Русский солдат

Русский солдат – понятие не этническое, а состояние души и воинского духа

В Афганистане я оказался первым из нашего курса. 177-й отдельный отряд специального назначения. Место дислокации – провинция Газни. Середина трассы Кабул-Кандагар. Боевая задача – уничтожение складов с оружием и караванов противника, проведение засад. Лейтенант, командир разведгруппы. Через пять месяцев я был ранен в ногу. Снайпер стрелял точно, но хотел, чтобы меня взяли в плен.

Он выстрелил и попал, лишив меня возможности двигаться. Их разведгруппа (группа захвата) пошла вперёд по арыку. Они понимали, что я офицер. Я упал и выронил автомат. Снайпер не мог видеть в оптический прицел, что у меня под «мабутой» спрятан пистолет, а в карманах есть ещё две гранаты. Я не собирался сдаваться. Я видел, как они идут.  

Я достал пистолет и одну из гранат. Я был готов. Самое интересное, что я даже не испытывал страха. Я сказал себе: «Ты покажешь им, как надо умирать!» – и остался совершенно спокоен. Хотя по жизни я совершеннейший трус и это мною испытано неоднократно.  

И тут из каких-то кустов выползли два солдата. Один из них сказал: «Не ссы! Вытащим». Они потащили меня по откосу, но пулемётная очередь сбила нас обратно в арык. Я сказал: «Плюньте, я выползу сам». Тот, кто был постарше, ответил, смеясь: «Заткнись, лейтенант, мы всё равно тебя вытащим». Он дотащил меня с третьей попытки вверх по откосу и всунул головой в люк. Там меня подхватили чьи-то руки, и люк захлопнулся.  

О броню застучали пули. Звонко так! Три из них попали именно в люк, уже захлопнувшийся за мной. Я не сразу понял, почему солдаты не залезли в люк прямо за мной. Потом узнал, что один из солдат был убит на этом песчаном откосе, а второй, засунув меня в люк, скатился обратно за трупом своего товарища. Говорили, что всё-таки вытащил его. Я даже не знаю их имён.  

* * *  

Мой училищный друг Артур Сабитов ехал в БТР. Противотанковая граната попала в открытый люк БТР-70 механика-водителя. Артур сидел внутри, но и его люк был открыт. Механику оторвало голову, а остатки заряда хлынули через открытый командирский люк вниз на Артура. У него оторвало кисти рук, покалечило бёдра, грудь, живот…  

Уже мёртвый механик-водитель, падая, повернул руль вправо. БТР слетел с дороги и укатился в чистое поле. Сверху на броне были ещё солдаты, тоже оглушённые взрывом. Через какое-то время Артур пришёл в себя и полувылез из люка. И тут увидел картину как в фильме «Андрей Рублёв». Вдоль БТРа ползали два солдата. Один, сапёр-проводник, спросил другого:  

– Ты собаку мою не видел? Она рядом сидела, а теперь нет. Никак не найду в темноте!  

– Не-а! – ответил второй. – Не видел! А ты руку мою правую не видел?  

– Не-а! А зачем она теперь тебе?  

– Да, блин, я же ей автомат держал! И куда она подевалась?!  

– Плюнь!!!  

– Как так плюнь?! А автомат?! А если в плен будут брать?!  

…Разумеется, что оба были контужены до крайней степени…  

* * *  

В Газни стоял вертолётный полк. В ночь на 22 октября 1986 года «духи» протащили сквозь посты боевого охранения «безоткатку» и долбанули по стоящим на аэродроме вертолётам. Да чего там! Дрыхли посты охранения, вот и протащили. Но три машины сгорели.  

