Сверхсрочник

Анатолий Петрович Мазур родился 22 июня 1946 года в городе Юрге. В настоящее время проживает в селе Тимирязевском Томского района, Томской области.

Образование: окончил 11 классов, Томское городское профессиональное училище до армии, и после армии лесостроительный техникум в Казахстане, в городе Джамбул.

Служил три года срочной службы в Москве, с 1965 по 1968 годы.

После окончания техникума поступил на сверхсрочную службу в звании прапорщика.

В Афганистане в войсках ВДВ пробыл с 1985 по 1987 годы, сделал восемь прыжков с самолёта.

Награждён 25 медалями. Одна из них «За боевые заслуги». Армейский стаж 26 лет.

Женат. Имеет двоих сыновей, двух дочерей и семь внуков. Дети живут в Казахстане и в Белоруссии.

Военный пенсионер.

Сверхсрочник

Родословная воина

Родился Анатолий через год после конца войны и ровно через шесть лет от её начала. Через год родители переехали из Юрги под Томск, в посёлок Дзержинский. Отец Анатолия был инвалидом, у него не было правой ноги. Во время войны отец служил в разведке Ленинградского фронта, подорвался на мине, и в 1945-м бывший лихой старшина вернулся в дом, из которого ушёл ещё до финской. В финскую войну выжил случайно и без ранений, бог миловал, как говорится. А было всякое. Однажды в разведке провалился с головой под лёд речушки, занесённой снегом. И если бы руками не зацепился за прибрежные кусты, вмёрз бы в лёд до лета. Морозы в ту зиму были жестокие, солдаты превращались в сосульки мгновенно. Добежал разведчик в звенящей от схватившейся ледяной коркой экипировке до ближайшего хутора, спросил сухую одежду, финны ответили, что у них ничего для него нет. Тогда навёл автомат на мужчин, и женщины быстро принесли целый ворох разной армейской одежды, выстиранной и отглаженной. Наверное, снимали с убитых и с замёрзших русских солдат. Но выбора не было, он быстро нашёл по размеру сухую одежду и переоделся. Хуторяне ему даже предложили отобедать, но он сквозь зубы поблагодарил «радушных хозяев» и пошёл догонять своих ребят.

Когда в сорок пятом пришёл домой, мать ему сказала, глядя на ногу:

– Что же ты писал, что без ноги? У тебя же есть нога, только прихрамываешь немножко.

Он показал ей свою изуродованную ногу, от которой осталось всего-то 17 сантиметров от паха. Просто ему в госпитале умельцы сделали хороший протез, ранее не виданный в сибирской глуши. Второе ранение было в руку.

С инвалидами наше государство всегда не церемонилось и не церемонится до сих пор. Герой не герой, проливал кровь за отечество или не проливал, становись в одну очередь бесправных особей. И после той войны всех инвалидов, у кого были утрачены совсем или частично конечности, до самой смерти ежегодно таскали на комиссии и обычной школьной линейкой измеряли оставшуюся плоть. А вдруг подросла? Будто люди были земноводными, у которых могли отрастать утраченные конечности. Обидно было героям, но делать нечего: не пройдёшь комиссию, не получишь пенсию. Такова бюрократия России в действии.

Был у отца и младший брат. Его призвали на фронт в 1942 году восемнадцатилетним юношей, а в 1943-м убили на Украине, где он и похоронен в братской могиле. Вместе с ним там покоятся ещё 876 наших солдат, как и он, многие из них не смогли дожить до своих 19 лет. Сам же Анатолий, несмотря на инвалидность отца и схожие с отцовской судьбы соседей, всегда хотел стать военным. Служба манила порядком, красивой формой, боевыми подвигами… И, чего скрывать, стабильным заработком.

Биография. Детство и юность

В семье росли семеро детишек, и не всегда и всего хватало в те годы на них с заработков отца и матери. Анатолий был старшим, ему многое приходилось делать вместе с отцом и матерью, поднимая малышей: пилить с матерью дрова на зиму, заготавливать сено для коровы, ухаживать за огородом, садить и копать картошку, мыть полы в избе. Заработок был не последним аргументом в выборе профессии. Время шло, братья и сёстры подрастали, и вскоре сами завели своих детей. И вот уже из семерых их осталось четверо: трое братьев умерли относительно молодыми.

После училища Анатолий два года проработал слесарем по ремонту станков в мастерских политехнического института, ныне университета. В 1965 году весной его призвали в армию. Служил в Москве, во взводе связи в/ч 21 989, в звании ефрейтора. Часто бывал в столице, так как имел свободный выход из части из-за того, что был прикомандирован к одной из московских школ для проведения там модной тогда военизированной игры «Зарница».

После армии Анатолий Петрович окончил лесостроительный техникум в Казахстане, в городе Джамбул.

В военкомате ему сразу же предложили поступить на сверхсрочную службу. Согласился не раздумывая.

