Изредка его обращения в этом духе печатали русскоязычные газеты за японский счет. Однако наши контрразведчики сумели распутать информацию, переданную солдатом-перебежчиком. Слишком много он знал для рядового военного водителя и на офицерские разговоры вряд ли его приглашали. Солдату задали ряд простых вопросов. Один из них: «Остались ли у него родные в Японии и имеет ли он с ними переписку?». Японец ответил утвердительно. Его попросили назвать их адрес, почтовый код и номер своей полевой почты. Вот здесь он запнулся. Шпиону не пришло в голову, что через нашу агентуру СМЕРШ имел все номера полевой почты всех частей Квантунской армии и всех пограничных постов. После долгих запирательств, перебежчик пытался выкрутиться и утверждал, что он давно не писал близким и за это время номера полевой почты поменялись. Но тут выяснилось, что те номера, которые он называл принадлежат другому военному контингенту. Цель японской дезинформации была ясна: отвлечь внимание нашего командования. Так как никаких японских резервов в данном направлении не было. В условиях летних дождей и разливов рек, по мнению японского генералитета, до середины и даже до конца сентября любое продвижение в серверной Маньчжурии невозможно. Тем более нельзя полагаться на авиацию. Тем временем пограничники вели тотальное наблюдение за работой вражеской стороны: наличие и смену караулов, сторожевую службу, состояние дорог. В ночь на 9 августа 1945 года на нашем участке границы шел проливной дождь. Поэтому наступление наших застав с бронекатеров Амурской флотилии было полной неожиданностью для японцев. Они даже подумали, что из-за непогоды на них вышла какая-то собственная новая войсковая часть, которая сбилась с дороги. Весь погранотряд под командой полковника Куракова и начальника штаба майора Ломтева высаживался сразу с 12-ти бронекатеров по всему фронту шириною 20-30 километров, высадив одну партию бронекатера, совершали еще несколько рейсов. Пограничные посты японцев были захвачены и разгромлены в течение часа. За период военных действий наш погранотряд ликвидировал около 50 пограничных пунктов на японской стороне, из них 2 основных и 3 средних, 2 узла связи, склады военного снаряжения и продвинулись вперед на 50 километров от границы. Следом за нами продвигались армейские части от 35 и 36 армий, используя наших ориентировщиков. Совместно с полевыми частями пограничный отряд участвовал в освобождении городов Фошань и Цике. Но нельзя сказать, что японские войска всюду сдавались без сопротивления. В плен они сдавались только по приказу своих генералов и высших офицеров. Там, где у них были подготовлены свои блокгаузы и настоящие форты в 2-3 этажа, они постоянно вели огонь и не собирались идти ни на какие переговоры. В районе городка Пежарка штурм занял более 4 часов и если бы не помощь армейской артиллерии, то наши потери были бы очень велики. Ведь у пограничников было только легкое стрелковое вооружение, а наша авиация из-за нелетной погоды использовалась очень мало. Позднее японские пленные на запросах сообщали, что могли отсидеться в своих укреплениях два месяца. Их информировали, что императорское правительство ведет с советским командованием переговоры об условиях эвакуации на родину, а их сопротивление заставит советскую сторону пойти на уступки. Наступления советских войск в сторону Цицикара они вовсе не ожидали, так как почти непроходимая тайга и крутые сопки считали непреодолимым препятствием для техники. Директивы командования 2-го Дальневосточного фронта рекомендовали блокировать хорошо укрепленные центры вражеской обороны, что резко снизило наши потери, а пограничникам в первую очередь захватывать дороги и обеспечить сохранность переправ через таежные реки. За успешное форсирование Амура и обеспечение нашего наступления в Северную Маньчжурию наш Буреинский погранотряд был награжден орденом Красного Знамени, стал именоваться Краснознаменным, Многие военнослужащие получили государственные награды, в том числе и я получил медаль «За боевые заслуги». Поскольку имел звание старшины и считался опытным бойцом, то назначили меня вести учет военнопленных и учет трофеев. С этой целью меня откомандировали в Управление Пограничных войск в Хабаровск. Вместе с группой пограничников пешим порядком мы сопровождали большую колонну японских военнопленных. Шли они под командой собственных офицеров. Сохраняя полную дисциплину и не делая никаких попыток к побегу или неподчинению приказу. Среди них было немного больных и раненых, которых несли на носилках. Весь Хабаровск был переполнен пленными. Позднее я узнал, что даже к июню следующего, 1946 года, вокруг Хабаровска и в госпиталях находилось около 150 тысяч военнопленных, одних только генералов в плену оказалось 148 человек. Не всем известно, что сразу после окончания военных действий, уже осенью 1945 года всех инвалидов, больных и пожилых солдат бывшей японской Императорской армии, если они не были замешаны в карательных экспедициях против местного населения, на советских кораблях отправляли на их Родину. Десятки тысяч бывших японских военнослужащих до сих пор помнят этот благородный шаг советской администрации. Органы СМЕРШ стали разбираться и с военными преступниками. Скоро выяснилось, что никаких военных подразделений из бывших белогвардейцев-казаков японские власти не создавали, боялись давать в руки оружие бывшим российским гражданам. Сами бывшие казаки, когда-то воевавшие против Советской власти и слушать не хотели призывы атамана Семенова и его приспешников о грядущей войне с большевиками. Победы Красной Армии против оккупантов на Западе, освободительный поход в европейские страны, совместная борьба против фашизма, единство всех союзников произвело колоссальный переворот в сознании всей российской эмиграции. Мы видели с каким восторгом глядело местное китайское население на нашу военную технику, представители русского населения даже трогали нашу воинскую форму. Один сильно пожилой бывший казак с китайской стороны Амура просил разрешения потрогать наши погоны и спросил: «Теперь разрешены ли офицеры в Красной Армии?». Мы отвечали, что термин «офицер» полностью восстановлен в армии и стал уже привычен в обращении. До того времени слово «офицер» было в нашей стране ругательным и относилось к белогвардейцам. Услышав ответ, старик перекрестился и расплакался – теперь никто его не станет попрекать прошлым. Настоящие враги Советской власти были выявлены и осуждены военным трибуналом в ходе Хабаровского процесса 1946 года. Я продолжал службу в Управлении пограничных войск, в условиях города закончил вечернюю среднюю школу, поступил в заочный педагогический институт. Пограничным войскам отдал 10 лет жизни. После демобилизации в 1953 году приехал в город Куйбышев и много лет отдал делу народного образования, в основном в Институте повышения квалификации педагогических кадров. Проживаю в городе Самара. Вхожу в состав Совета ветеранов войны с Японией, довольно часто выступаю перед учащимися школ Октябрьского и Советского районов. Надеюсь написать летопись событий родного села Домашки.
Виданов Михаил Павлович, бывший пограничник, ветеран Великой Отечественной войны и войны с империалистической Японией. Уважаемый Михаил Павлович! Редакцмя журнала "Аргументы времени" поздравляет Вас с 90-летием! Желаем крепкого здоровья, семейного благополучия, надежных друзей. |