БОРОДИНА НЕМЕРКНУЩАЯ СЛАВА
             |
К двухсотлетнему юбилею Двунадесять языцев навел на Святую Русь Кровожадный Корсиканец. Ну, вы, наверное, уже догадались, о ком идёт речь. Конечно же – о том самом. О Бонапарте. О Наполеоне, то есть. Такого нашествия, когда против неё ополчилась столь неистовая и столь несметная орда, Россия не знала со времен Батыевого разорения. Конечно, и ляхов не следует скидывать со счетов. Они ведь тоже вдоволь порезвились на Руси и попили кровушки народной московитской в смутные лжедмитриевые времена. И тоже в двенадцатом году. Только на двести лет раньше. Русский поход Наполеона, оплаченный денежками венских и парижских Ротшильдов, стал одним из первых нападений на нашу страну, организованным международным финансовым интернационалом. Чуть более ста лет позднее таким же по сути интернациональным нашествием ополчился на Россию и фюрер германского народа Гитлер… А кто его вскормил? Взрастил и выпестовал? Всё правильно! Те же банкиры! Только на этот раз лондонского и уолт-стритовского разлива… Под знаменами корсиканского узурпатора (он ведь тогда – в Реймсе - сам себя благословил короною Карла Великого, вырвав её из рук папы римского, не позволив святейшему понтифику возложить сей атрибут императорской власти на свою главу) сплотились все великие и малые государства Европы, повергнутые в прах победоносными легионами Наполеона. По целому корпусу послали на москалей саксонцы и австрияки, пруссаки и итальянцы. Урвать хоть шерсти клок от Русского Медведя, который вряд ли устоит на лапах под всеобщим натиском, вознамерились и фламандцы с валлонами вкупе – бельгийцы, то бишь. И кроме того – разные там прочие шведы и мадьяры. Одни только англичане, верные самим себе, не ввязывались покуда в бранную кучу малу сию, выжидая, выдюжит ли Россия под всеобщим напором, чтобы под самый, под шапочный разбор успеть на пир победителей. Да испанцы еще так и не легли под Наполеона, Он ведь еле ноги унес с их Пиренейского полуострова… Правда, разношерстное и разномастное воинство Наполеона, - союзнички его, в массе своей, не шибко–то и стремилось покрыть себя неувядаемыми лаврами на бескрайних лесистых и болотистых просторах России. Наверное, памятуя о том, что во времена оно, сто лет назад, в здешних трясинах едва не увяз сам Карл Двенадцатый, король шведский. В буквальном смысле. Его чуть не засосала болотная мочажина вместе с конем.. Короля кое-как сумели вызволить из зыбкой грязи подоспевшие его солдаты. А вот коня засосало с головою. Но были у галлов и достойные, на поле брани доблестные и стойкие союзники. Подстать самим французам. Польский корпус генерала Юзефа Понятовского, сподобившегося заслужить маршальский жезл из рук самого Бонапарта, ни разу в грязь лицом не ударил, куда бы поляков ни бросал, какие бы бреши ими ни затыкал великий полководец. Наполеон, как и Гитлер – в наше уже время, сам инициировал договоренность с Россией о разделе сфер влияния на востоке Европы. Так называемый Тильзитский Договор два императора подписали в обстановке, обставленной с соответствующей пышностью в Восточной Пруссии. В роскошном шатре, раскинутом на плоту, отбуксированном и закрепленном якорями на фарватере реки Неман. Случилось сие 27 июня 1807-го года. Закончился длительный период так называемых «наполеоновских войн», которые вела Россия, в сущности сражаясь не за свои интересы, но преследуя иные – как бы благородные цели, дабы защитить слабых и немощных европейских властителей противу попирающего их права корсиканско-французского выскочки. Долгой и изнурительной была эта борьба. Русская армия, посланная за тридевять земель, вопреки стойкости и доблести наших воинов, проявленных на полях сражений, вдали от Родины, не одержала в принципе ни одной значимой победы. Так и должно было быть. Ибо перемены, которые на штыках