АКСАЙЦЫ

29 июля погода над всей территорией Чечни стояла отвратительнейшая. С раннего утра мы выполнили облёт площадок в горной её части, собрав на них всех раненых, подстреленных за прошедшую неспокойную ночь.

Ещё на подлёте к аэродрому РП Цыбаев запросил у нас остаток топлива. Мы с Андрюхой переглянулись. Борттехник быстро пощёлкал галлетником топливомера:

- Командир! Две с половиной!

Я утвердительно кивнул головой.

- «Корсар», я 711-й! Остаток две!

- «Корсар» принял! 711-й! Будьте минутку на связи!

- На связи, 711-й!

Прошло минуты полторы. Мы уже огибали окраину Чечен-Аула, как эфир затрещал вновь:

- 711-ть! Вам посадка на «госпитальную», разгрузка и, без задержки в квадрат ...., там связь с «Искрой-21», требуется срочная эвакуация!

- О-опа! «Искра-21»! Так это-ж наши «аксайцы»! - промелькнуло в голове, - Значит зажали ребятушек! Надо поторопиться.

- Принял 711-й, посадку на «госпитальной», разгрузку и взлёт доложу!

На госпитальной площадке все уже было готово к нашему прилёту, и разгрузка вертолёта прошла относительно быстро. Легкораненые самостоятельно покинули вертолёт. Небольшая задержка произошла только лишь из-за госпитального ГАЗ-66-го, стоящего невдалеке от площадки, и ни в какую не хотевшего заводиться.

Через пару минут сизый дымок выстрелил из его выхлопной трубы и, грязный и закопчённый грузовичок, покачивая из стороны в сторону будкой с красным крестом на борту, подкатил к вертолёту.

Носилки с тяжелораненными с осторожностью перегрузили в кузов «фронтовой санитарки», заведомо прикрыв измождённые лица лежащих на них раненых, грязными одеялами, закрывая их от везде проникающих камушков и кусочков грязи, отбрасываемых молотящим воздух несущим винтом.

Я с нетерпением смотрел на часы. Лёту от площадки до указанного в координатах места эвакуации, в районе Курчалоя было всего-то семь-десять минут, но в условиях жесточайшей войны, и минуты могло не хватить!

После окончания разгрузки я, без промедления, поднял вертолёт в воздух, доложив руководителю полётов о выполненном взлёте, и помчался в сторону терпящих бедствие.

На максимальной скорости мы неслись в сторону наших боевых коллег. Низкая свинцовая облачность, местами провисающая до самой земли, накрыла практически всю Чечню. Временами проливающийся, слабый моросящий дождь, заливал остекление кабины. Это немножко успокаивало. В любую минуту, при обстреле с земли, можно было уйти прицельного огня боевиков в низкую облачность.

При подлёте к селению Новая Жизнь, мы начали вызывать группу спецназа.

- «Искра-21», я 711-й! «Искра-21»!!!

Эфир молчал!

- «Искра-21»!!!!

Мы, прижавшись как можно ближе к земле, с беспокойством осматривали серую, залитую дождём землю. Никаких признаков присутствия боевой группы в этом районе не было!

Тягучие мысли носились в голове: - Неужели не успели! Никаких передвижений, да и признаков боя вокруг не просматривалось.

- «Искра-21»! - уже с мольбой в голосе, взывал я эфир.

Наворачивая круги над полями между Курчалоем и Новой Жизнью, крутя головой «на все 360 градусов» мы искали наших мальчишек!

- Так вот же они! - прокричал Андрюха, указывая в глубокий овраг, пронёсшийся под нами, на дне которого была рассредоточена группа «аксайцев».

- Андрюха! Заходим! - завалил я глубокий крен, гася скорость и задрав нос вертолёта. И в это же мгновение змеистая трассирующая струйка промчалась впереди и чуть выше кабины со стороны кромки леса, от вблизи лежащего селения Автуры.

- Ух ептить! - резко кинул я машину вниз! Овраг был перед нами уже на посадочной прямой, и мне не оставалось ничего лучшего, как направить вертолет вниз, в овраг.

- Борисыч! Аккуратненько! Лопасти уже у краёв оврага! - вновь прокричал Андрей, открыв свой блистер и по пояс высунувшись в проём своего окна.

Машина послушно зависла в метре от дна оврага. От концов лопастей до его стенок оставалось полтора-два метра и я, с осторожностью, начал опускать машину вниз. Колёса мягко коснулись размокшего грунта.

- Борисыч! Все-все! Достаточно, а то утонем! Да и до стенок уже метр. У меня справа и сзади порядок!

- Понял-понял! - не шевелился я, слившись с вертолётом в одно единое целое, удерживая покачивающуюся машину в миллиметрах от дна.

Аэродинамика обтекания несущего винта в тесном овраге сильно изменилась и отбрасываемый лопастями воздух, создавал тугую воздушную подушку, разлетающуюся в немыслимых направлениях и с различными скоростями, от чего вертолёт судорожно трясся как в агонии, так и норовя сместится в сторону опасных стенок оврага или вырваться вверх, в свою родную стихию.

