Старая Сунжа. Госпиталь чеченского "КРАСНОГО КРЕСТА"
Задачу нашему экипажу поставили уже после обеда, когда на улице стояло самое пекло. Висящее в зените солнце яростно и безжалостно палило всё вокруг, нагревая воздух до температуры доменной печи! Подходя к вертолёту, мы ещё издалека заметили, что Володя Мезенцев встречал подъезжающий задним ходом топливозаправщик, поднятыми руками указывая водителю траекторию заезда. Мы замахали ему руками, чтобы он подзадержался с заправкой. Володя был опытным мужиком и сразу понял нашу команду, только лишь показав на висящие на запястье часы.
Прибавив шагу, и подойдя ближе, я издалека начал: Через десять минут, мы, молотя лопастями обжигающий воздух, подлетали на десятиметровой высоте к маленькому селению на окраине Грозного, больше напоминающему дачный посёлок. Единственное место, где можно было произвести посадку, был крохотный школьный стадиончик, на южной окраине которого размещалась маленькая одноэтажная школа, над крышей которой развивался белый флаг с красным крестом. Школа и стадион были окружены плотной стеной тонких и высоченных южных тополей, метров так под двадцать-двадцать пять, и возможность зайти на посадку была только с одной, северной стороны. Благо, ветер был как раз по курсу захода и жаркий воздух в тот момент нам не был помехой. Но всю тяжесть ситуации мы поняли чуть позже, когда загрузились.
Не выключаясь, мы ожидали, пока к вертолёту подносили носилки. Но жестокость военной действительности, особенно в условиях гражданской войны, не оставляла ни каких шансов для мирного населения. Особенно в условиях ведения боевых действий в городах и посёлках, где ровняли с землёй дома, больницы, школы, предприятия, не разбираясь - есть ли кто там!
Мои тяжёлые мысли прервали тихие слова Андрея Васьковского, с шуршанием донёсшиеся из наушников шлемофона:
Я проследил за его взглядом. Он смотрел на небольшую пристройку к зданию школы, находящуюся от нас в метрах ста пятидесяти. Продолжая вжиматься в спинку, как будто пытаясь спрятаться, Андрюха, сжав зубы, процедил: - На чердаке..... Я перевёл взгляд на темнеющее окно чердака и моё сердце зажалось в кулачок! В его проёме отчетливо был виден силуэт человека с вжатым в плечо прикладом снайперской винтовки, направленной на нашу кабину. Я спинным мозгом почувствовал перекрестие его оптического прицела на своём лбу. Захотелось медленно сползти, стечь жидкой ртутью куда-нибудь вниз под пол вертолёта, но мы сидели пристёгнутые ремнями к креслам и не могли даже пригнуться за приборные доски, наивно полагая, что они могли бы сдержать тяжёлую пулю СВД, да ещё и пущенную почти в упор! Задержав дыхание, мы сидели не шевелясь и ждали своей незавидной участи. В любую секунду ствол мог изрыгнуть из себя почти десять граммов свинца со стальным сердечником, которые со скоростью 830 метров в секунду преодолели бы это расстояние за доли секунды и, как говорится - "Мы бы даже ойкнуть не успели"!
Боковым зрением я видел, как возле трапа суетится с загрузкой Володя, весь поглощенный выполнением своих обязанностей, аккуратно подавая носилки в проём входной двери. В голове мелькнуло:
В эти секунды так захотелось домой! Силуэт стрелка медленно углубился внутрь чернеющего проёма, а затем вообще исчез. Сидя молча, мы первый раз смогли вздохнуть полной грудью, каждый переваривая в голове произошедшие события. По спине стекали капли холодного пота.
В проеме кабины появилась, мокрая голова бортового техника. На его красном лице белыми бляшками с пятирублёвую монету блестели удивлённые глаза, которые глядели на наши бледные лица.