своих гвардейцев и ветеранов нёс в одряхлевшую Европу Наполеон, объективно созрели здесь уже давно. Он только ускорил ход исторического колеса. Ведь и до сегодня, опираясь на так называемый Кодекс Наполеона, живет на планете большинство цивилизованных стран. В том числе – и мы с вами, дорогие россияне. Буржуазное право, охватившее, в сущности, весь спектр человеческого бытия, в самой широкой его сфере. Начиная от уголовного законодательства вплоть до правовых установлений в области хозяйственно-производственной, формулирующих условия владения, использования и распоряжения собственностью. Под этим же знаменателем - договоры, регулирующие гражданские, финансовые, межгосударственные, семейно-брачные и так далее отношения… Сам Бонапарт уяснил для себя значение сего феномена: «Все мои победы никнут перед величием моего Кодекса. Герцог Веллингтон единственной битвой при Ватерлоо свел на нет блеск и славу сражений, которые я дал в разное время и в разных странах», - только находясь в английском плену на острове Святой Елены.
Тогда, в 1807-ом году, после очередного поражения, которому подвергся командующий нашего корпуса русский немец, генерал Беннигсен в сражении при местечке Фридланд в Восточной Пруссии, у императора Александра Первого не оставалось иного пути, кроме, как пойти на союз с Наполеоновской Францией. Тем более, что сам Наполеон выступил с такими предложениями. Скрепя сердце согласился Александр и с такой политической реальностью, созданной Наполеоном буквально у западных русских ворот, как Варшавское Герцогство. Он хорошо знал историю и помнил, сколько каверз претерпела Русь от, казалось бы, единокровного, но инославного братика Ляха на протяжении многих столетий. Начиная с первых киевских князей и послебатыевых времен. Ляхи ведь захватили и изо всех сил старались ополячить русичей, проживающих на исконно древлих своих землях. Ничего путного не приходилось ожидать и от Наполеоновского Варшавского Герцогства. Это – не более, чем плацдарм для нового нашествия на Россию, которое очень скоро грядет в текущую повестку дня. Ну а Бонапарт? Как прикажете понимать его тильзитские шаги? Ни о каких социально-политических последствиях своего Кодекса Наполеона, вступавшего в силу всюду, куда достигали сапоги его непобедимых легионов, он не помышлял в ту пору. Его обуяла древняя, как сам свет, но в принципе - несбыточная химера мирового господства, подобная мечтаниям о вечном двигателе. Господь никогда не попущал ни Александру Македонскому, ни Юлию Цезарю, ни Чингисхану, ни Гитлеру воплощения в жизнь их бредовых замыслов. Он только посылает извергов и завоевателей на землю, как орудие, карающий меч Своего гнева, обрушиваемого на человеков назиданием и наказанием за их грехи. Каждому воздается по делам их. Как всемирный потоп – возмездием нам за нашу гордыню. Наполеон не отвергал Бога из чисто житейских, чисто императорских его соображений. Подобно Вольтеру. Дескать, Бог нужен, как внутренний полицейский, приставленный к каждому человеку. Потому и помирился с папой римским и с католическими попами. Сегодня мы знаем про откровения Наполеона, высказанные им вскоре после подписания Тильзитского договора. Я мол почти достиг того, к чему стремился . Европа – вся в моих руках. Англия? Её удушим континентальной блокадой. Важно заставить Россию, чтоб помогла нам. Есть еще большие бреши в этой удавке – Испания и Португалия. Ну – первая страна – не в счет. Слишком слаба после моих интервенций. Португалию укротим, когда поставим Россию на её надлежащее – задворки Истории - место. Да и много ли прибытку на мировой карте имеет эта романоязычная захудалая страна, открывшая когда-то эру колониального подчинения одичалых племен и народов? Давно миновала пик своего могущества! Дайте мне пять лет, и я раздавлю северного русского колосса на глиняных