Понимая наше нелёгкое положение «аксайцы», в ускоренном темпе, закидывали своё барахло в грузовую кабину. Сзади что-то гулко бухало и гремело об дюралевый пол кабины. Слева и справа от кабины шныряли юркие бойцы, подтаскивая к входной двери баулы с поклажей, пулемёты, гранатомёты и выстрелы к ним!

Овраг, в нашем положении, оказался спасительным подспорьем и, скорее всего, спецназ его и выбрал, исходя из этих соображений, когда боевики их застали на открытом месте, прижав огнём к земле. Они и место выбрали наиболее широкое на дне оврага, аккурат под обметаемую площадь несущего винта, понимая, что лётчики поймут их задумку. Они знали, что риск потерять вертолёт, в этом случае был очень большой. А так, мы спокойно производили загрузку и эвакуацию группы, не втягивая шеи и не крутя ими на все 360 градусов, боясь реального обстрела. Сейчас нас можно было достать только из миномёта, который надо было ещё успеть подтянуть и пристрелять!

В считанные минуты «аксайцы», как всегда профессионально, загрузились и входная дверь щёлкнув замком, закрылась.

- Ну-у теперь, так же профессионально нужно отсюда слинять - промелькнуло в голове. Хотя я уже знал, что буду делать! Надо было по-максимуму использовать спасительный овраг.

Так же плавно я приподнял вертолёт и, легонько опустив нос, начал разгонять машину в овраге, уходя подальше от гибельной директрисы, высунув только на пару метров несущий винт. Смертоносная зелёнка всё дальше и дальше отдалялась от нас, и уже можно было набрать метров пятнадцать высоты. Отойдя подальше от стреляющего селения мы развернулись в сторону базы и, переведя дух, откинулись на спинки кресел.

- Уфф! Успели!

В кабину заглянул чумазый командир группы, расплывшись в широченной улыбке:

- Братушки! Спасибо! Вовремя. Мы уж думали — нам кирдык!

- А чё на запросы не отвечали? - с укором посмотрел я на спецназёра.

- Да они суки нам радиостанцию разбили! Снайпер видать специально выискивал, чтобы лишить связи. Слава Богу хоть успели передать координаты!

Я одобрительно кивнул головой и поднял большой палец вверх.

- Да мы тоже чуть не очканули! Думали что не успели!

Командир группы одобрительно похлопал меня по плечу.

Дальнейший полет и посадка прошли спокойно.

Выключив на стоянке двигатели, я вышел из кабины. Вертолёт был полностью завален баулами, оружием и ещё какими-то мешками, вперемешку с большими липкими кусками грязи.

Группа начала загружать весь этот шмурдяк в подъехавший УРАЛ с высоченными бортами. И тут-то я увидел как из проёма входной двери на бетон рулёжной дорожки выбросили какой то грязьнючий мешок который, к моему удивлению, зашевелился!

Я с изумлением посмотрел на него, подойдя поближе.

- А это чё? - округлил я глаза.

- Боевой трофей! - со злостью пнул шевелящийся мешок проходящий мимо боец спецназа.

- В смысле!

- Снайперёнок! Взяли на «лёжке»! Он, сука нам полчаса не давал головы поднять, пока наша передовая группа его не обошла и не взяла тёпленьким! - ещё раз, со злостью пнул боец грязный мешок.

- Так ведь он ещё ребёнок! - я внимательно пригляделся к стоящему на коленях, с завязанными за спиной руками, и упирающемуся головой в грязь, с повязкой на глазах, молодому мальчишке.

- Шестнадцать лет гадёнышу! - процедил спецназовец, - И, наверняка, уже ручёнки по плечи в нашей кровушке!

- И куда вы его теперь?

- Да куда-куда! Сейчас сдадим в группировку «фэйсам», пускай сами там разбираются. Хотели, блин, на месте хлопнуть, да рука не поднялась!

- Да-а! Жаль пацана! - я с горечью покачал головной.

- А чё его сучёныша жалеть! Сам взял в руки оружие, да ещё какое! Ладно-б там какая берданка, а то ведь СВД! Да и плечо всё синее. Видать давненько этим «промышляет»! - сплюнул боец.

- Так это мы пришли в его дом с оружием в руках, хоть и не по своей воле! Что-ж ему оставалось делать?

Подошедшие трое спецназовцев подхватили за одежду мальчёнку, резко подкинув и перебросив его через высокий борт УРАЛа. Глухой удар донёсся из кузова.

Я, инстинктивно вздрогнул и сморщился:

- М-мда! Незавидная судьба, скорее всего ждёт этого, только начинающего жить мальчика!

Но, к сожалению это война, со своими жестокими законами! И никуда от этого не деться! Думаю, попади мы в руки чеченцев, они бы тоже с нами не церемонились, а скорее всего поотрезали головы на месте! - крутились грустные мысли.