Он сначала оглянулся назад, а потом с трудом сдерживая изумление продолжил: - Да хрен его знает, но в вертолёте уже даже стоять негде! Я повернулся и попытался посмотреть через его плечо в грузовую кабину, но ничего не смог разобрать - людей там было так много, что увиденное мне сразу напомнило трамвай в "час-пик". Посмотрев с грустью в глаза своего экипажа и пожав плечами я стал готовиться к взлёту, плавно выводя шаг-газом двигатели на взлётный режим.
В наушниках раздался взволнованный голос Андрея: Мезенцев встал и с трудом протиснувшись через стоящих у прохода раненых открыл сдвижную дверь и спрыгнул на землю.
Мужчина подбежал к нему и стал что то кричать на ухо, размахивая руками и показывая в направлении госпиталя. Володя кивнул и быстрым шагом подошёл к открытому проёму моего блистера. Я наклонился к нему и, через шум винтов, услышал: Я с изумлением посмотрел на бортового техника, затем в грузовую кабину, но тот поняв мой немой вопрос, только склонил голову и развёл руками. Мужик в белом халате уже бежал обратно, ботинками поднимая серую пыль с вытоптанной поверхности стадиончика.
Мы с Андрюхой взглянули друг другу в глаза и только пожали плечами.
Я с тоской уставился в приборы и погрузился в тяжёлые мысли. Я посмотрел в том направлении куда показал лётчик-штурман и у меня в груди всё похолодело! К вертолёту медленно вели, бережно придерживая за талию молодую женщину, даже скорее девчонку. Руки её были перебинтованы и привязаны к раскинутым в стороны медицинским шинам, а рядом с ней семенила, держась за окровавленный подол её юбки маленькая девочка лет трёх, с перебинтованной головкой и грудью. У меня помутнело в глазах, дыхание остановилось. Маленькая девочка, с диким ужасом в глазах смотрела то на меня , то на ревущий вертолёт, и с не охотой, цепляясь за мамку, приближалась к машине. В её широко раскрытых глазках было столько страха и боли, что мне стало ещё страшнее, чем с тем снайпером! Я уже хотел унестись, убежать отсюда, что бы не видеть всё это! Подойдя к приставленному трапу, первой стали поднимать молодую женщину. Девочка стояла рядом с моим блистером, запрокинув назад головку и смотря на меня в упор своими карими глазками.
В эти секунды я, наверное, думал её детским разумом: Я ещё мгновение смотрел на это маленькое создание, а затем всё...... Мои нервы не выдержали! Глядя через открытый блистер в её бусинки-глазёнки я, до скрежета сжав зубы, заплакал. В пелене слёз отчётливо проступал образ Богоматери с младенцем! Наверное эти глазёнки на всю жизнь стали мне приговором, которые нет-нет да всплывают из памяти, обжигая моё сознание той болью и ужасом, которые в тот момент испытала маленькая беззащитная девочка! Хлопнула закрываемая сдвижная дверь, на своё кресло плюхнулся бортовой техник, руками показывая, что можно взлетать. Я потряс головой. Надо было собраться! Отвернувшись в сторону я тихо, рукавом вытер слёзы. Сделав несколько глубоких вдохов и ещё раз, помотав головой, посмотрел на экипаж. Им тоже было не легче! Они молча сидели и смотрели на меня. В их глазах было не меньше печали. Глядя на высоченные тополя, стоящие впереди, по курсу взлёта я понял, что с такой загрузкой мы их не перетянем. Позади же было открытое место, но сразу за стадионом начинались крыши хоть и не высоких, но жилых домов. То есть рассчитывать на взлёт мы могли с курсом, обратным посадочному, а это означало, что и с по путным ветром, да ещё и в жарищу! Делать было нечего! Надо пробовать взлететь.
