Мертвые и забытые
 |
Кровопролитные сражения за Смоленск в июле-августе 1941-го помнят все – город прикрывал главное направление на Москву. А на то, что и Смоленск, и Москву прикрывал Могилев, ныне мало кто обращает внимание. Может, потому, что это уже вроде и не российский город? В «Истории Второй мировой войны» значение обороны Могилева определено одним абзацем: «Немецкие дивизии оказались скованными на всех участках фронта. Одни из них сдерживали натиск окруженных 16 и 20-й армий, другие отражали удары с фронта, третьи противодействовали советским войскам за Днепром (на Бобруйском направлении) и были связаны боями за Могилев. Поэтому в тот период немецко-фашистское командование не имело сколько-нибудь компактной группировки для наступления на Москву». В энциклопедиях и мемуарной литературе есть сведения о Могилевской операции 23–28 июня 1944 года, составной части стратегической Белорусской операции. Но почти ни слова в официальных источниках не находится о Могилевской оборонительной эпопее в июле 1941-го. Она лишь упоминается в Советской военной энциклопедии, в разделе «Смоленское сражение»: «Часть сил 13-й армии прорвалась за реку Сож, а остальные, отбив танковые атаки немецко-фашистских войск, удерживали Могилев». Москва сочла предателями 29 июня начальник гитлеровского Генштаба Гальдер записал в дневнике: «Русские сопротивляются отчаянно, но действия их носят разрозненный характер и поэтому малоэффективны». Вывод: есть возможность овладеть Могилевом с ходу. А в это время в самом городе спешно эвакуируются заводы, отправляются на восток эшелоны. Десятки тысяч жителей под бомбежками и обстрелом дальнобойных орудий сооружают оборонительный обвод радиусом 25 километров. Формируются отряды народного ополчения. 4 июля три немецкие танковые дивизии вышли к Днепру южнее Могилева. С севера город охватили два немецких танковых корпуса. С запада на город наступали войска 7-го армейского корпуса. До 12 июля непрерывные тяжелые бои шли по всей линии фронта 61-го стрелкового корпуса под командованием генерала Федора Бакунина. Силы были неравными, но все попытки взять Могилев лобовым ударом разбивались о стойкую оборону. Непосредственно город защищала 172-я стрелковая дивизия генерала Михаила Романова. Умело маневрируя силами, комдив даже организовал несколько контратак, хотя не было у него ни танков, ни авиации. Немцы, обойдя Могилев с севера и юга, замкнули кольцо в Чаусах. Продолжая наступление, они продвинулись далеко на восток и уже 16 июля захватили Смоленск. А Могилев, изрытый траншеями, перегороженный баррикадами и противотанковыми надолбами, превратился в неприступную крепость. Оказавшись в тылу врага, город сковывает крупную группировку наступавших войск. Это приводит в бешенство немецкое командование, и оно бросает сюда еще две дивизии. В окрестностях города отчаянно сражались разрозненные остатки наших частей. Красноармейцы цеплялись за каждую пядь, мечтая лишь о том, чтобы им подбросили боеприпасов. В архиве Министерства обороны сохранилось донесение комкора Бакунина: «Вторые сутки веду упорные бои с превосходящими силами противника. Снаряды кончаются. Прошу сообщить, когда будут доставлены снаряды». Об этом просил и генерал Романов. Тем временем в город стягивались уцелевшие подразделения, оказавшиеся отрезанными от своих. В это время Государственный Комитет Обороны специальным приказом № 066 войскам западного направления отмечает, что командный состав частей Западного фронта проникнут эвакуационными настроениями и легко относится к вопросу об отходе войск от Смоленска и сдаче его врагу. Подобные настроения среди командного состава ГКО считает преступлением, граничащим с прямой изменой Родине. Этот документ, до последнего времени не афишировавшийся, – свидетельство полного неведения Верховного командования о положении на фронте, о настроении советских воинов. Можно только догадываться, что пережили, ознакомившись с этим