МАССОВИК-ЗАТЕЙНИК и МАЛИНОВЫЕ ПИДЖАКИ

8 и 9 августа погода в Чечне вконец испортилась. Над аэродромом нависли тяжёлые свинцовые тучи.

С одной стороны мы вздохнули с облегчением, что работы будет поменьше, без того выматывающего темпа, который установился после начала боевых действий в Грозном. С другой, мы понимали, что без нашей помощи войскам будет очень тяжко!

В ней нуждались все. И подразделения, блокированные в местах своей дислокации в Грозном, находящиеся в полном окружении уже несколько суток, без еды, воды, а главное - боеприпасов, и имеющих в своём составе до 70 - 80% убитыми и тяжелоранеными.

В нашей помощи нуждались и те, кто шёл на помощь блокированным, порой продвигаясь по несколько сотен метров в сутки и неся потери ещё больше, чем те, к кому они торопились, отчётливо понимая безвыходность ситуации!

В помощи с воздуха нуждались и те, кого мы незадолго до захвата Грозного перебазировали в горы, для проведения непонятных блокирующих операций.

После всего произошедшего, в такой последовательности действий руководства Объединённой группировки, усматривался какой-то злой умысел.

Ну невозможно было просмотреть просачивание в город боевиков, численностью более трёх тысяч человек.

И в Грозном, и в его округе круглосуточно работали профессиональные разведподразделения МВД, как Чеченской республики, так и со всей России, ОМОН, СОБР. В их поддержку работали подразделения Спецназа и войсковой разведки. К этому можно было приплюсовать агентурную сеть. Трудно поверить, что невозможно было увидеть передвижения техники боевиков с боеприпасами и, пусть небольших, но групп боевиков. И уж тем более вывоз ими родственников полевых командиров со всем скарбом.

Захват Грозного боевиками для нашего руководства оказался полной неожиданностью! И если город они захватили с боями, то Аргун и Гудермес взяли практически без боя.

И как мы не надеялись хоть на кратковременный отдых, война нам такой возможности не дала!

С утра, 8 августа, практически весь аэродром опустел.

Мы с Анрюхой носились между Ханкалой и близ лежащими группировками войск, загружаясь в Шали и Старых Атагах личным составом в полной амуниции, и перебрасывая их в Ханкалу и аэропорт "Северный Грозный".

После очередной заправки на аэродроме, мы загрузили своих, уже ставших родными "Аксайцев". Задача стояла по их переброске в аэропорт "Северный Грозный", для зашиты его от подступивших практически вплотную к аэропорту бандформирований. Бои на подступах к нему разгорались нешуточные!

Уж не знаю, как среди Спецназа оказался тот майоришка, но мы почему-то посчитали, что он из их подразделения. Хотя выглядел он ну совсем не как спецназёр.

Он больше походил на какого-нибудь начальника батальонного солдатского клуба, массовика-затейника. Маленького росточка с кривыми ногами, с ярко сверкающей лысиной на голове, и переброшенной через неё прядью жиденьких волос, круглым оплывшим лицом с глазками-бусинками и уж совсем по-детски надутыми губками.

Только вот сейчас эти бусинки-глазки были практически на выкате, всё лицо покрылось обильными каплями пота, а короткими толстенькими ручками он прижимал к себе огромный, в половину его роста, старый коричневый чемодан, образца шестидесятых годов, и по весу он был явно тяжелее его самого.

Знакомый командир группы Спецназа, заскочив в грузовую кабину, окинув его брезгливым взглядом, скорее всего подумал, что он из "наших", и летит с нами попутно до аэропорта "Северный Грозный".

Вот так и получилось, что вероятнее всего майоришка решил воспользоваться моментом и попутным бортом до аэропорта, где стояли транспортники Ан-12 на Ростов, а мы подумали друг на друга, что он из какого-то нашего подразделения. Да и в той суматохе, которая сейчас творилась на аэродроме, трудно было разобраться - кто-откуда и кому-куда.