ногах… Не ручаюсь за буквальную точность доводов и смыслов, роившихся в великой голове великого человека, но за адекватную их сущность – ручаюсь… Стояла ли Россия на глиняных ногах? История, как известно, показала, что это далеко не так… Не могу умолчать сегодня и, так сказать, и о затаенно бонапартовых, сугубо его личностных, интимных предпосылках, подвигнувших императора к российскому походу. Официально, хотя и не слишком освещаемую в работах наших историков версию причин, побудивших Наполеона напасть на Россию, он не скрывал ни от своих солдат, ни от союзников своих. Идем, мол, в поход, который лучше не называть русским. Это поход – польский. Цель его – восстановить величие и мощь Ржечи Посполитой. Ну и наказать Россию за три раздела Польши, в результате которых Посполитая лишилась своих земель, называемых ныне Малой и Белой Русью. А Литву она потеряла еще при Петре Великом. Надо, мол, восстановить историческую справедливость в отношении Польши, много пострадавшей от своего восточного соседа. Надо воссоздать Люблинскую Унию поляков и литовцев. Во имя этой химерической идеи и пролилась кровь на русской земле и самих поляков, и саксонцев, и итальянцев, и силезцев, и неаполитанцев, и прочая, и прочая языцы… Когда 10-го июня (старый стиль, по новому в девятнадцатом столетии было 22-ое) Наполеон властным манием руки на русских - через Неман, вблизи литовского города Ковно (ныне Каунас) двинул свои полки, дорогу Полководцу перебежал заяц – обыкновенный лесной, в серой летней шубке. Наполеон слегка опешил. Как всякий истый безбожник, он верил в приметы. Дурное предзнаменование! Но отменять своего приказа не стал. Его окрыляло и радовало отрадное событие в жизни Наполеона. Которое добавляло полководцу решимости и, скажем так, тешило его мужское честолюбие… В сием обстоятельстве вступила в силу сентенция французской народной мудрости: «Шерше ля фам!» - «Ищите женщину!» В 1806-ом году, лелея собственные геополитические замыслы, отобрав у Пруссии и Австрии польские земли, приобретенные ими по трем разделам Польши, повелел образовать Варшавское Герцогство. Оставив, правда, пруссакам Познань и Померанию, то есть, Балтийское побережье. Польское ясновельможное паньство, для вящей важности, устроило так, что Повелитель Европы влюбился, как простой мальчуган. Его пассией – жертвой стала красивая и добрая характером пани Мария Валевская. Чужая жена – замужем за престарелым магнатом Анастазием Валевским. Бездетная, но обаятельная. (Девичья фамилия – Лончинская. Кровно-родственные корни Марии восходят к потомкам первых – Пястовских королей Польши.) Бонапарт по многим статьям, как полагали его современники, да и мы сегодня также склонны к тому же, был бесплодным. Первая его законная жена креолка Жозефина (фамилия по первому замужеству - Богарне) не подарила ему сына. Только пасынка Эжена. Вторая – династическая супруга Наполеона, австрийская принцесса Мария Луиза родила-таки сына, будучи женой Бонапарта, но – гораздо позднее. В 1811-ом году. Жозефа Наполеона Второго Бонапарт, когда отрекался от престола, нарёк своим наследником. Впрочем, Жозеф никогда не царствовал. А многочисленные любовные партнерши, до которых столь охоч был горячий корсиканец, не имели, что называется, чадородных последствий от сих романтических похождений. А тут, когда упивался своим могуществом в новоиспеченном Герцогстве, Бонапарту вдруг нечаянно сообщили радостную весть. Он стал отцом! Пани Валевская благополучно разрешилась от бремени чудесным, здоровеньким мальчишкой. Ну – весь в императора! Напрасно, значит, Жозефина обвиняет его в том, что у них нет потомства! Вот уж, действительно, всем радостям радость! Назову-ка я сына Александром – в пику моему сопернику Александру Первому. Когда вырастет, посажу отпрыска на королевский престол возрожденной Ржечи Посполитой! Не