«ЗРАЧОК СМЕРТИ»
  |
Рассказ-былинка Не ошибусь, наверное, если скажу, что каждый, кто побывал в так называемых «горячих точках», не только рисковал своей жизнью, но и ощутил на себе жуткое дыхание витающей там всюду смерти. Кому-то из оставшихся в живых и поныне здравствующих она тоже успела заглянуть в глаза, но «вовремя отвернулась». И мне в конце восьмидесятых годов прошлого века, перед завершением так называемых афганских событий, довелось увидеть её леденящий душу зрачок. Вот тот самый эпизод. Ранним безоблачным и безветренным утром одного из первых дней октября, пока ещё не успели рассеяться остатки ночной прохлады и не наступила изнуряющая жара, привычная даже в середине осени для Средней Азии, в том числе для северных районов Афганистана, наша колонна с грузом снабжения в сопровождении нескольких БМП и БТР направилась из афганского порта Шерхан на левом берегу реки Пяндж в район населённого пункта Имамсахиб. Там базировалась одна из приданных нашему пограничному соединению мото-маневренных групп (ММГ). Такие перевозки осуществлялись регулярно. Экстренные рейсы для оперативной доставки команд, небольшой по весу и габаритам поклажи, запасных частей к автомобильной и бронетанковой технике, эвакуации заболевших осуществлялись обычно транспортно-боевыми вертолётами МИ-8. Но тяжёлые и объёмные грузы – продовольствие, боеприпасы, инженерное оборудование, горюче-смазочные и строительные материалы, уголь, дрова и т. п. – доставлять «вертушками» несподручно и накладно. Поэтому, как правило, не реже раза в месяц в каждое из передовых подразделений, выполнявших боевые задачи «за речкой», снаряжались транспортные колонны. На этот раз и обратный марш предстоял не «порожняком». Уже началась предварительная подготовка к выводу войск на «большую землю». Требовалось заблаговременно вывезти ряд материальных ценностей, которые могли обременять походно-боевой порядок ММГ при снятии с занимаемых позиций, существенно снижать мобильность подразделения. Поначалу двигались по автотрассе с выщербленным, полуразбитым асфальтовым покрытием, который уложили здесь в незапамятные времена до центра провинции Кундуз, располагавшийся двумя сотнями километров южнее. Потом нужная нам дорога ответвилась в восточном направлении, перейдя в обычную для этих мест пыльную, но менее тряскую грунтовку. То справа то слева «проплывали» мимо нашей колонны небольшие кишлаки с саманными жилыми и хозяйственными постройками, с высокими глинобитными дувалами. Между кишлаками располагались уже почти пустые поля. Правда, полями их можно назвать весьма и весьма условно: это были многочисленные клочки земли, больше похожие на широкие – в несколько метров, длинные грядки-полоски. И на некоторых «грядках» оставался давно созревший, но почему-то так и не убранный ещё хлопчатник. Панорама этих «лоскутных» земельных участков сама по себе извлекла из памяти некрасовские стихи со строчками: «Только не сжата полоска одна, грустную думу наводит она». Наш известный поэт-классик Н.А. Некрасов описывал земельные «наделы» русских крестьян при крепостном праве в середине XIXвека. А на дворе – конец века двадцатого. Почти на полторы сотни лет отстают афганские дехкане! И многолетнее пребывание «шурави» в этой стране, оказание всесторонней «интернациональной помощи», включая не столько военную, сколько политическую, социально-экономическую, не сократило существенно это отставание. Например, хотя бы от соседей с севера – от среднеазиатских советских республик с населяющими их фактически родственными народами, наиболее близкими по обычиям, традициям, религии, менталитету. Эх, если бы не эта перманентная вооружённая борьба за власть в полуфеодальной, родоплеменной, с «горячим» климатом, с весьма скудными природными ресурсами и возможностями беднейшей стране! Кишлаки будто вымерли. Во дворах и узких проулках – никого: ни неспешно занимающихся хозяйственными