Я прекрасно понимал, что у нас будет только один шанс использовать всю мощность движков и сразу, сходу взлетать, потому что потом топливная автоматика начала бы "срезать" мощность двигателей по температуре. В ответ на мой немой вопрос Володя Мезенцев только кивнул. Он знал что делал! Два "Афгана" - это огромнейший опыт! Да и свою машину он знал как себя. Даже лучше! Плавненько, но с ускорением я потянул шаг-газ. Вертолёт, как неуклюжий слон, закачавшись, оторвал колёса. Движки своим воем показали, что они уже на грани своих возможностей. Я аккуратно потянул ручку управления вперёд и вертолёт, с не охотой опустив нос, начал разгоняться. Лопасти с натугой "встали тюльпанчиком". Открытое поле стадиончика быстро закончилось, и под брюхом вертолёта сначала пронёсся невысокий забор, а затем начался коротенький огород, переходящей в стену и крышу небольшого домика. Машину трясло как в агонии, но она всё же медленно набирала скорость, по сантиметрам набирая высоту. Приближалась крыша, покрытая серым, с чёрными пятнами гнилости шифером.
В голове пронеслась одна мысль: И тут я заметил, как по этой крыше, распластав в стороны руки и ноги, на спине сползает вниз старичок, наверное сидевший и смотревший как мы загружались. Борт, опустив нос и натужно молотя лопастями, нёсся прямо на него. Все шесть наших глаз уставились на деда, а он, видя, как многотонная ревущая машина несётся прямо в его дом - замер. Через секунду борт медленно, покачиваясь с бока на бок, пронёсся над ним буквально в метре. Ну а дальше, как я и рассчитал, он набрал необходимую скорость и мы уже более спокойно полетели в сторону находящегося в трёх километрах аэропорта Северный Грозный. И уже через пару минут мы, облегчённо выдохнув, заходили на посадку на широкую бетонную полосу аэропорта. У останков здания аэровокзала уже стояли, видавшие виды, кареты скорой помощи, старенькие и потрёпанные "РАФ-ики". Рядом с ними находилась группа людей в сером камуфляже и черных "рюкзаках-разгрузках", с автоматами на груди. Скорее всего они и ждали раненых. К ним мы и подрулили.
После выключения двигателей ко мне подошел черный и смуглый боец из этой группы встречающих и молча пожал руку, а затем с чеченским акцентом продолжил: И хотя в глазах у него я заметил совсем другие искорки, в ответ ему я тоже крепко пожал руку, и молча развернувшись вернулся на вертолёт. Возле него уже суетились санитары с носилками и какие то журналюги с фотоаппаратами.
Я не стал вдаваться в подробности и выяснять кто они такие, а только подошел к Володе Мезенцеву. В лёгких возник небольшой спазм.
Я не стал выговаривать Володе ничего! Мы долетели! Не знаю как, но долетели!
К нам подошел тот же молодой чеченец: Я опустил глаза и кивнул головой. Через неделю, когда наступило относительное затишье, мы выполняли задачу по перевозке Президента Чеченской республики Доку Гапуровича Завгаева, резиденция которого как раз находилась в аэропорту Северный Грозный. Ожидая вылета у своего вертолёта, мы с Андреем сидели под его брюхом, изнывая от жары.
У здания аэровокзала на корточках сидела группа всё тех же чеченцев в сером камуфляже с оружием в руках. Через какое то время от неё отделился и подошел к нам чеченец. Я узнал его. Это был тот самый боец, который встречал нас тогда с ранеными.
Я взял из его рук газету и развернул. Это была местная газета "Маршонан Новкъахь" на чеченском языке. На первой странице, самая передовая статья была посвящена недавним событиям, когда "российские лётчики спасли тяжелораненых чеченских беженцев, эвакуировав их с района боевых действий". В самом центре была размещена фотография нашего вертолёта и бойцов в сером камуфляже, несущих носилки с тяжелораненым. Но он достал из кармана шариковую ручку, присел на корточки, положив газету на колено, и начал что-то писать на фотографии. Закончив, он протянул мне газету, пожал руку, развернулся и не спеша пошел к зданию аэровокзала. Я развернул газету и посмотрел на запись. Мелким почерком было написано две строчки - "Стас езжай домой Аллаху-Акбар. На память Стасу от чеченских боевиков". Я сохранил эту фотку. Газета конечно же потрепалась, а вот её я вырезал и храню. Штинов Станислав Борисович, полковник в запасе, ветеран боевых действий |