Немецкие овчарки против немецких танков

Отрывки из книги «Тайное оружие Берии: собачий спецназ НКВД»

       «Собачий спецназ уничтожить любой ценой!» - такой приказ получили все подразделения Абвера на Восточном фронте осенью 1941 года. «Исчадиями ада» прозвали это ТАЙНОЕ ОРУЖИЕ БЕРИИ немецкие фашисты.

      В разгар битвы за Москву спецотряды НКВД с собаками, обученными на подрыв вражеской бронетехники, бросали в самое пекло, с одного танкоопасного направления на другое. За ними охотились с воздуха лучшие асы Люфтваффе. Против них работали самые матёрые «волки» Абвера. Но «собачий спецназ», демонстрируя чудеса дрессировки, продолжал истреблять гитлеровцев.

       Немецкие овчарки против немецких танков! Не знающие промаха живые мины против панцерваффе! Как обучали этих боевых псов-смертников, превращая в неотразимое оружие, от которого не было спасения? И что чувствовали их хозяева, посылая своих любимых питомцев на верную гибель?

*          *          *

        - В  бою сам не за понюх табаку погибнешь и собаку погубишь, - веско замечал майор.-  Поэтому прошу ещё и ещё раз усвоить, товарищи младшие командиры, не ошибаться ни на йоту. Собаки наши – безотказное оружие. Они минёры-подрывники. И лелеять и холить их нужно, как детей. Ясно?

        - Так точно, ясно! – дружно отвечал ему строй пограничников. Впрочем, уже не пограничников. Таковыми они остались в прошлом. А теперь они все – офицеры-проводники служебных собак спецподразделения НКВД СССР. Звучало грозно и внушительно, как, впрочем, и дело, которое им предстояло выполнить в ближайшее время. А оно было уже не за горами.

         А пока напряжённейшие занятия, зачастую ещё и ночью. И так все дни напролёт. День за днём, месяц за месяцем. Тяжело? Кто бы спорил, конечно же, тяжело. Дело новое, доселе ещё не опробованное на практике. Многое приходилось начинать буквально с нуля. И главное, времени на раскачку не было.

        Майор, не церемонясь, использовал свой главный инструмент:

        - Не потерплю и намёка на отклонение от норматива. Только так, а не иначе. Я за ваши жизни в ответе. На войне всё будет зависеть от вашей выучки, доведённой до автоматизма. Усеките это раз и навсегда.

         И они «усекали»… Усекали на все сто процентов. И вновь, и вновь, обливаясь горячим потом, перепачканные с ног до головы грязью, с неукротимым рвением осваивали доселе невиданную науку побеждать…

         Однажды, едва забрезжил жиденький осенний рассвет, они, прибыв на полигон, своим глазам не поверили. Их ждали не макеты, пусть даже искусно сработанные под боевые машины с крестами на башнях, а настоящие фрицевские танки.

        На этот раз были собраны все отряды воедино. На позицию, в траншею, выдвинулись три инструктора с собаками. Майор Ковалёв, проводивший общее занятие, объявил громогласно:

        - Боекомплект применяется настоящий.

        - Как настоящий? – ахнул невольно строй. – Как так… Ведь собаки же?

       - Отставить разговоры! Боекомплект настоящий…  Всё как на войне, товарищи младшие офицеры, - и отдал команду: приступить!

        И под грохочущую какофонию имитационных взрывов три собаки по очереди пошли на цели. Один взрыв, с интервалом другой, ещё один… И чёрная жирная грязь заполыхавших вражеских танков. Всё было кончено в считанные секунды. Это было неправдоподобно страшно и жутко. Как на войне…

       А война уже шла, катила  свой гигантский огненный вал всё дальше и дальше на восток. Все они с жадностью слушали  скупые неутешительные сводки информбюро. Неужели всё так ужасно? Даже и представить себе такое в самом кошмарном сне было невозможно. Вот как оно получается.