Год за три

Служил в звании прапорщика. Всего военного стажа набралось 22 года, но с учётом службы в Афганистане, где шёл год за три, вышло 26 лет. Служил в Казахстане, после демобилизации в 1997 году переехал жить в Белоруссию. С 1985 по 1987 годы добровольно находился в Афганистане, в войсках ВДВ. Сделал восемь прыжков с парашютом. К тому времени, когда он добровольно подал рапорт о направлении его для продолжения службы в Афганистан, у него уже было четверо детей.

Служил в вертолётном полку на должности командира прожекторного подразделения на аэродроме в Гардезе.

– Природа удивительная, – вспоминает Анатолий Петрович, – как, впрочем, и везде, где я бывал. Воздух чистейший, горный. Высота 1 300 метров над уровнем моря. Но очень жарко. Всегда за 30 градусов и выше.

Отдыхать можно только ночью, а ночью полёты, боевая работа. Всё же армейский распорядок для отдыхающих смен на базе был таким: подъём в шесть утра, отбой в 22 часа.

– Основная задача моего подразделения была освещать при взлётах и посадках взлётную полосу. В подчинении у меня находилось два мощных зенитных прожектора, сигнальные огни, дизельная установка и обслуга: два водителя и один дизелист.Днём вертолёты не летали из-за жары. Ни машины, ни люди её не выдерживали. Взлётная полоса была съёмно-разборная. Её легко можно было собрать и разобрать на любой ровной площадке. Вначале ровняли землю гравием, которого там было не счесть, затем сверху клали металлические полосы, которые достаточно быстро и хитроумно скреплялись друг с другом, образуя сплошное ровное поле. Толщина железа была где-то около сантиметра. При хорошей выучке и сноровке солдат полевой аэродром бывал готов за считанные часы. Так же и разбирали взлётку, быстро расцепляя металлические пластины. За службу в Афганистане таких процедур было множество. На месте не стояли, кочевали не хуже душманов по пустыне и предгорьям.

Вертолётчики в полку были боевые, трое лётчиков получили звёзды Героев Советского Союза. Доставались им эти звания не просто. Помню, как Герой Советского Союза майор Гайнутдинов при подходе группы вертолётчиков на базу решил проверить наличие «духов» рядом с аэродромом. Стал делать круговой облёт, и был сбит. Экипаж погиб. Вообще потери у нас были, но не частые. Всё же мастерство и мужество у наших лётчиков было отменное. Для обучения в боевой обстановке лётчиков страны командование меняло их в полку через год. Прилетали из Союза хорошо обученные военные лётчики, улетали боевые офицеры с огромным налётом часов в боевых условиях. Это был самый настоящий учебный полигон.

У нас стояли вертолёты «МИ-8» – машины десанта. Для облегчения десантирования им снимали двери. Получалось почти как у американцев, когда показывают их военные фильмы. Вертолёт зависает над землёй в нескольких метрах, и из него выпрыгивают солдаты в полной амуниции и боезапасом. На учениях это выглядит красиво, а вот в боевой обстановке смертельно опасно. Неудачно приземлился или тебя подранили ещё в воздухе – становишься мишенью для врага и обузой для товарищей. Поэтому шли постоянные тренировки солдат, спасавшие потом многим из них жизни.

– Анатолий Петрович, вам лично приходилось участвовать в наземных боях?

– Нет. Я по долгу службы в боях не бывал и не мог в них участвовать, – продолжает рассказ Анатолий Петрович. – Несколько раз ходил с колоннами боевой техники при передислокации с места на место. Бывали и обстрелы при этом, но нас хорошо охраняли. Банды быстро  ликвидировались, или же сами уходили в горы при подлёте авиации. Если случался обстрел из кишлака, все зенитки били по этому кишлаку. Так что кишлачные в нас старались не стрелять, а уходили в горы и уже оттуда вели огонь по колонне. Колонна при этом двигалась со скоростью не менее 70 км/час. Не останавливаясь и не ввязываясь в боестолкновение.

– У вас были боевые потери на базе?

– Конечно, были. Были убитые солдаты и офицеры, сбивали и вертолёты. Их ремонтировали, если могли, на месте приземления или же по прилёте на базу. У нас были хорошие мастерские и прекрасные механики-ремонтники. Ремонтные бригады любую поломку могли быстро починить, любую дырку в фюзеляже так заделать, что неопытный взгляд пробоину от крупнокалиберных пуль от заводской нашлёпки не мог отличить.

– А нападения на базу случались?

– Да. Обстреливали казармы, дома офицерского состава и наши аэродромы, причём обстреливали постоянно, в любое время суток. И днём, и ночью можно было ожидать нападения. Огневые точки противника сразу давили «Градами». После того, как душманы поняли, что на каждый их обстрел получают смертельную порцию реактивных снарядов, они стали действовать осторожнее и хитрее. Стали миномёты и свои реактивные установки снабжать часовым механизмом. Орудие сработало, а сами установщики уже далеко от места обстрела. И наш залп «Градов» уничтожал только технику, а не живую силу. От этих обстрелов много гибло наших ребят.