будем гадать относительно истинных авторов предполагаемо-будущего Александра Польского. Кто был отцом малютки? Может, Наполеон. А, может, и кто другой. Неважно. Но появление на Божий Свет сына пани Валевской, бесспорно, лишний раз подтолкнуло Наполеона к роковой для него авантюре в России. История любит повторять самое себя, изрек как-то на досуге Леон Фейхтвангер. Не он, правда, первым это заметил. Истина – неоспорима. Но вторая часть афоризма немецкого классика от литературы: она, мол, повторяется в виде фарса, будучи сначала трагедией,- хранит в себе изрядный заряд скепсиса и сомнений. Не всегда так бывает. Уж если История умыслила преподнести единожды трагическую, горькую мурцовку – она не преминет вновь и вновь угощать нас сиим блюдом много раз. От столетия к столетию. В наказание за нашу глупость. До тех пор, пока не поумнеем.
Иногда повторения эти – чуть ли не колесо в колесо – ввергают в некоторую холодную дрожь. Своим буквализмом. Мало изобретательная на варианты История иногда повторяется даже в деталях. Например, часто даты, с которых начинается время отсчета сходных судьбоносных событий, падают на одно и то же число. И – не только в календарном смысле. Но и, бывает, - в глубинной сущности повторяющихся событий. А Наполеон? Он, ведь, также выбрал день с точки зрения сакральной, крайне неблагоприятной для властителя, Европу всю держащего в руках. В девятнадцатом столетии 22-е июня по новому – грегорианскому стилю совпадал, правда, не с российским Всесвятским праздником, а с русской православной Масленицей. Тоже – Великий Праздник. Двунадесятый. Думается, имеем прямой резон сопоставить два значимых пакта на международной арене. Тильзитский мир и договор о ненападении между Германией и Россией, подписаный Молотовым и Риббентропом. И тот, и другой инициировался, как известно, не нами, а противоположной стороной. В девятнадцатом веке Наполеон и Александр становились союзниками. Де юре и де факто. Больше ста лет спустя, как бы союзниками стали Германия и Россия. Но, ведь, сходство того и другого исторического феномена на этом совпадении отнюдь не исчерпывается. Вспомним, что последовало после того, как пакт Молотова – Риббентропа вошел в силу? Красная Армия заняла отторгнутые от России в годы революционной смуты Бессарабию, Западную Украину и Западную Белоруссию. Была сделана попытка – неудачная - занять и Финдляндию, которую также потеряли в результате «великих потрясений» семнадцатого года. В лоно России вернулись утраченные тогда же малые прибалтийские страны: Литва, Латвия, Эстония. Так называемые лимитрофы, ставшие союзными республиками в составе СССР. А после Тильзита русские войска Александра Первого, стремившегося упрочить геополитические позиции Империи в противостоянии с давним и небезопасным соперником на севере Европы – со шведами, то бишь, как раз и завоевали эту самую Суоми. Страну тысячи озер. История имеет привычку повторяться. В назидание нам, живущим на Земле. У Гитлера, удачливого ефрейтора, ставшего изрядным стратегом, обладателем бесспорного полководческого дара, дела в первые месяцы войны с Россией шли, можно сказать, вполне триумфально. Он потирал руки, довольный, под громкие фанфары. Блицкриг удался! Слава богам тевтонского духа! У «Маленького Капрала», его исторического предшественника, военные баталии не задались с первых шагов Великой Армии по Русской земле. Для нас эта война стала Отечественной. Хотя Наполеон по идее и не ставил себе целью окончательно стереть Россию с политической карты земли. Подчинить себе её людские и материальные ресурсы – другое дело! С тем, чтобы, имея в резерве русские неисчислимые богатства, повелевая русскими отменными на поле боевом солдатами, шагнуть через Ламанш, сокрушить Англию. А там, глядишь, и – замахнуться на остальные просторы этой небольшой