      «Сегодня после продолжительных кровопролитных боёв нашими войсками…» - неутешительно и скорбно вещал левитановский голос из чёрной тарелки репродуктора – «оставлен город…город…город…»

       В общем, приуныли они от безрадостных сводок Совинформбюро. Скверное настроение после трагического вещания Левитана, скверное. А майор, их верный наставник, строгий учитель и командир, говорил после этих скорбных сообщений с какой-то потаённой теплотой и отеческой грубоватостью:

      - Чего носы повесили, а? Отставить тоску и уныние! Наше дело правое… Мы ещё, как свернём Гитлеру его поганую шею, поносим зелёные фуражечки. А пока нам, мужики, надо вкалывать до седьмого пота. Время не ждёт. Уже скоро…

        И после таких слов они «вкалывали» на полигоне, как оглашенные. Ещё, ещё, ещё раз отрабатывая всё до ювелирной точности – время не ждёт. Скоро уже… скоро.

*          *          *

         Слухи росли, множились, разрастались до невероятных размеров. Говорили, что это секретное оружие и, как только они войдут в Москву, псов-людоедов выпустят из секретного бункера Сталина под Кремлём, и они будут заживо грызть и взрывать всех солдат вермахта без разбора. А псов этих видимо-невидимо в жутких подземельях русской столицы. Так что…

       Шульце слухам не верил, а только посмеивался высокомерно над малахольными – ну и дела, нашли, чем пугать друг друга. Детские страшилки, да и только…

       Не такого закала он, Курт Шульце, чтобы верить всем этим слухам. Просто подустали парни, вот и сочиняют всякие небылицы. Но ничего, скоро они войдут в Москву, и всё – война закончится для них…  А танк во время атаки мог просто подорваться и на фугасе, что больше походит на правду. У страха, известное дело, глаза велики.

       И только оставшиеся в живых всё шептались по углам блиндажей…

       Выскочил прямо перед танком то ли пёс, то ли волк. Да какая, к дьяволу, разница?! Выскочил и…  Откуда он взялся? Да мало ли… Может, из ямы какой, может, из леса. Наверное, оттуда. Оборона русских как раз там проходит. И вырос, зараза, словно из-под земли. Неожиданно так.

       Сиганул пёс одним махом под танк – только его и видели. В пылу атаки никто и значения этому не придал. Мало ли… Может, просто померещилось. Откуда здесь взяться собаке? Но только одни утверждали, что видели, как от пса тянулся провод. Другие очевидцы заметили у него притороченные брезентовые подсумки на спине. А ещё… И каждый факт невероятней другого. Тут и голова кругом пойдёт. Всё это так. Да только танк от взрыва подлетел в воздух и развалился на куски. Рвануло - ого-го! Будь здоров! Ну и командир роты, шедший в цепи неподалёку от этого танка, и другие солдаты ушли в небытие. И следов никаких. Рвануло весь боезапас в машине.

       Шульце и на этот раз повезло, хотя… Место его в атакующей цепи на фланге, на стыке с соседней ротой батальона. Но и он узрел краем глаза этот адский взрыв. Понятное дело, так удачно начавшаяся атака вмиг захлебнулась. Отошли с большими потерями на исходный рубеж вслед за повернувшими вспять танками.

Выписка из аналитической справки

О Московском направлении

       «…За первые две недели текущего месяца танковые подразделения группы армий «Центр» (генерал-фельдмаршал фон Бок) терпят постоянное поражение на подступах к позициям противника.