Я к тому времени исполнял обязанности начальника штаба батальона. Прихожу утром в штаб – застаю сумасшедший дом в день землетрясения. Оказывается, уже прилетал замкомандующего – генерал-лейтенант, колоритный дядечка, косивший под Жукова. Целый час он вставлял пистон нашему комбату: твою мать, отряд спецназа стоит, а «духи» что хотят, то и делают!   Пистон надлежало спустить по нисходящей, так что следующим был я – хотя ни сном ни духом. И вообще мне через неделю предстояло меняться, ехать в Союз. Парадокс ещё и в том, что отряд спецназа формально был в лагере, а фактически не был: из трех рот – две в дальних засадах, третья в нарядах. Но в накрученной и воспалённой голове комбата созрел план операции возмездия: идти на Искополь и загнать «духов» в норы, чтобы высунуться боялись.  

Честное слово, комбат – очень хороший мужик, это потом говорили все, кто с ним служил. Но тогда… Он в Афгане был меньше недели и не очень понимал, чего требует. Искополь – «духовский» укрепрайон, что-то вроде знаменитого Панджшера, только там Ахмад Шах, а здесь Раббани. Войсковые операции – и то проку не давали. А тут – кому идти? Свободных от нарядов бойцов наскреблось семнадцать – то есть больные да случайные. На задание же должно выходить не меньше двадцати. С трудом находим двух приблудных сапёров и проводника служебной собаки без собаки. Кто поведёт? Капитан Алексеев.  

Я подпрыгнул: Саша Алексеев? Да он же пару дней как из Союза, реального опыта – ноль. «Тогда поведёшь ты!» – говорит комбат. «Я? Легко! Но кто в штабе останется?» Комбат долго матерится, потом принимает решение. Группу веду я, показываю Алексееву, как надо работать, потом возвращаемся к постам боевого охранения аэродрома, там переднюем, меня заберет бронетранспортёр, а следующую ночь Алексеев работает сам. Капитан он или не капитан? Логика, конечно, в стиле 41-го года, но дальше – больше: оказывается, наша группа должна засветиться.  

Тут я подпрыгиваю второй раз: сознательно засветиться в районе работы – подобное в моем спецназовском мозгу не укладывается. Но таков замысел: противник должен понять, что в окрестностях появилась группа спецназа. А спецназа нашего «духи» действительно боялись. Под эту марку нам надлежало немного побутафорить, а там вернётся с засад вторая рота – она и займётся настоящим делом. Бред, конечно, но выбирать не приходится.  

Как мы шли – отдельная песня. Но вышли все же на «духовские» дозоры, пару обстреляли в наглую. Причём обычно спецназ аккуратно действует, трупы оттаскивает, прячет, сейчас их демонстративно оставляли. Даже раненого добивать не стали: пусть кричит, у нас задача такая – больше шума.   Но только «духи» тоже не дураки. Как потом выяснилось, именно из-за нашей сознательно топорной работы они решили, что никакой мы не спецназ, а обычная пехота. И стали, в свою очередь, уже нас преследовать. А мы принялись петлять и отрываться. Оторвались. И допетлялись. Вместо намеченного участка вышли к минному полю. Было это около 2.50 ночи, с 3.00 до 3.05 – сеанс радиосвязи с боевым охранением на основной частоте, с 3.05 до 3.10 – на запасной. В 3.00 нам никто не ответил (сука-радист проспал), в 3.06 наконец откликнулся. Я потребовал, чтобы выслали провожатых – через мины провести. На той стороне поля появляются два силуэта, медленно, зигзагами движутся к нам. Они?  

А ночь, что называется, «перестаёт быть томной». «Духи» нас уже обнаружили и слетаются, как мухи на дерьмо. Причём дерьмо – это мы. Их ещё чуть-чуть соберётся – передавят, как курят.  

Счёт на минуты, делать нечего, принимаю решение: мелкими группами двигаться в сторону провожатых. До них метров пятьдесят, луна светит, авось повезёт. Первыми пошли лейтенант Савченко и два бойца. До сих пор себя виню: мне всё кажется, что у левой ноги одного из бойцов я успел заметить темное пятно мины. И вроде бы я даже попытался крикнуть: «Стой!» Но тут под этой самой левой ногой полыхнуло белым огнём.  

