Взгляд из войны

Вертолет, мягко шурша колесами по бетонке джелалабадского аэродрома, зарулил на перрон, аккурат перед штабом полка. На крыльцо вышли офицеры во главе с начальником штаба и закурили, ожидая, когда остановятся винты летательного аппарата.

   -  Сколько человек привезли? - спросил начальник штаба.

   - 12- дюжину,- лаконично ответил начальник командного пункта.

   - Хорошее число, главное,- не 13,- с удовлетворением произнес начальника штаба, лишний раз продемонстрировав суеверие, присущее многим летчикам (нигде в авиации нет летательного аппарата с номером «13», т.е. с «чертовой дюжиной» пилоты не дружат,- традиция).

   - Ну, что же, Алексей Иванович, заказывай на послезавтра самолет из Ташкента к нам. Пусть ребята летят в Союз. Навоевались, - давал указания начальник штаба, обращаясь к своему подчиненному.

   - А сейчас иди, проверь документы, составь список прибывших и отправляй воинов на отдых. Да, покормить не забудь. Распорядись, чтобы в столовой повара не задавали вопросов.

   К крыльцу штаба для встречи своего борта, вернувшегося из командировки, подошли специалисты инженерно-авиационной службы. Поздоровались с начальником штаба и вместе стали ждать. Пока винты вращаются, идти к вертолету нельзя. Таковы авиационные законы, нарушать которые не велено никому, будь ты хоть трижды авиационный маршал.

     Наконец винты замерли, как вкопанные, и все пошли к борту. Алексей Иванович, 40-летний седой майор, отправив вперед молодых офицеров, подошел к вертолету последним. Пассажиры стояли рядом с вертолетом, выстроившись в шеренгу.

   - Равняйсь! Смирно! - зычно выпалил прапорщик, сопровождавший солдат.

   - Вольно! - скомандовал майор.

   - Ну, командир, давай документы. Проверим, как работает ваш строевой отдел.

   Документы оказались в полном порядке, в том числе и орденские книжки, которые также представил прапорщик.

   Видавший виды майор глазам не поверил: все солдаты были награждены орденами, не говоря уже о медалях. А у троих на груди красовались аж по две «Красных Звезды». Кто воевал в Афгане, тот знает цену наградам. Знал ее и Алексей Иванович. Он прошел перед строем и по-отечески пожал руку каждому военнослужащему, приговаривая: «Спасибо, сынки. Не посрамили чести русского солдата». Он жал руки и смотрел ребятам в глаза, стараясь не быть сентиментальным. И вдруг -…он поймал себя на мысли, что на него глядят глаза не двадцатилетних юнцов, а, как минимум, -30-летних мужчин. От этих взглядов мурашки побежали по коже старого воина.

   - Ну, ладно, командир, - справившись с охватившим его волнением, сказал Алексей Иванович, обращаясь к прапорщику.

   - Не будем мучить ребят. Сдавай в штаб документы, отведи всех в столовую и – на отдых.

   Прапорщик быстрой походкой поспешил в штаб, назначив старшего и приказав ему ждать своего возвращения. Вскоре, также поспешая, прапорщик вернулся и увел подчиненных в столовую, рядом с которой уже ждала машина, чтобы увезти солдат в десантно-штурмовую бригаду, расположившуюся в 15 километрах от аэродрома.

      Вечером, управившись со своими штабными делами, Алексей Иванович- мой старинный добрый друг и наставник, которого из уважения все в полку называли «батей»,  зашел ко мне в гости. И, хотя наши с ним «модули» (деревянные, на половину сделанные из фанеры жилища, в которых проживали советские военнослужащие) стояли в 20-метрах друг от друга, визит Иваныча всегда был для меня знаковым, приятным событием. Я, 28-летний офицер, гордился своей дружбой с «батей» и старался научиться у него грамотно и взвешенно принимать решения, добиваясь их выполнения, очень ценное качество для офицера-руководителя, приходящее с годами и с опытом. И еще многому мог я научиться у этого бывалого воина, «летчика от Бога», к сожалению, списанного с летной работы три года назад по состоянию здоровья, «по техническим причинам», как выражался Алексей Иванович.

     Обычно жизнерадостный, никогда не унывающий «батя» на этот раз был мрачен и не похож на себя.

    - Женя, налей мне фронтовых сто грамм,- с порога произнес он.       Я налил в стаканы спирта, предложил обычную воду, чтобы разбавить «огненную». Но он, как истинный боевой летчик, пролетавший более 20 лет, (из них- год в Афганистане, во время своей первой командировки), выпил спирт, не запивая и не закусывая.

   - Можно закурить у тебя?- спросил он.

   Хотя я никому не разрешал курить в моей комнате, ему я ответил: «Да.»

     Он прикурил от зажигалки, затянулся пару раз и начал:

   - Все! Жека, пора мне сваливать из Афгана. А, не то,- «башню» сорвет.