приказом, командиры – фактически их называли изменниками Родины. А они в это время дрались насмерть, совершали подвиги такие же, как герои Бреста, с той лишь разницей, что в Могилеве все происходило в гораздо больших масштабах. Но даже в энциклопедии «Великая Отечественная война 1941–1945 годов», изданной в 1985 году, об этой эпопее сказано скупо: «Советские войска и отряды народного ополчения героически обороняли Могилев в ходе начавшегося Смоленского сражения, но вынуждены были оставить город 26 июля». И только. Адский котел С каждым днем, с каждым часом положение окруженного города становилось все более отчаянным. Ряды защитников редели. В дивизионный госпиталь прибывали раненые, эвакуировать которых было уже невозможно. Врачам и сестрам, как могли, помогали местные жители. На исходе были все медикаменты, а главное – не хватало боеприпасов. Кольцо вокруг Могилева сжималось. 22 и 23 июля немцам удалось ворваться в пригород. 24 июля рукопашные бои все еще шли на окраинах, но в ночь на 25 июля один из фашистских танков пробился в город. О героизме защитников города сохранились лишь разрозненные свидетельства. Сводки Информбюро передают о положении на фронте, но они десятидневной давности. «Известия» публикуют снимок: поле, загроможденное разбитыми и обгорелыми немецкими танками (14 июля в 388-м полку Семена Кутепова было подбито 39 вражеских танков). Под снимком статья Константина Симонова, которому вместе с Алексеем Сурковым довелось побывать в Могилеве за считаные дни до окружения города. Генерал Романов понимал, что все возможности обороны исчерпаны. Судьба поставила его командиром над окруженными войсками, когда не оставалось никакой надежды на помощь, надвигалась неминуемая развязка. Не было боеприпасов, а в госпитале скопились до четырех тысяч раненых. За их судьбу он тоже был в ответе. Не перед Верховным командованием – перед самим собой.
Все понимали, что это значит: с голыми руками идти на врага, многократно превосходящего и численностью, и вооружением. Даже если кому-то чудом удастся прорваться – что дальше? Пробиваться к своим более двухсот километров по тылам врага? Решение комдива поддержали единогласно. Выдержки из боевого приказа командира 172-й дивизии от 26 июля 1941 года: «1. Противник окружает нас с запада, севера и юга пехотными частями 7-го армейского корпуса, с востока действует дивизия СС «Райх». 2. 27 июля с наступлением темноты всем частям и штабам оставить Могилев и начать пробиваться из окружения». Далее следуют тактические указания командирам подразделений. И еще один пункт приказа, на котором нужно остановиться: «Раненых, неспособных следовать самостоятельно с войсками, оставить в городе». Да, так было. Четыре тысячи воинов, теперь беспомощных, комдив отдавал врагу. Но как поступить иначе? Всем, кто был еще способен держать оружие, предстояло идти в последний бой. И каждый, будь он рядовым или генералом, должен был действовать в нем как пехотинец – винтовкой, гранатой, штыком. Романов понимал, как воспримут его приказ раненые. Их никакими доводами не убедить, что иного выхода нет. Они все воспримут однозначно: их предали. Единственное, чем комдив мог им помочь, – оставить в госпитале несколько медиков, конечно, добровольцев. И такие нашлись. Три врача – В. П. Кузнецов, А. И. Паршин и Ф. И. Пашанин согласились разделить участь раненых. При выходе войск из города нужно было оставить прикрытие, чтобы хоть на короткое время задержать фашистов. Были в арьергарде и раненые, кое-как добравшиеся из госпиталя, пожелавшие умереть не в плену, а в бою. Подразделение смертников. Но разве не были смертниками и те, кто пошел на прорыв почти с голыми руками, имея по три патрона на бойца? В дождливую ночь на 27 июля оставшиеся подразделения 172-й дивизии двинулись колоннами по параллельным улицам. Впереди шел комдив Романов. Бой начался внезапно на юго-западной окраине Могилева. При первом же столкновении с противником наши