      Противник на Московском направлении практически не имеет в достаточном количестве противотанковой артиллерии. Тем не менее, бронетанковые моторизованные части Вермахта несут значительный урон за счёт применения русскими специально обученных собак с подрывными устройствами дистанционного действия…

       До настоящего времени нашей агентуре не удалось установить место дислокации центра подготовки собак…

       Всё это говорит о сверхсекретности таких диверсионных центров…»

       На справке стоит резолюция шефа Абвера адмирала Канариса:

1. Срочно ориентировать всю агентуру, задействованную в тылу русских, на выявление любых сведений (количество, организация, тактика, способ обучения и т.д.) о таких мобильных диверсионных отрядах с собаками-минёрами и установления места дислокации центров подготовки таких отрядов…

*          *          *

       Страх глумился, витал над окопами, парализуя мерзкой, липкой ручищей волю и тело. Хотелось только одного: зарыться в землю или лучше бежать отсюда, пока цел.  Бежать, бежать без оглядки лишь бы не видеть и не слышать рёв и грохот надвигающегося ужаса и зловещей силы…

       - Ну всё, наш выход, - мрачно процедил Никите майор. – Взрыватели проверил? Тогда давай Бурьяна, а потом Леда пойдёт.

        И улыбнулся краешком губ, тронутый преданным взглядом собаки, готовой по первой команде выполнить любое их приказание.

        - Твой день сегодня Леда-победа. Твой черёд… Ну, давай, лейтенант, не медли. Время…

        Но кобель не двигался с места ни в какую. Что ещё за новости? Ведь на полигоне им не такой грохот устраивали, там был тар-тарарам,  похлеще настоящего грохота боя, и ничего – шёл на «цель» как миленький, всё ему нипочём. А здесь вдруг в критическую минуту в отказ? Ерунда какая-то.

       Бурьян ощерил клыкастую пасть и зарычал на них. Шерсть дыбом. Рассвирепел.

       Во дела, ёлы-палы!

       - Бурьян, да ты что, миленький? – пытался Никита смирить его гнев на милость, пригибаясь к нему в тесном пространстве траншеи. – Бурьяша, друг…

       Бесполезно. Не хочет идти. Хоть ты тресни.

       - Ладно, и не пытайся даже,- остудил пыл Никиты майор. – Он без неё никуда не пойдёт. У них всё как у людей. Любовь… Поэтому – первой Леда. Затем, с интервалом, -Бурьян.

       До Никиты не сразу дошло – Леда! Его Ледушка и… он на смерть должен послать её сам. Никита бросился целовать её морду, глаза, уши. И не мог оторваться от своей любимицы. Верил и не верил своим глазам, что расстаются они навсегда.

        Лучше уж он сам. Сам! Пусть так и будет. Он сам пойдёт под эти проклятые танки! Только не она! У неё же скоро будут щенки. Забавные пушистые комочки. Таким вот крохотным живым комочком была она сама два года назад

        А Леда, сознавая скорое расставание, лизала его лицо и не могла оторваться от своего ненаглядного Никиты. И глаза её были полны слёз, но в них не было ни капли упрёка – прощай, Никита! Прощай…

        - Чего медлишь?! – заревел над самым ухом майор, силясь перекрыть адов  рёв надвигающейся лавины. – Ну же! Чего застыл?!

         Он знал, что сейчас творится у лейтенанта на душе, и поэтому не смотрел в глаза, а только повторял, как заведённый:

         - Ну, давай, давай, родной! Давай!

         Танки, мать их! Не помня себя, Никита в лихорадке отстегнул карабин поводка и крикнул отчаянно, срываясь на фальцет:

          – Леда, вперёд! Цель!

          Секунда, другая, и она перебралась через бруствер. И, петляя, немного тяжеловато побежала по полю навстречу смерти, нацелившись на грохочущий бензиновой вонью ближайший танк. И уже никто и ничто не могло её вернуть туда, где остался обожаемый ею хозяин – её Никита.

          Отмахав рысью десяток-другой метров, она вдруг замерла на мгновение, оглянулась. И столько было в её глазах тоски и боли, столько безвыходного отчаяния, что у него помутилось сознание – его Леда, его Ледушка, и вот сейчас?! А он… Он сам её туда послал. Слёзы душили его, застилая глаза. И он, не стыдясь, ревел, содрогаясь всем телом, и, не чувствуя боли, всё колотил и колотил, колошматил по брустверу траншеи, будто не мог вбить свою боль и отчаяние в эту мёрзлую землю.