все-таки и тесной планетки – Земля. Поход на Москву – главное направление. Но Россия – велика. Надо сдержать слово, данное полякам. Чтоб вернуть Польшу к границам 1772 года – «от можа до можа» (от моря до моря, то есть), потребна не только Литва, Курляндия и Белая Русь. Вернуть Ржечи надобно и Правобережную Украину. Но этого не получилось. Под Кобрином и Городечной в Малую Россию Наполеона не пустила Третья армия русских под командованием генерала Александра Тормасова. Хороший дали окорот французам и сопутствующим им. «языкам». Австрийский корпус генерала Шварценберга и саксонский - генерала Ренье так и не смогли прийти в себя после ошеломляющего удара русских войск. Шварценберг впоследствии будет командовать Богемским корпусом Австрии, который, когда французов изгнали из России, воевал против Наполеона. Чтоб склонить российского императора к покладистости, надо ударить и по Санкт-Петербургу. Куда Наполеон и направил сильный корпус маршала Удино, стремившегося, соединившись с корпусом маршала Макдональда, наступавшего на Ригу, окружить русских. Но у местечка Клястицы козырные карты выбил из рук французских генералов русский генерал Петр Витгенштейн. Который встретил Удино лихой атакой гусарской конницы генерала Я.П. Кульнева. Гусары обратили Удино в бегство. Правда, сам знаменитый Кульнев, увлекшись боем, не поберег себя и погиб. Врага остановили, не пустив на Северную Столицу. А Макдональд? Он так и не взял Ригу, отбитый городским ополчением. Правда, на главном – московском направлении движение Великой Армии, возглавляемой самим Полковдцем, совершалось почти без задержек. Наполеон старался настичь и уничтожить по одиночке Первую и Вторую армии генералов Михаила Барклая де Толли и Петра Багратиона. Но ни тот, ни другой, их война застала на удаленных – правом и левом - флангах один с дистанцией в полторы сотни верст, не давались в сети, искусно закидываемые Наполеоном. Ускользали, чувствительно и больно огрызаясь. Казалось бы, Вторая армия вот - вот, пользуясь терминологией Второй Мировой войны, угодит в «котел», уготованный ей маршалом Даву, сумевшим, заняв Минск, обойти Багратиона с севера. А теперь наполеоновские войска начали охват русских с юга. Но не таков был Петр Иванович Багратион, чтобы вот так, за здорово живешь, угодить во французский ощип. Искусным маневром, прикрываясь подвижным арьергардом атамана Платова, Багратион повернул наперерез, к югу – к Несвижу и далее, на солидном удалении от походных колонн маршала Даву, пошел к востоку – на Смоленск. А удалые донцы-молодцы атамана Матвея Платова у местечка Мир умудрились почти разгромить вестфальский корпус генерала Жерома Бонапарта, родного брата Наполеона. Умело маневрировал и генерал Барклай де Толли, командующий Первой – Северной армии. Достигнув заранее обустроенного военного лагеря на реке Дрисса (по диспозиции, составленной генералом Фулем, генштабистом, немцем на русской службе, прямо скажем, бездарным стратегом), Михаил Богданович, грамотно оценив обстановку, дал отдохнуть войску. Выделил корпус Витгенштейна для прикрытия петербургского направления. Затем - повернул на Витебск. Сюда через два дня подоспели авангарды маршалов Мюрата и Нея. У деревни Островно их встретил корпус генерала А.И.Остермана-Толстого. Истекая кровью, русские стойко сражались, не позволив французам ни на версту продвинуться вперед – на перехват основных сил отступающей Первой армии. В боях под Островно Остерман -Толстой отдал свой знаменитый, оставшийся на скрижалях Истории приказ, просиявший девизом для русских воинов впредь на многие поколения: «Врага не пускать! Стоять и умирать!» В те же дни на южном фланге геройски бились солдаты доблестного генерала Николая Раевского. Обеспечивая отход армии Багратиона, корпус раз за разом шел на штурм деревни Салтановка, где укрепились в превосходящем