бойцы бросились в рукопашную. Вскоре вступила в бой и группа прикрытия, занимавшая позиции за баррикадами в центре города. Руководил ею майор Катюшин – начальник оперативного отдела штаба 172-й дивизии. Несколько раз немецкие автоматчики бросались на баррикады. Бойцы Катюшина уничтожали их из винтовок. Были и штыковые схватки, но исход дела решили подошедшие немецкие танки. Немногие вышли живыми из того боя, который так и не вошел в историю Великой Отечественной. Погиб полковник Кутепов. Тяжело раненному Романову удалось с группой бойцов прорваться в Тишовский лес. 28 июля крестьянин Асмоловский обнаружил в бане генерала. Тот лежал, прикрытый простреленным мундиром с большими звездами в петлицах, сорочка изорвана на бинты. Раненого перенесли в хату, переодели в гражданскую одежду. Пуля пробила левую лопатку и застряла в груди. Нашлись предатели, и вскоре в село прибыли немцы, которые увезли беспомощного генерала, семью Асмоловских расстреляли, а хату сожгли. Поправившись, Романов сумел бежать из Могилевского лагеря военнопленных, но его снова схватили, после чего повесили в Борисове, как стало известно позже из захваченных у фашистов документов. Прошли через муки и врачи Кузнецов, Паршин, Пашанин – их казнили на городской площади Могилева, согнав к виселице жителей города. Серпилиных не щадили Эти события официально нигде не отражены, правда, стали канвой романа Константина Симонова «Живые и мертвые». Прообраз Серпилина – командир 388-го стрелкового полка Семен Федорович Кутепов. Но как известно, в художественном произведении допустимы отступления от фактов, к тому же существовал прессинг цензуры… Стоит вспомнить любопытную заметку Константина Симонова, написанную в послевоенные годы: «Читая личные дела полковника Кутепова, командира 172-й дивизии генерала Романова да и некоторых других военачальников, превосходным образом проявивших себя в самые тяжелые дни 1941 года, я иногда испытывал чувство недоумения: почему многие из этих людей так медленно по сравнению с другими продвигались перед войной по служебной лестнице? Задним числом, с точки зрения всего совершенного ими на войне, мне даже начинало казаться, что в их медленном предвоенном продвижении было что-то неправильное. Но потом, поразмыслив, я пришел к обратному выводу: это медленное продвижение с полным и всесторонним освоением или, как говорят военные, отработкой каждой ступеньки как раз и было правильным. И такой нормой и закономерностью оно было до 1936 года, когда в 1936–1937-м было изъято из армии большинство высшего и половина старшего командного состава. За этим неизбежно последовало характерное для тех лет массовое перепрыгивание через одну, две, а то и три важнейшие ступени военной лестницы. Надо ли еще раз повторять, что не будь у нас 1937–1938 годов, в армии с первых дней войны на своих местах оказались бы куда больше таких людей, как командир полка Кутепов или командир дивизии Романов». Но им не повезло и после смерти. Выполнив свой долг до конца, заложив основы будущей Победы, они и сегодня лишены справедливой памяти. Конечно, мало сохранилось документов, позволяющих в деталях восстановить события обороны Могилева, почти не осталось живых свидетелей, но эти факты должны быть внимательно исследованы, голоса услышаны. Победа в 1945-м состоялась лишь благодаря подвигу солдат 41-го года. Тогда, как вспоминают ветераны, награды давались скупо. Медаль «За отвагу» или «За боевые заслуги» в первое военное лето равносильна «Золотой Звезде» в последние месяцы сражений. Но героев надо помнить вне зависимости от того, признаны их подвиги официально или обойдены вниманием власти. По последним данным, из всех «котлов» 1941 года, созданных немецко-фашистской армией, наименьшее число пленных было взято у Могилева (15 тысяч), в то время как в остальных – от 100 до 600 тысяч. Это еще одно из подтверждений героизма воинов Красной армии в ходе описанных событий.
Вадим Кулинченко
|