Это была растяжка. Передний боец и Савченко её переступили, даже не заметив, замыкающий зацепил.  

Итог: ему оторвало ногу напрочь. Савченко изрешетило до задницы (мы потом вместе лежали в палате, у парня из-за повреждения пяточного нерва боли были страшные, всё время стонал, а я стыдил: не тебе одному больно. Но его можно понять – первое ранение). Алексееву осколком ухо срезало, так и прибежал ко мне с висящим ухом (ничего, пришили). Головной остался без штанов – их изорвало в клочья, – но при этом ни царапины. Смешно.  

А я принял полный набор осколков – от голеней до «лифчика» на груди с запасными магазинами.   И снова угодил в госпиталь  

* * *  

В составе международных сил ООН в Персидский залив пришёл БПК «Адмирал Трибуц». Группой морского спецназа на его борту командовал мой приятель, фамилию которого назвать не хочу по определённым причинам. «Работали» посменно. Неделю работают наши, неделю НАТОвцы. Во время отдыха и трогать не моги… И тут приятеля вызывают французы и говорят:  

– Вам надо выйти.  

– Это почему? Американская же смена?! – спрашивает мой приятель.  

– Дело в том, что на море волнение три балла, – отвечают ему.  

– И что с того?  

– Да ничего, но вам надо выйти.  

Больше приятель вопросов не задавал, вышел с борта «Трибуца» со своими матросами и пошёл выполнять, что сказано. Потом выяснилось, что американцы просто не умеют выходить за борт при волнении три балла и выше. Могут быть травмы… Американские «коммандос» и корпус морской пехоты США набран из контрактников, которых долго и упорно обучают премудростям военного дела.  

Группы морского спецназа РФ под командованием моего приятеля состояли из обычных призывных российских парней. Травм не было.  

* * *  

– Какие хорошие у вас бронежилеты, – с завистью сказал вахтенный офицер французского военного флота.  

– Чего? – не сразу понял мой приятель.  

– Бронежилеты у вас очень хорошие, – пояснил француз. – Они так облегают тело, что их практически незаметно!  

– Да на нас и бронежилетов-то никаких нет!!! – удивился мой приятель. – Зачем таскать на себе лишнюю тяжесть? Лучше патронов побольше взять!  

По его рассказу, у француза сделались глаза, будто бы он увидел динозавра. В кают-компании авианосца приятелю был задан не очень скромный вопрос: «А сколько получают ваши матросы?» Приятель решил не позорить Россию и приврать. Ответил так:  

– Два с половиной доллара… в сутки… (хотел сказать, что в неделю, но решил: врать, так врать!)   Французы недоуменно покрутили головами и ответили:  

– Нет, вы непобедимы!!!  

Таких историй в моей практике тысячи. Или, во всяком случае, сотни. Русский солдат. В ноги ему поклониться надо!

 

Карен ТАРИВЕРДИЕВ

 

Об авторе.

Таривердиев Карен Микаэлович (1960 - 2014) – майор спецназа ГРУ. Учился на философском факультете МГУ имени М.В. Ломоносова. Выпускник Рязанского училища ВДВ. Награждён орденами «Красного Знамени» и «Красной Звезды» (дважды), пятью медалями.  

Начальник разведки 177-го ООСН. Пробыл в Афгане два с половиной года. Совершил 63 боевых выхода. Несколько раз был тяжело ранен.  

Дальнейший послужной список: Старокрымская бригада спецназа, Германия, Чучковская бригада спецназа. Из армии уволился в 1993 году.  

Работал в Центре гуманитарного разминирования и специальных взрывных работ при МЧС России. Был главным специалистом, начальником отдела.  

 

Сын композитора Микаэла Таривердиева.

 

Из альманаха «Искусство войны»

 

«Мы вместе», №1 (82) 10 февраля 2021г.

Газета ветеранов локальных вооружённых конфликтов

г. Барнаул, Алтайского края