"Горе-попутчик", скорее всего думал, что мы летим в аэропорт как обычно, с заруливанием и выключением. И то что там сейчас идёт бой, на подступах к его ограждению, с пытающимися прорваться на взлётку боевиками, он, наверное, даже не догадывался.

Группа "аксайцев", в полном "прикиде", загружалась на борт.

Глухой тяжёлый удар раздался из грузовой кабины (ГК - прим.авт.).

Мы с Андрюхой, как по команде, развернулись и посмотрели в ГК.

Практически на грузовых створках шевелился огромный чемодан майора, а под ним семенили его кривые ножки, пытаясь найти опору, а посредине ГК стояли два здоровенных спецназовца, опуская руки после броска.

Мы сразу поняли в чем дело и откинувшись на спинки кресел заржали!

Поначалу, майоришка по-хозяйски, пристроился на удобную откидную лавку, сразу напротив входа, всё также не выпуская из рук огромный чемодан, думая - "кто первый занял, того и место!"

Но ситуация была не в его пользу! Он просто "линял" с войнушки, а мальчишки летели на "бойню"! И спецназовцы в доли секунды "распределили посадочные места".

Закончив погрузку и вырулив на полосу, мы опять взлетели в "неизвестность". На пяти метрах вышли на северную окраину Беркат-Юрта и полетели в сторону Петропавловской.

Конечно же можно было полететь напрямую и через пять минут уже быть в аэропорту, но лесной массив между Старой Сунжей и Петропавловской скорее всего кишил бандитами, и очередь из пулемёта или выстрел из РПГ можно было получить мгновенно. Поэтому мы решили не рисковать. Петляя по дороге на Петропавловскую, которая хорошо просматривалась, а затем по кромке леса вдоль реки Сунжа, перепрыгивая через остатки ЛЭП, и стараясь не приближаться к жилым постройкам, через восемь минут вышли в торец Северного-Грозного.

РП аэропорта на запросы не отвечал, да и понятно было почему. Он явно сейчас не сидел на своей "колокольне", простреливаемой со всех сторон.

То там, то тут вверх поднимались чёрные, жирные столбы дыма. Недавно отремонтированное здание аэропорта представляло жалкое зрелище.

Мы построили заход так, что бы произвести посадку в место примыкания рулежной дорожки к посадочной полосе, чтобы быстро высадить "аксайцев", и побыстрее убраться с полосы.

Практически сразу после касания колёс и остановки вертолёта, спецназ в привычном темпе покинул вертолёт, перекатами и перебежками, занимая позиции вокруг борта. Командир группы, сидя на корточках в пяти метрах от кабины, жестами встречая подчинённых, распределял их по секторам.

Крайним, с неохотой, вывалился майор, сначала плюхнувшись лицом и грудью в пыльный грунт, но быстро подскочив встал в полный рост и втянул шею.

Он беспорядочно крутил головой, ничего не понимая где он оказался, продолжая крепко прижимать к груди свой чемодан.

Выгрузка закончилась и нам необходимо было развернуться в обратную сторону и произвести взлёт в безопасный сектор. 

Я жестом показал командиру спецназа, что разворачиваюсь и сходу "ухожу"! В ответ он кивнул, сразу поняв мой замысел. Но майор, как пенёк, стоял в пяти метрах от вертолёта и никуда не убегал.

Командир спецназа понял, по моему гневному взгляду, что я этот "пенёк" сейчас снесу, при развороте, рулевым винтом, и в два прыжка оказался возле нашего "горе-пассажира". Дальнейшее его движение я даже не успел отследить.

Сначала я увидел летящие вперёд и вверх ноги, затем короткое округлое тело, вытянутые руки, в одной из которых была оторванная ручка, и уже следом огромный чемодан с открытой крышкой и вываливающимися из него бутылками коньяка и каких-то тряпок.

В голове мелькнула только одна мысль:

• Только бы не в несущий винт!

Но траектория его полёта прошла чуть положе, и он, кувыркнувшись через спину, юзом на животе, упылил за небольшой высохший куст.

Мы опять рассмеялись, и показав спецназёру большой палец, я развернул вертолёт и сходу, поставив его на носовое колесо, разогнал и произвёл взлёт.

