Ледниковый период
 |
Я отвлекся от чтения журнала. «Сто дней до приказа». Все как у нас! Знакомые ситуации, узнаваемые лица. Часы показывали без десяти час ночи. Дежурный трюмач спал рядом сладким сном, положив голову на учебник по математике за шестой класс, который безуспешно штудировал последние два месяца. Насколько я знал, ему не давала покоя идея фикс - после дембеля поступить в институт. Дембель ожидался через восемь месяцев. Столь ударными темпами он рисковал не успеть освоить школьный курс математики. Я глянул на экран живучести. Пожарные насосы работали. Пара-тройка лампочек устойчиво показывала затопление носового и машинного отсеков. Если им верить носовой был затоплен практически полностью. Обычное дело - где-то что-то замкнуло и теперь, просто-напросто, очередной дозорный по живучести вносил этот казус в журнал, этим дело и ограничивалось. В остальном, все было спокойно. Я прошел в смежный зал дежурных турбинистов. Они также благополучно дрыхли в своих мягких креслах за пультом управления турбинами, рядом на диванчике спал дежурный по низам. Не пост живучести, а сонное царство какое-то! Будить их пока я не стал. Если что случится, автоматика и так исправно поднимет весь пост оглушительным воем. У меня же пришло время для очередного обхода корабля - необходимо прошвырнуться по всем отсекам и заглянуть во все темные дыры корабля, с целью "отыскания мест возгорания или затопления". Перед очередным "анабазисом" нацедил в кружку и выпил без удовольствия ледяной опресненки - граница подходила к концу, и экипаж третий день сидел без нормальной воды. Мыльный привкус не отбивал даже сатуратор. Поднялся по трапу и хлопнул дверью, тем самым переполошив всю вахту внизу. А не фиг спать на посту! Теперь, пока они успокоятся, что это не кто-нибудь с мостика заглянул проверить, как несется вахта; пока поматерят меня, выбирая самые отборные ругательства; пока повозятся, чтобы устроиться поудобнее; пока попадут в руки Морфея, а тут как тут и я вернусь, и все повторится в точности до мельчайших идиоматических выражений. Судя по качке, шторм был баллов на шесть-семь. Под действием неумолимого закона всемирного тяготения шел, петляя по коридорам противозенитным маневром, расставляя руки и периодически отталкиваясь от стен для сохранения равновесия. В коридорах пустынно. Дежурная вахта дрыхнет по постам, кто может это себе позволить. Кто по-моложе и не достиг возраста уважаемых людей, бдят. Граница на замке! Однако, стороннему наблюдателю, беспечно прохаживающемуся по безлюдным коридорам, вполне может показаться, что корабль вымер и несется сквозь шторм, управляемый лишь призраками. Но это только кажущееся умиротворение. В случае опасности или угрозы нарушения гос. границы корабль будет приведен в боевое положение минуты за две-три. А так - пограничник никогда не спит, он всегда бдителен, и лишь порой от усталости прикрывает глаза! На моей практике был случай, когда в день празднования Великой Октябрьской Революции корабль был поднят по тревоге и брошен вдогонку за нарушителем гос. границы, не отвечающим на сигналы. Нарушитель шел по четвертому Курильскому проливу в сторону Охотского моря. Когда же мы догнали его, оказался обычным советским траулером. Среди бушующего моря он смело шел напролом, не отвечая ни на световые, ни на радио сигналы. Вывод был сделан один - команда перепилась в честь праздника, и корабль шурует в зомбированном состоянии. Поскольку, никаких препятствий ему навстречу попасться не могло, он был оставлен в своем неумолимом движении, а мы вернулись в бухту пережидать шторм. Я также продолжил свое неумолимое движение по кораблю. Среди полутемных коридоров, где включено одно дежурное освещение, только крысы иногда составляли компанию, смешно улепетывая от меня. Порой, при резких кренах корабля, были слышны их коготки, скребущиеся по подволоку, да возмущенный писк. Начало обхода - румпельное отделение. Огромные механизмы ворочают толстенный вал, на который насажено перо руля. Заведование моего товарища, шахтера с Горловки. На нашем корабле представлены практически все национальности Союза: от молдован - мой наводящий ужас на молодняк всего корабля старшина - и латышей с эстонцами, до грузин и армян. Но наибольшее представительство - хохлы и сибиряки с уральцами. Хохлы все, в основном, с Донбасса, сплошь шахтеры. Мой товарищ видит девятый сон, а его пост гудит неутомимо, направляя корабль в ночь. Осмотрев помещение, я пошагал по направлению бака. Соблюдая осторожность, лазил по трапам в нижние посты, заглядывал в вентиляшки, сунул нос в складское царство коков. Там меня встретил монотонный стук компрессоров от холодильных камер и всепроникающая сырость. Чистка "большого картофана" закончилась, и лишь двое молодых, не торопясь, убирали очистки. Заметив меня, было насторожились, но, узнав, попросили закурить. Я дал по сигарете. Мое положение, отслужившего полтора года, позволяло поддерживать приятельские отношения со всеми годами службы. Перекинулись