   - Да уж не много осталось и до замены. Какой-то месяц, - попытался поддержать я разговор, не понимая, о чем он говорит.

    - Не знаю. Еще одна такая встреча - и я за себя не ручаюсь.

    - Иваныч, ты расскажи толком, что произошло. Хватит играть в недомолвки, - сказал я настойчиво.

       И тут мой друг поведал мне о своей встрече с десантниками.

       Наш вертолетный полк вот уже больше года работал с этими парнями, и об их героических делах я знал не по-наслышке. Но рассказ Алексея Ивановича меня потряс, и я решил встретиться с ребятами и посмотреть на них своими глазами. Благо мне приказано было по прибытии ташкентского самолета осмотреть его и проверить готовность к вылету. Вероятность встречи была очень высокой.

     Через день «Ан-26» приземлился на нашем аэродроме. Я пошел на перрон встречать борт. Пока он заруливал на стоянку, я решил по пути зайти в курилку, где обычно собирались летчики и техники, чтобы поговорить, обменяться новостями, а заодно и перекурить.

        И вот судьба свела меня с десантниками, о которых рассказывал мне мой друг, Алексей Иванович. Подойдя ближе, я увидел, что в курилке вместе с нашими летчиками сидят ребята в голубых беретах и красивой «дембельской» форме. Не заметить их было нельзя. Я не стал садиться на лавку, а остановился у входа, чтобы лучше рассмотреть парней со стороны. Их лица, опаленные афганским солнцем (50 градусов в тени  для этих мест – не редкость) были, словно отлиты из бронзы, и исполнены неподдельного мужества. Они курили, разговаривали с летчиками, стараясь выглядеть спокойными. Но все их движения выдавали невероятное внутреннее напряжение, красноречиво говоря о том, что нервы их натянуты, как струны. Они еще не «остыли» от боя и по-прежнему оставались на войне, готовые в любой момент сорваться с места и лететь, ехать, бежать, ползти, куда прикажут.

        Да… Война так просто не отпускает из своих жестоких объятий. И этих солдат она также, используя всю свою силу, держала рядом с собой, как держат прирученных собак, ограничивая их свободу лишь длиной цепи.

       Я уже собрался уходить, но вдруг  неожиданно поймал  на себе взгляды десантников. Наши глаза встретились, и я почувствовал, что меня, как кинжальным огнем, полоснуло по сердцу. Вспомнился рассказ Алексея Ивановича. Обычно на войне нет места сантиментам, но здесь был случай особый.

     - Ах, война, что ж ты, подлая, сделала? - пронеслось у меня в голове.

      Трудно даже было представить, сколько всего насмотрелись эти мальчишки, вчерашние школьники, а ныне - умудренные опытом, взрослые мужчины. По выражению глаз, (если верно, что глаза - зеркало души человеческой) можно было судить, насколько искорежены  их души,

      Солдаты никак не могли поверить, что война для них уже закончилась. И что скоро очень скоро они пересекут ленточку государственной границы Советского Союза и…

   – Здравствуй, мама! Здравствуй, дом родной!

      Медали на груди у них позвякивали, а ордена отливали пурпурным блеском. Одно слово - герои!

      Только глаза бойцов с укоризной и грустью взирали на окружающий мир. И не было в них даже искорки радости.

      Подошел прапорщик и дал команду солдатам идти к самолету на посадку, а сам  зашел в курилку, поздоровался с офицерами. С некоторыми летчиками обнялся по-братски. Ведь он тоже бывалый воин, и не раз участвовал с летчиками местного полка в боевых операциях. Солдаты-орденоносцы были его подчиненными, и он попросил командование своей части  разрешить ему проводить мальчишек на Родину, пусть даже только до Ташкента.

     Он перебросился с летчиками несколькими фразами, по традиции спросив о погоде на маршруте, и, сказав всем: «до свидания», - пошел к самолету.

     А офицеры, оставшиеся в курилке, еще долго говорили о солдатах- орденоносцах.

    Некоторые летчики, особенно те, кто уже не первую «ходку» делал в Афган, тоже имели «иконостас» из орденов. Но это были офицеры. А вот увидеть обилие орденов на груди у солдат случалось реже. Правда, солдаты, улетавшие домой, были не простыми парнями. Они служили в особой части, выполнявшей специальные задания командования. В то время слово «спецназ» произносить в слух было запрещено.

     Летчики вспоминали, как многих из этих парней они забрасывали в горы на задания, а затем забирали в условном месте в условное время. Но бывало и так, что из-за погоды эвакуация переносилась на несколько дней.