количестве французские войска. Раевский лично водил солдат в атаку, имея с собою двух малолетних сыновей – Александра и Николая. Особенно отличились солдаты дивизии генерала Ивана Паскевича, будущего героя Карса и Эрзрума. У Наполеона в восточном походе не получилось развернуть с русскими эдакую игру в кошки-мышки. Из его лап неизменно ускользали кусачие и отважные, если и не русские собольки, то во всяком случае – не менее проворные, не менее увертливые, не менее способные больно рвануть шкуру хищного вражины, русские колонки. Способные и за себя постоять, и родную землю оберечь. Наши военачальники ни на один час не теряли нитей управления армиями и корпусами, не давали Наполеону навязать свою волю русским войскам, чутко держали руку на пульсе событий. На пути отступления были жаркие, изматывающие противника сражения под городом Красный, героическая оборона Смоленска. В битве у деревни Валутина Гора отличились солдаты генерала Павла Тучкова, одного из трех братьев, героически сражавшихся с наполеоновскими ордами, отражая нашествие на Москву. О них до сего дня не писалось и не пишется в наших учебниках. Как в школьных, так и в вузовских. А они, ведь, достойны благодарной памяти в русских сердцах. Павел Тучков несколько раз возглавлял штыковые атаки своих солдат, отбиваясь от наседавших французов. Бой продолжался и ночью при лунном свете. Израненный, истекающий кровью, Тучков попал в плен. Он – единственный из Тучковых, кто уцелел и вернулся на Родину в 1814-ом году. Остальные два брата героически пали на Бородинском поле. Об их подвиге я не премину сказать несколько слов, когда пойдет речь о славной Бородинской битве. Барклай де Толли, главнокомандующий русских войск, с самого начала кампании избрал линию активной обороны, отступая в глубь страны и постоянно изматывая Великую Армию чувствительными битвами. Хотя и малого масштаба. Сберегая свои силы и резервы для решающего удара по Наполеону на позициях, тактически выгодных для российской стороны. Эта было единственно правильным, стратегически выверенным решением. Однако, постоянное отступление нашей армии, привыкшей жить и сражаться под бравурные аккорды военного гимна «Гром победы, раздавайся! Веселися, храбрый росс!», нагнетало унылые настроения как в войсках, так и в обществе. Еще генерал Ермолов, кажется, в Тильзите, на вопрос императора, осведомившегося на счет того, какой наградой желал бы он быть отмеченным за свою доблесть, проявленную на полях сражений в противостояниях с французами, не задумываясь, ответил меткой остротой, бьющей не в бровь, а в глаз: «Ваше величество! Произведите меня в немцы!» Иностранные «спецы», особенно в военной области, при русских царях, начиная с первых Романовых, традиционно получали предпочтение перед русскими в карьерном и престижном росте, в чинах и наградах. Барклай де Толли, хоть и носил «немецкую» фамилию, оставался вполне русским по духу и, несомненно, по крови. Шотландские предки генерала покинули Британские острова еще в семнадцатом веке, переселившись в Ригу. А в результате Петровских походов оказались на русской службе. Род Барклаев обрусел давно и основательно. Но сложившаяся обстановка, подогреваемая общественным мнением России, настоятельно требовала от царя заместить пост главнокомандующего человеком, носящим русскую фамилию. Самым авторитетным генералом и в армии, и в обществе, отвечающим сим критериям, был Михаил Илларионович Кутузов. Суворовская выучка, огромный боевой опыт, выкристаллизовавшийся в великий полководческий талант, дипломатическое искусство, обретенное в переговорах с Османской Портой и другими партнерами, над коими одержали верх наши армии во многих баталиях, - всё это выдвигало шансы Кутузова на передний план. Но была закавыка… Александр Первый недолюбливал Кутузова. Еще со времен конфузного