Были потери и от другого. Одному прапорщику, когда ехал на «ГАЗ-66», оторвало обе ноги – на мину налетел. Не смогли вовремя отправить в госпиталь, истёк кровью. Или вот. На моих глазах гружёному «бурбурхайке» – так мы называли грузовики со скотом – миной оторвало правое колесо, но водитель-афганец остался живым. Вообще, афганцы весёлый народ, у них все грузовики и любая техника разукрашены, как наша новогодняя ёлка. Видел велосипед весь в зеркалах. Сверкал на солнце, словно огромный комок ртути на пыльной дороге.

– Солдаты контактировали с местным населением?

– Мы с афганцами не часто, но общались. Особенно с царандоем – местной полицией. Их аксакалы иногда наведывались, интересовались нашей техникой. Любопытные были старики, не знаю уж почему. Наверное, пытались разгадать, как такие тяжёлые вертолёты в воздухе работают. Может, и разведку вели. Чужая душа потёмки. Тем более чужого народа.

Правда, однажды произошёл ужасный случай. Нашим ребятам, стоявшим на точке высоко в горах, привезли в кишлак продукты. Кормили нас там в основном консервами, короче говоря, средне. 19 человек спустились

в селение, чтобы эти консервы забрать. А в кишлаке их уже ждали моджахеды. Кто-то их предупредил заранее об операции. Двух наших разведчиков духи пропустили, и они спаслись. А вот 17 парней из-за дувалов положили всех. При этом поиздевались над ранеными вдоволь… «Духи» были переодеты в форму царандоя, поэтому, наверное, ребята и утратили бдительность. Впоследствии наши «сушки» по наводке наших агентов в банде отследили бандитов и всех уничтожили в горах.

– А как было с дисциплиной? Случались ли ЧП из-за разгильдяйства?

– Строгая дисциплина в войсках была, не во всех частях, конечно, но была. Всё зависело от командиров. От их отношения к подчинённым, от умения налаживать контакты с солдатами. Опять же – война есть война. И одна сторона думает, как больше нанести урон врагу, и другая при этом не дремлет. Были и идеологические диверсии. На войне все средства хороши для достижения успеха. Вот у нас один часовой задремал, и крепенько задремал на посту. Его пост был перед минным полем, и он решил, что здесь душманы точно не пойдут. А они пошли. Правда, перед собой пустили ишака. Ишак каким-то образом обошёл все мины, и три душмана по его следам проникли на базу. Часового сразу убили, но и сами были захвачены в плен, ничего больше не успев сделать.

Был и ещё случай. Но это уже к концу моего пребывания в Афгане. Солдат, казах по национальности, находясь на посту, оставил его и ушёл в город. Естественно, его сразу вычислили, наша агентура в городе работала хорошо, и отправили в Союз. Что с ним там стало – не знаю. А было всё это, как я теперь понимаю, наверное, после декабрьских событий 1986 года в Алма-Ате. Получил боец письмо из дома и решил, что ему не по пути со старшим русским братом. Многие национальные республики тогда так думали. И вот итог.

– Говорят, там у вас часто болели солдаты.

– Бывало и такое. Донимали нас кроме «духов» и обычные гражданские болезни: брюшной тиф и гепатит клали на больничные койки целые батальоны. Всех лечили в стационарных госпиталях. Лечение было современным, качественным. Не знаю общей статистики, но смертных случаев в нашем подразделении не было. 

 У нас была своя санитарная служба на аэродроме. Свой санитарный самолёт. Врачи и мы жили в саманных домиках, которые сами же и строили. Основной материал для них – сено и глина. Палаток не было.

Что ещё сказать? Было нас на базе более 200 человек. Связь с домом только обычной почтой. Смартфонов тогда ещё не было. Почта приходила в неделю раз. Скучали по Союзу, по дому страшно.

– Анатолий Петрович, как лично вы оцениваете пребывание наших войск в Афганистане?

 – Оценивать наше присутствие в Афганистане с высоты сегодняшних лет, знаний и современной жизни не могу. Сам я тогда пошёл туда добровольно, имея четверых детей, и даже теперь не жалею об этом. После Афгана вернулся в Джамбул, нынешний город Тарас. Продолжил служить в Советской, а затем в Российской Армии. Но это уже была другая страна. Русских не очень жаловали в Казахстане, в открытую кричали, чтобы мы убирались в Россию. Понять, почему это происходит, было трудно.

– Связь с однополчанами поддерживаете?

– Друзья-«афганцы» раскиданы по всему бывшему Советскому Союзу, но больше всего живут в Узбекистане и Казахстане. А это уже другие страны. Добираться и им к нам, и нам к ним дороговато. Да и здоровье уже не то. Изредка переписываемся, и не более того. А жаль.

Возвращение домой

Всего за службу в Российской и Советской армии Анатолий Петрович Мазур имеет 25 наград. Одна из них «За боевые заслуги». Это за Афганистан. Вернулся в родной Томск ветеран Афганистана в 2003 году. Перед пенсией по возрасту работал в охране на пилораме.

 

Александр Толкачев

 

На фото:

1. Анатолий Петрович Мазур

2. За эту взлётную полосу Анатолий Мазур (справа) отвечалс августа 1985-го до августа 1987-го

3. Саманные казармы строили сами

4. Гардез, крепость. Октябрь 1985-го

5. Встречи и проводы на Родину – всё помнит эта взлётная полоса