делами взрослых, ни вездесущих любопытных детишек. Даже злющие алабаи – среднеазиатские овчарки-волкодавы, яростно кидающиеся обычно на чужаков, куда-то попрятались. Почти пятидесятикилометровый путь до места дислокации ММГ мы преодолевали неспешно практически в полной тишине, нарушаемой лишь равномерным гулом моторов автомашин и лязгом гусениц бронетехники. Сюрприз нас ждал впереди. Уже замаячил в отдалении тёмно-зелёной шапкой высоких, раскидистых среднеазиатских сосен оазис Имамсахиба, как наша колонна вдруг резко и неожиданно остановилась. Моё место заместителя начальника колонны было определено на БТР-80 – второй машине от головной БМП-2. Внутри нагретой основательно припекавшим уже солнцем стальной брони не хватало воздуха, пришлось сидеть в люке над водителем, подложив под себя видавшую виды ватную подушку. Здесь, на встречном ветерке, и прохладнее и обзор несравнимо лучше. Но из-за поднятой тучи пыли ушедшим вперед разведдозором не видно ни зги. Смотрю вправо: на обочине цепочкой стоят бородатые люди в серых мешковатых одеждах с разномастным оружием – винтовками, автоматами ППШ, «АК» китайского производства. Поворачиваю голову влево: та же картина с живой цепью вооружённых бородачей. Каких-то явных недружественных намерений они не проявляли, но, судя по малоприветливым лицам, серо-коричневым от круглогодичного загара, продубленным горячими южными ветрами, по положению оружия, взятого наизготовку, в любой момент могли пустить в ход свои «буры» и «калаши». А напротив нашего БТР, буквально в десятке шагов, за пулемётом Дегтярёва, установленного на сошки и направленного в мою сторону, лежал душман. Легендарный пулемёт времён Великой Отечественной войны, невесть когда и какими путями попавший в эти края, давно утерял былое воронение, отполированная руками многих поколений владельцев сталь тускло отсвечивала на солнце. При этом чёрный зрачок характерного раструба ствола, словно зрачок смерти, холодно, неумолимо и зловеще уставился мне в левый бок. Мой АКМС висел на откинутой бронекрышке люка. Тянуться к нему не имело смысла – этот жест мог быть воспринят как агрессивный. И достаточно даже одного, даже случайного выстрела, как началась бы такая «мясорубка»! На мне под курткой был надет увесистый бронежилет. Но он способен хоть как-то защитить только спереди и сзади, с боков завязывался простыми тесёмочками. Хватило бы одной пули из самой короткой пулемётной очереди – а с десяти шагов трудно промахнуться даже непрофессиональному стрелку – чтобы я кулем свалился на землю. Несмотря на усилившийся после остановки движения зной, а также ощутимый жар, исходивший от раскалённой брони, меня пробрал настоящий озноб, меж лопаток по спине покатились капли холодного пота. О чём и как думал лежащий за пулемётом моджахед, держа палец на спусковом крючке? Вариантов немного: вероятнее всего, думал, как и говорил, на родном для него языке фарси, которым пользуются все этнические таджики, населяющие север провинции Кундуз, - языке, принципиально отличном от нашего русского. Но вот считал ли нас за врагов или просто как досадную помеху привычному, издавна налаженному, устоявшемуся патриархальному укладу и образу жизни? Внешне мы – мало чем отличающиеся друг от друга люди. Но сейчас я – его цель, его оружие направлено на меня… Пока эти мысли сумбурно мелькали в голове обратил внимание на существенную деталь: на голове душмана – единственного из стоявших поблизости к нему соплеменников в серых, а также некогда многоцветных, но давно выгоревших, покрытых пылью головных уборах-повязках - была белая чалма. Это значит, он совершил хадж в священную Мекку. Он – хажда! Он - правоверный мусульманин, и поэтому, несмотря на наши несхожие менталитеты, на языковые, мировоззренческие и иные различия, без особой нужды не станет убивать другого человека, какой веры и какого исповедания тот ни был бы. И в «классическом» исламе, и