     Каково же было им там, в горах, где ни костра не разведешь и не отдохнешь (какой сон на камнях?) - одному Богу да им самим известно. Сухой паек приходилось растягивать на много дней. А воду, которая ценилась на вес золота, пили по капле. Самым большим несчастьем считалось (не считая гибели и ранения друзей, разумеется), если пуля или осколок попадали во фляжку. А  если учесть, что при всем этом на каждого было «навьючено» по 20-30 килограмм самого необходимого, без чего в горы идти нельзя, то становится совершенно непонятным, откуда у этих обычных русских пацанов брались недюжинные силы. Вот уж, воистину, загадка русского могучего духа!  

     Настоящие герои о своих подвигах никогда не рассказывают. Они молчат, как молчат горы- эти суровые гранитные глыбы, немые свидетели времени.

     И лишь глаза героев, уставшие и невероятно выразительные, несут в своей глубине отблески взрывов и зверский оскал врага в минуты схватки с ним  в рукопашном бою (кто-кого), и последний взгляд смертельно раненого умирающего друга…

     Самолет взлетел, набрал над аэродромом безопасную высоту и взял курс на Кабул и дальше - на Ташкент.

     Народ стал расходиться из курилки, как вдруг из штаба, как ошпаренный, выскочил посыльный. Солдат несся в сторону «модуля», где жили летчики боевой эскадрильи «Ми-24» и орал не своим голосом:

    - «Духи» борт завалили над Суруби!

    - Как завалили? Как над Суруби? - лихорадочно задавал я сам себе вопросы, устремляясь вместе с офицерами к «модулю».  

    - Ведь именно над Суруби пролегал маршрут самолета, на котором улетели десантники.

    Я забежал в оружейную комнату, схватил автомат и помчался на стоянку вертолетов. Летчики быстро стаскивали чехлы, а техники очень оперативно готовили винтокрылые машины к вылету. Вот запустили двигатели командирского вертолета, и винты пошли в раскрутку. Через три минуты первая четверка, то есть командирское звено, начала выруливать на взлетно-посадочную полосу. Я уже на полосе запрыгнул в ведущий вертолет, в кабину  бортового техника, и мы вместе с командиром эскадрильи  взлетели первыми.  

      Задачу командир получал в воздухе. До Суруби было 10 минут лету, но густой черный дым мы заметили уже на первых минутах полета. Было ясно, что случилось самое страшное.

    Кровь стучала мне по вискам. В голове роились мысли о невероятной нелепости произошедшего. Перед глазами стояли лица десантников. А я не мог и не хотел от них отмахнуться. Они словно задавали мне вопросы, а я, двоечник проклятый, не знал на них ответов. Мой разум отказывался верить, что война - эта стерва, так все же и не отдала мальчишек их матерям. Большей несправедливости придумать было нельзя.

    Подлетев ближе, мы увидели, что внизу догорает самолет. Каких-то 15-ти минут хватило, чтобы от могучей крылатой птицы не осталось почти ничего.

     Наши боевые вертолеты встали в круг и начали «долбить» горы. Но душманы, сделав свое черное дело, уже успели  убежать с места преступления.

    Подлетели транспортные вертолеты, «восьмерки», как их принято называть среди вертолетчиков, и высадили рядом с местом падения паращютно-десантную группу. Ребята начали работать, но спасать было некого.

    Эфир был забит радиообменом до отказа. Командир эскадрильи давал команды своим подчиненным, а они докладывали о выполнении. Кроме этого шли доклады с земли от командира взвода оцепления, обеспечивающего безопасную работу парашютно-десантной группы.

    И вдруг среди этого невероятного гвалта в эфире прозвучал позывной командира экипажа «Ан-26», который вел радиообмен на том же канале и частоте, что и вертолетчики.

   Мы все опешили. Так кого же сбили?

   Командир эскадрильи запросил руководителя полетов базового аэродрома и тот, отругав за лишние вопросы, со злостью ответил: «Наши заменщики не долетели».

   Мелькнувшая в моих мозгах искра радости, что десантники живы, мгновенно накрылась «девятым валом» ужасного человеческого  горя. Ведь все мы понимали, что из Союза летело большое количество людей. Офицеры и прапорщики спешили принять у нас эстафету боевой работы. До взлетно-посадочной полосы нашего аэродрома не дотянули совсем не много…

   Самолет «Ан-12» с экипажем из 6 человек и 70-ю пассажирами на борту стал общей братской могилой в горах Афганистана. В этой могиле остался навечно лежать и мой друг, однополчанин Саша Звонов, подполковник, побывавший до этого в Афгане  уже дважды по году. Третья попытка оказалась роковой…

    А ребята-десантники все же прорвались в Союз, хотя  шли встречным курсом по тому же маршруту,  что и погибший самолет. Но в их «Ан-26» «Стингеры» (ракеты американского производства) не вошли, а пролетели рядом с бортом.

    Судьба…  Живите, ребята, за тех, кто не долетел. И помните вечно о них! 

                                                                        Смышников Е.В.