         - Есть! Горит! – до него не сразу дошёл смысл сказанного. Майор оторвался от бинокля. Спешно отстёгивая поводок у   Бурьяна.

          - Вперёд, Бурьян! Вперёд! Цель!

          Пёс в нерешительности переминался на месте, словно веря и не веря в то, что сейчас произойдёт.

          - Бурьян, ищи Леду! Вперёд! – гаркнул в бешенстве майор. – Ищи!

          Любимое имя псу не нужно было повторять дважды. Легко и пружинисто он сиганул за бруствер и рысью, рысью пошёл туда, где сгинула его первая и сладкая земная любовь. И уже никто и ничто не могло  остановить его победный, яростный ход. В каком-то невероятном прыжке он достиг своей цели и, распластавшись, нырнул под смрадное грязное брюхо немецкого танка.

*          *          *

        Никита Большаков аккуратно вывел на прокопчённой от пороховой гари стене Рейхстага, сплошь иссечённой осколками и пулями, надпись белой краской: «Герой Советского Союза полковник Ковалёв А.А., мои друзья с погранзаставы под Брестом и спецотрядам НКВД…» Рука на секунду замерла и вывела дальше: «И все наши четвероногие питомцы, погибшие под Москвой. Мы дошли, мы победили!»

        Тем  временем старшина  неспешно достал из рюкзака флягу и такой же видавший виды котелок. Видать, и они не один день, год и не одну сотню вёрст кочевали по фронтовым дорогам. Им тоже на войне досталось. Из рюкзака же была извлечена старенькая, выцветшая пограничная фуражка. Старшина бережно положил её у стенки с надписью, предусмотрительно расстелив плащ-палатку. Вещь не ахти новая. Тоже побывала в передрягах. Там и тут прожжена пламенем костра на привалах. А вот здесь и здесь иссечена пулями и осколками. Судя по вещи, не берёг её хозяин, да и сам в тылу не отсиживался.

        - Ну что, Степаныч, помянем всех наших, - майор Большаков держал котелок, в который плеснул «наркомовских» из фляги старшины. Отпил, крякнул, закусывая рукавом. Протянул старшине.

        - За наших, командир. Пусть им всем земля пухом будет,- и тоже, как и майор, занюхал рукавом гимнастёрки, тяжело вздыхая после глотка.

        Ядрёный «сивушный» запах у фронтовых «наркомовских». Пробирает эта водочка всё нутро насквозь, до слёз. Да не беда это бывалому военному человеку. А в такой день горькие «сто граммов» - не помеха. И лишними, конечно же, не будут… Выпили ещё по чуть-чуть, поминая боевых друзей. Сегодня особый день, сегодня можно.

        Флягу с остатками горького вина – старшина для убедительности побулькал над ухом содержимое фляги – примостили у фуражки. Молча, закурили. Степаныч, перехватив взгляд своего командира, остаток папирос в пачке положил туда же, на плащ-палатку.

        А кругом бурлило, клокотало счастьем веселье. ПОБЕДА! И пьянел этим небывалым счастьем военный люд. Живи, радуйся – один праздник на всех, да какой! Такую войну одолели…

        Много лет спустя Никита Иванович, поднимая горькие сто граммов в День Победы, всегда тяжко вздыхал. И было от чего. В душе он сильно сожалел, что нельзя вернуть тот памятный майский день теперь уже далёкого сорок пятого года. А сожалел генерал-пограничник только об одном, что тогда на Рейхстаге он не вывел имена всех четвероногих солдат, погибших в полях Подмосковья в лихую годину. Он помнил каждого пса, хоть их в отряде было несколько десятков. Помнил каждого поимённо. Ведь у солдат – пусть и четвероногих, - погибших за Родину, кличек не бывает.

        Только даже безымянных могил нет у этих солдат, ибо на войне они выполняли самую страшную работу, награждать их ни одним указом не было предусмотрено…

Любушкин Юрий Павлович, пенсионер МВД РФ, поэт, прозаик (г. Николаевск-на-Амуре)