Реалии войны делают человека беспощадным, неспособным к любви, состраданию или пощаде. В мирное время мы сторонимся людей неоправданно жестоких, потому что человек должен стремиться к любви. Но совсем другие мысли приходят к нам, когда мы задумываемся, уместна ли жестокость на войне. Война – это уже жестокость, страдания, несчастье и отчаяние. Она отнимает у людей мечты, надежды и чувство безопасности, заставляет жить в постоянном страхе. Забирает жизни многих беззащитных людей.

Войны, которые велись несколько сотен лет назад, были совершенно другие. Проходили в одном отведенном для этого месте. Не взрывали целые поселения, не погибали гражданские. Сражались только рыцари. Много их гибло, каждый из них был признан героем, а посмертная слава была очень важна.

Современные войны стали более жестокими.

Во время Второй мировой войны погибли миллионы людей, солдаты и мирные жители, невинные дети, женщины и старики. Было уничтожено много городов и сел. Люди погибали в концентрационных лагерях, во время бомбардировок, тысячами тонули в морях и океанах на торпедированных судах. Эта война должна была послужить примером и наукой на будущее. Но, к сожалению, по настоящее время, человечество так и не смогло извлечь из этого уроков и остановиться.

С грустью я смотрел на удаляющийся грузовик, уносящий в небытие чью-то судьбу, а может и судьбы.

Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится. Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него. Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словеси мятежна. Плещма Своима осенит тя и под криле Его надеешися: оружием обыдет тя истина Его. Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни. От вещи, во тме преходящия, от сряща и беса полуденнаго. Падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе; к тебе же не приближится. Обаче очима твоима смотриши и воздаяние грешников узриши.

Из тяжёлых мыслей меня вывел подошедший и обнявший за плечо Андрей:

- Пошли Борисыч! Пошли. Провались она в преисподнюю эта война!

И уже через пару дней нам пришлось опять вылететь на помощь своим боевым коллегам, да ещё и спасать своих лётных однополчан, о чем речь пойдёт в следующей главе.

В конце, во всех отношениях, горячего августовского месяца мы узнали, что наши боевые коллеги, «аксайцы» снимали тот бой под Ялхой-Мохком на видеокамеру, и момент сбития вертолёта Хомутова, и жёсткий обстрел нашего, и уничтожение группы стрелков ПТРКашников, двух арабов и наёмницы-хохлушки, которая и попала «ФАГОТом» в приземлившийся Ми-8, и решили сходить к ним сделать себе видеокопию.

Выбрав время ближе к вечеру, мы подошли к расположению «аксайцев». Их палаточный лагерь был огорожен забором из колючей проволоки, в середине которого был небольшой проход, в виде импровизированного КПП, с незамысловатым столбиком-грибком, под которым прятался от палящего зноя молодой боец-спецназовец.

Завидев нас издалека, бойчишка подсобрался, выйдя за пределы огороженной территории, но признав своих коллег, успокоился и зашёл в тень маленького деревянного навеса.

- Вы к кому? - устало опустив голову, спросил он на выдохе.

- Да мы хотели переписать видеокассету с боем под Ялтой-Мохк, 31 июля. Как нам увидеться с ребятами?

- С кем?

- Да хоть с кем! Там ведь тогда была практически вся группа!

- Их нет! - ещё ниже опустил боец голову.

- Как нет? А где они? На выходе? - переминались мы с ноги на ногу, с удивлением смотря на молодого бойца.

- Их вообще нет! - прошептал спецназовец, растягивая каждое слово, и опуская подбородок к груди. Плечи его задёргались, из-под кепки послышались всхлипывающие звуки.

- Не-е по-оняли! - развели мы руками, - Так где-ж тогда они?

- Там! - не поднимая головы и всхлипывая, указал рукой на запад боец.

- Да где там? Говори понятливей! - уже недоумевали мы.

- Там! - поднял он заплаканные глаза и указал рукой в сторону горящего и задымлённого Черноречья, где вчера весь день шли ожесточённые бои.

- Боец!!! Да говори-ж ты толком, где они, что с ними!

- Не-ееет и-иих! Не-еетт! - уже перешёл на рёв мальчишка, подёргивая плечами в такт своим всхлипам.

Пелена начала туманить мои глаза, в ушах зашумело, ноги стали ватными. Я мотал головой боясь произнести вслух пришедшую в моё сознание страшную мысль.

Мы в полном молчании развернулись и побрели обратно, переваривая страшную новость.

Перед глазами медленно, как немые слайды, проплывали лица наших пацанов, ставших уже родными, и с которыми мы, за столь короткое время побывали в таких жесточайших передрягах, и поэтому в произошедшее не верилось. Тяжёлые клещи сдавили грудь, костяшки пальцев хрустели в сжатых кулаках. Мы, не глядя друг на друга, опустив головы, каждый в своих мыслях, разошлись в разные стороны.

Сам Един еси Безсмертный, сотворивый и создавый человека. Земнии убо от земли создахомся, и в землю туюжде пойдем, якоже повелел еси, создавый мя и рекий ми, яко земля еси и в землю отидеши, аможе вси человецы пойдем, надгробное рыдание творяще песнь: Аллилуия.

Икос по 6-й песни канона, глас 8

Штинов Станислав Борисович, полковник в запасе, ветеран боевых действий