НЕДОЕДЕННЫЙ ИВАН

    Этого маленького рахитичного человечка  привез к себе домой в Грозный  красный командир Сергей Андреевич Пушкарев из своей родной станицы Урупской Краснодарского края. Выглядел ребенок так: четыре тоненькие палочки ручек-ножек и огромный живот. Это был единственный оставшийся в живых сын одного из его братьев, которые воевали на стороне белых.

     В то черное лихолетье станицу Урупскую переименовали в Советскую, выгнали из домов всех казаков и заселили их революционной солдатней и какими-то пришлыми людьми. Тех, кто упирался, расстреливали на месте и вообще палили во все стороны, не глядя – как рассказывают выжившие – чтобы больше уложить.

     Матерей с малыми детьми оставляли без всяких припасов, выгоняли в необжитые и голодные места, но и  в бывшей родной станице им негде было добыть даже кусочек хлеба. Начался страшный голод. Нередко отчаявшиеся женщины ели умерших от дистрофии и недоедания собственных детей и сходили с ума. Ваню съесть не успели, и на всю жизнь он получил у родни прозвище : «недоеденный Иван».

     Казачий род Пушкаревых был старинным. Дед Михаил, говорили, еще в Турецкую воевал, и имена сыновьям давали традиционно: Сергей, Александр, Андрей, Павел – в честь предков своих.

     Трое или четверо братьев Сергея Андреевича, что к белым подались, то ли были расстреляны, то ли в боях погибли. Из всей большой семьи остался он и сестра Анисья – та, видно, лишь потому, что жила тогда не в станице, а в Грозном.

     Но вскоре пришел и его черед: похоже, «вычищали» казаков и среди красных командиров.

      Однажды утром дети не смогли найти своих родителей, а хмурая неприятная тетя в кожанке объяснила им, что их отца, Сергея Андреевича, увезли в больницу, где сделали операцию и он там умер от аппендицита. А мама от горя сошла с ума и ее поместили в сумасшедший дом.

     А дети должны немедленно отправляться в детский дом.

     Заплаканные ребята прибежали к тетке Анисье, и старшие мальчики стали просить ее: «Хоть Надьку возьми к себе!» А та им в ответ: «Вот Ваньку недоеденного возьму, а вы все вместе стайкой отправляйтесь в детдом!»

     Забрали их, и вскоре младший братик умер, как сказали, от дизентерии.

     А Надежда (мать Татьяны, что все это рассказала), сбежала из детдома и стала жить нянькой в чеченской семье. Когда и ее хозяев депортировали, они устроили ее на какое-то опытное поле. Там они с подругой Шурой рвы или траншеи копали.

     Вскоре она встретилась с отцом Татьяны, Иваном Сергеевичем. Ни историю их знакомства, ни каких-либо подробностей о муже Надежда никогда никому не рассказывала. Они вместе стали путешествовать по Союзу под чужими фамилиями, нигде долго не задерживаясь. Родили двух дочерей – Наталью и Татьяну, которые, повзрослев, пытались узнать у родителей – почему они так живут? – но натыкались на глухую стену молчания. Только помнят дочери, что был их отец очень грамотным человеком и писал без ошибок.

     Двух своих уже взрослых братьев – Александра и Анатолия – Надежда в 70-х годах разыскала в Цхинвали.

     Они оказались в тамошнем детдоме, где Шура затем работал шофером, а старший, Толя – слесарем на заводе.

     А «недоеденный Иван» - теперь уже Иван Пушкарев – выжил у тетки в Грозном. Анисья оставила ему дом, женился Иван на шустрой раскосой Галине из Забайкалья, родили двух сыновей.

     Верховодила в семье Галина; Иван был тихий, робкий, застенчивый и очень добрый. Сыновья, увы, не в него пошли – ну, не мог он их наказывать, потому что всех очень жалел. Ума большого не имел и учебу даже в школе не осилил, но хозяйство свое у них было: нутрий разводили, курочек держали, лошадку.

     А потом – на очередном историческом повороте – нутрий постреляли, а им предложили как можно быстрее убираться из  Грозного, пока целы. Взяли с собой только то, что успели на лошадь погрузить, -  и добрались до Светлогорска, вернее, до деревни Просянки, где на соленой – наверное от слез – земле были только соляные озера, Там они с Галей и поселились. Там Иван умер, там он и похоронен.

     А бабу Галю дочь Надежды, Наташа, взяла к себе в Буденновск. Досмотрела. И сейчас из окна ее дома видны две могилки – рядом они похоронены, ее мама Надежда и баба Галя.

     Вроде род Пушкаревых совсем не угас: есть у братьев сыновья, но – не казаки, перемешались уже с другими народами, да и дух не тот.

     А дочери Надежды, которая в разуме дожила до 85 лет, все пытались расспросить ее об отце, о своих предках. Но на их расспросы мать только крепче сжимала губы и отворачивалась к стене: «Отстаньте. Вы – не прокуроры».

     Так и ушли родители молча, ничего толком о себе не рассказав.

     Пожив в раннем детстве в бараках, на рудниках и лесоповалах, поскитавшись по Кавказу и Сибири они, наконец, осели в поселке городского типа в Восточной Сибири  и выросли дочери пионерками-комсомолками-студентками.  Потом стали взрослыми уважаемыми людьми с хорошими профессиями.

     Вроде все нормально. Только иногда всплывает этот навязчивый вопрос: кто они и откуда? Ведь всю жизнь прожили под чужими фамилиями.

     -- Мы все – безродные, - закончила рассказ Татьяна. – Есть на свете счастливые люди, которые своих прадедов и пра-прадедов по отцу знают, и двоюродных… Может, мама рассуждала, что лучше нам многого и не знать было, кроме тех  «крох», которые неохотно выдавала, - а то вдруг на очередном историческом повороте еще и нас арестуют…

   Или получится, как с дядей Сережей Быкадоровым (Мельниковым), нашим соседом по бараку в Восточной Сибири. Он тоже был из старинного казачьего рода, а с войны после плена и ссылки вернулся Мельниковым. Все искал корни свои. Нашел. Поехал в эту станицу с таким волнением, вроде даже сестру родную нашел, увидел полкладбища могил этого самого рода Быкадоровых – и инсульт его разбил.

     А сыновья Ивана недоеденного после смерти тетки перерыли весь двор отцовского дома в поисках клада (Анисья-то вовсе не бедная казачка была).

     Но нашли только сундучок с ненужными  «керенками», которые из надорванной пачки разбросал потом, где попало сильный осенний ветер…

Записала Елена Олейник              

хутор Чекон  сентябрь 2019 г.