парой анекдотов, и я двинулся дальше. Так постепенно, то опускаясь в мрачные замерзающие трюма, то поднимаясь в обдуваемые переменчивыми Курильскими ветрами надстройки, продвигался к носовым отсекам корабля. Машинное отделение встретило меня теплом и, как всегда, после длительного нахождения корабля в море, громким шумом прибоя. Это грохочут о борта трюмные воды, скопившиеся за время похода. Как-то раз завел сюда одногодку РТСника - матросам с радиотехнической службы вход сюда в одиночку заказан, можно и схлопотать от суровых мотористов-турбинистов - он перепугался, подумав, что корабль уже тонет. Я для порядка поплутал среди многочисленных агрегатов, заполнивших огромное помещение, где турбины, чем-то похожие на гигантских объевшихся питонов, вытянувшихся для отдыха во весь отсек, сопровождали меня характерным свистом. Здесь был образцовый порядок. Все блестит, ни капли масла на паелах. Заглянул в закуток котельных - как всегда "Сахара", а вахтенный мирно спит в миниатюрной зоне комфорта. Ну и ладно. Главное - ни запаха гари, ни задымления. Можно продолжать обход. Коварная ловушка подстерегала во втором отсеке корабля. Стоило переступить комингс, как мои тапочки, судя по первому ощущению, превратились в подобие коньков. Еще не полностью осознав всю опасность ситуации, я сделал шаг и, теряя равновесие, продемонстрировал несколько затейливых пируэтов, прежде чем снова обрел устойчивость. Но + в этот момент корабль ухнул носом с очередной волны. Дальняя переборка стала медленно превращаться из стенки в палубу, уходя вниз. Подталкиваемый силой тяготения я необратимо заскользил в пропасть, нежданно разверзшуюся предо мной. Замахав руками, попытался ухватиться за систему пожаротушения, промазал и, набирая скорость, понесся в преисподнюю. Пришлось принять позу горнолыжника на скоростном спуске, правда, несколько неэстетичную - мягким местом в сторону движения. С песнями пролетая артиллерийский пост, я с удивлением увидел пару довольных физиономий дежурных по погребам, которые показывали мне самодельные карточки с грубо намалеванными цифрами "пять-пять" и "пять-восемь". В это время корабль, зарывшись носом в волну, стал медленно взбираться вверх. Палуба постепенно начала терять свой смертельный уклон. Скорость скольжения замедлилась, и я успел перехватиться за один из электрических пакетников, во множестве облепивших стенки. Теперь уже не теряя контроль над своими движениями, я пробрался к посту, где был встречен радостными восклицаниями дежурных. Облегченно плюхнувшись рядом с ними, узнал, с чем, оказывается, были связаны странные свойства линолеума. Столь необычную скользкость он приобрел перед ужином, когда один из молодых вестовых уронил бачок с пшенной кашей, щедро сдобренной сливочным маслом, когда нес ее в мичманскую кают-компанию. Мичмана, по случаю качки не в полном составе собравшиеся на ужин, дружно разнесли масло по всему коридору отсека. И теперь дежурные по погребам, из ночи в ночь изнывавшие от безделья, получили прекрасную возможность развлекаться - оценивая проезд кого-нибудь из проносившихся мимо матросов. На носу ночью офицерам и мичманам делать нечего, поэтому никто особо и не задавался целью отдраить палубу. Сам вестовой был еще молод, качку переносил плохо и после ужина исчез в кубрике, спиной давить шконку. Я посидел с ребятами пятнадцать минут и, не дождавшись очередной жертвы, пошел по своим делам. Возвращался я благоразумно по параллельному офицерскому коридору, куда обычно соваться смысла не было. Через час, совершая очередной рейд по живучести и будучи подготовленными, я лихо продемонстрировал неплохое скольжение на одной ноге, получив "шесть-ноль" от обоих судей. В последний же обход перед сменой, я обнаружил, что оба матроса, вместо своих "судейских" обязанностей, энергично драят линолеум. Все уже было намылено, и они ветошью собирали грязную пену. На удивление, два старослужащих не казались удрученными, выполняя работу молодых. Как они мне рассказали, в течение всей вахты все шло довольно рутинно. За четыре часа мимо пронесло лишь трех моряков, среди которых я был безусловный лидер, поскольку имел тренировочный заезд в самом начале дежурства. Когда же свои крайние обходы по погребам они сделали, и готовились к смене, заполняя журнал, буквально за полчаса до моего очередного появления услышали, что кто-то появился на горизонте отсека. Приготовились достойно оценить "фигуриста". Услыхав громкий хлопок, поняли, что на пятую точку приземлился кто-то из тяжеловесов. Когда же выглянули с цифрами "пять-ноль", увидели лихо скользящего на спине старпома, безуспешно пытающегося ухватиться выступающими частями тела за что-нибудь спасительное. Что его занесло в такое время в отсек, история умалчивает. Похохатывая, лже-судьи драили палубу, гадая, чем закончится веселье завтра на построении. Я пожелал им спокойной ночи и пошел заканчивать обход, мысленно уже готовясь ко сну, поскольку - "Матрос спит, а служба идет!". Автор Вознин Андрей |