в христианстве многие заповеди одинаковые, в том числе заповедь «не убий». Мы встретились взглядами. Понемногу успокаиваясь, я попытался улыбнуться, и мне показалось, что пулемётчик убрал палец с пускового крючка своего старого, но по-прежнему грозного и опасного оружия. И хотя «зрачок смерти» всё так же настойчиво продолжал смотреть в мою сторону, виртуальная Распорядительница жизнями всех и каждого из нас, видимо, решила заняться другими делами, на неопределённое, только ей известное время оставила меня вне своего безальтернативного, с однозначно печальным исходом внимания. Прошедшие десять-пятнадцать минут, в течение которых старший колонны через переводчика разобрался с причиной непредвиденной блокады, и нам освободили дорогу, мне показались часом. Лишь когда взвился сизый клуб дыма от взревевшего на повышенных оборотах дизельного двигателя головной БМП и мы тронулись с места, окончательно «перевёл дух». Вскоре мы уже беспрепятственно добрались до места назначения. По прибытии в Имамсахиб заместитель начальника Оперативной группы управления отряда майор Перепада Пётр Петрович, возглавлявший нашу колонну, рассказал, что это местный отряд самообороны, получив от некоего источника недостоверную, не исключено, намеренно провокационную информацию о движении подозрительно большой группы военной техники, мобилизовал своих боевиков, отправил членов семей в укрытия, организовал засаду и проверку на дороге. Из понятных соображений безопасности мы никогда не предупреждали тутошних жителей о планируемых перемещениях в зоне своей ответственности. Но вели себя с ними корректно, старались не докучать своим присутствием, не конфликтовать. Афганцы отвечали взаимностью, не враждовали с нами, не препятствовали действиям наших подразделений. Мы нередко передавали им «гуманитарку», собранную властями и организациями Кургантюбинской области Таджикистана: муку, хлопковое масло, сахар, одежду, обувь, бельё, нужные в хозяйстве предметы быта, гигиены, оказывали медицинскую помощь. А протянутую с едой руку, как известно, даже бродячая собака не укусит. К тому же присутствие наших ММГ было для местных, не желавших ни с кем и ни на чьей стороне воевать, некоей гарантией, что в места их обитания не придут вербовщики от Ахмад-шаха Масуда – военного лидера афганских этнических таджиков или, хуже того, непредсказуемые его противники – всё больше набиравшие силу «талибы». У нас как бы сложилось необъявленное, своеобразное мирное сосуществование, основанное на взаимной заинтересованности. Но этот не затронутый ещё кровопролитием участок приграничного пянджского левобережья кому-то явно не давал покоя. Противоборствующие афганские группировки хотели бы и стремились взять его под свой контроль. А с активизацией наступавших с юго-востока головорезов из движения «Талибан» на перешедшие к обороне вооружённые формирования Ахмад-шаха Масуда общая обстановка здесь становилась всё менее спокойной, делалась нервозной, не исключались провокации и боевые столкновения. На обратном пути вооружённых заслонов не встретили. Наша колонна, нагруженная вывозимым военным имуществом, благополучно возвратилась в порт Шерхан, а затем по понтонной переправе через бурную реку Пяндж - на территорию пограничного отряда. Поставленная задача была выполнена точно и в срок, без трагических происшествий, без потерь личного состава и техники. И до и после того дня, того марша, не раз пришлось участвовать в проводке наших колонн по афганской территории, в ряде других операций. Но, к счастью, видеть такой же или иной подобный «зрачок смерти», нацеленный почти в упор, больше не доводилось.
Абрамов Виктор Николаевич, полковник в отставке, г. Жигулевск.
Фото из архива автора: 1. Шерхан. Октябрь 1988 г. Перед выходом колонны на марш. Автор - четвёртый слева. 2. В Имамсахибе. Сверка времени перед обратным выездом. В центре – майор Перепада П.П. и автор. |