Обратно, так же петляя и по тому же маршруту, мы вернулись в Ханкалу.

После короткой дозаправки и получения новой задачи, мы выполнили два рейса в аэропорт Беслана, для экстренной эвакуации тяжелораненых. Рейсы оказались тоже не из лёгких. Скорей тяжелее остальных в психологическом плане.

На аэродром, для погрузки, привезли наиболее тяжелораненых. И как мы не старались аккуратно заносить носилки в кабину, мальчишки, даже от небольшого толчка кричали так, что хотелось просто бросить все это и убежать куда подальше.

В аэропорту Беслана пришлось пережить ещё больший шок.

По командам руководителя полётами мы подрулили к ожидающему нас на перроне Ан-12, готовившемуся к вылету на Ростов-на-Дону. Зарулив и встав у правого крыла "Тюльпана", чтобы удобней было перегружать раненых, мы выключили двигатели. Сквозь свист затихающих турбин, из грузовой кабины доносились душераздирающие стоны.

Я быстро выскочил из кабины, чтобы не слышать и не видеть всего этого, отошёл от вертолёта подальше.

С правовой стороны от нас, буквально в пятидесяти метрах, стоял белый и блестящий красавчик Ту-154, с приставленным к нему трапом. У трапа собралась небольшая группа пассажиров, готовящаяся к посадке в лайнер.

От трапа я находился в нескольких метрах. Позади меня продолжали раздаваться крики и стоны выгружаемых на бетон истерзанных мальчишек, а на меня и на них, прямо в упор, с нескрываемым интересом смотрели холёные и сытые лица мужиков в модных тогда, малиновых пиджаках, с толстенными золотыми цепями, свисающими до середины их раздутых животов. Они говорили что-то друг другу на осетинском языке и улыбались, сверкая золотыми коронками.

Стоя перед ними в грязном, выцветшем комбинезоне, в жилете-разгрузке, набитой боеприпасами и сигнальными ракетами, я каждой клеточкой своего организма ощущал сейчас такую моральную боль, что от всей этой картины впал в полное оцепенение.

Где-то, в двадцати-тридцати минутах полета отсюда, шла страшнейшая мясорубка, больше похожая на Ад, где каждая минута жизни приравнивалась к часу, где текли реки крови как мирного населения, так и военных. А здесь стояла оглушающая тишина, красивый белый лайнер сверкал своими бортами, с надписью "Кавминводыaвиа", и сытые и довольные мужички, посверкивая своими золотыми перстнями на опухших пальцах, с улыбками на лице рассматривающие нас, как пришельцев из другого мира.

Сжав до скрипа челюсти, и медленно развернувшись, я побрёл к металлическому забору-ограждению служебной зоны аэропорта.

Кровь с шумом пульсировала в висках, мысли, связавшись в один обжигающий клубок, парализовали разум.

Присев спиной к решётке забора и запрокинув голову, я закрыл глаза. Мои моральные силы были практически на исходе.

Рядом присел Андрей, только тихо прошептав свою, ставшую любимой присказку:

• Да-а! Кому война, а кому мать родна!

После окончания перегрузки, запуска и взлёта, назад в Ханкалу мы возвращались молча, посадку производили уже ночью.

Работа на аэродроме продолжала кипеть. Над точкой, на высоте полторы-две тысячи метров, постоянно висел Ми-24, производя воздушную разведку и корректировку огня артиллерии. Его, после окончания топлива, сменял другой. И так до самого утра.

Мы же, полностью вымотанные, не раздеваясь завалились на наши голые солдатские кровати и сразу же отключившись, впали в полный анабиоз.

За эти два дня мы с Андрюхой выполнили семь боевых вылетов, налетали 9 часов, перевезли 137 десантников в Северный-Грозный и 57 тяжелораненых в аэропорт Владикавказа Беслан, для последующей их эвакуации в Россию.

Погода же, к концу 9 августа испортилась вконец, и 10-11 августа мы всё же "отдохнули"!

Штинов Станислав Борисович, полковник в запасе, ветеран боевых действий