поражения русской армии под Аустерлицем, когда Империя, не имея никакого интереса в Европе, ввязалась в так называемые Наполеоновские войны. Кутузов был «против» и не скрывал своих особых мнений. Царь, наоборот, был «за». Что из этого получилось – известно. Наполеон вторгся в Россию и вот – идет на Москву! В лихую пору, под нависшей роковой угрозой, у императора не оставалось иного выхода, кроме, как остановить свой выбор на кандидатуре Кутузова. Когда Наполеону доложили, что Кутузов прибыл в Царево Займище, где сделала привал Первая русская армия и принял общее командование от генерала Барклая де Толли, оставив последнего на его прежнем посту – командование северным флангом, император криво усмехнулся: «От этой старой хитрой лисы ожидать можно всякого подвоха! Теперь бди в оба уха и оба глаза!» «Приехал Кутузов – бить французов!" – как вздох облегчения, пронеслось по шеренгам солдат, когда войскам зачитали приказ о назначении Михаила Илларионовича. Как молнией озарения высветился у Кутузова план дальнейшей кампании. На уловки Корсиканца - не реагировать! Отступать, покуда не сольемся с армией Багратиона. Не дать себя разгромить. Наполеон спит и видит, как будет бить русских порознь, навалившись всеми силами. Смоленск придется оставить. Сражение дадим в нужном – выгодном для нас месте, когда настанет час, вместе с Петром Ивановичем Багратионом и Михаилом Богдановичем Барклаем де Толли. Он был мастером оперативного военного искусства – этот Кутузов, умеющим почти мгновенно принимать тактические решения, влекущие за собою успех в общей стратегической операции. И он сумел навязать Бонапарту свою волю. Настроения рядового русского солдата, удрученного частыми и нудными отступами, ярче и рельефнее всех выразил Михаил Юрьевич Лермонтов в знаменитом стихотворении «Бородино». Ветеран битвы как бы ведет пространный и обстоятельный рассказ, отвечая на вопрос молодого юнкера. (Лермонтов впервые обратился к теме Бородинского сражения, когда учился в школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Первое стихотворение - «Поле Бородина». Вторая редакция – «Бородино» написана в 1837-ом году. Автор.)
«Скажи - ка, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром, французу отдана?» - « …Да! Были люди в наше время. Не то,что нынешнее племя. Богатыри – не вы! Плохая им досталась доля. Немногие вернулись с поля…» Конечно, это – только видение простого воина. С его личной колокольни. На самом деле отступали, хотя и долго, но отнюдь не молча. И пушки гремели. И цокот копыт раздавался - атакующей русской конницы. И русским штыком изрядно щекотали «брата мусью», разодрав его мундиры. И поле Бородинское – совсем не то, что разгуляться есть где на воле. Если бы это было так, то у французов сохранилась бы свобода маневра на боевой арене. Чего Наполеон и его маршалы не имели, вынужденные драться фронтальным напором. А вот Кутузов имел эту свободу. Чем и воспользовался. Вполне. Блестяще. Гениально… Деревня Бородино лежит на краю обширного поля, в северо-западном его конце. Раскинулось между Старой и Новой Смоленскими дорогами. Русские позиции упираются правым флангом в северный край Бородинского поля, ограниченного рекой Колочь и далее рекой Москва. Топография местности исключала, таким образом, охват с севера правого фланга русских войск. Здесь заняла оборону Первая армия генерала Барклая де Толли. Генерал Багратион занял позиции, заранее оборудованные земляными фортификационными сооружениями - так называемыми флешами, состоящими из двух фасов, сходящихся в виде угла, вершиною обращенного к противнику. В тылу за широким Семеновским оврагом располагалось одноименное село. Кутузов придал Багратиону около трехсот с половиною стволов артиллерии. С юга возле деревни Утица фланг Багратиона прикрывало обширное густолесье, затрудняющее французам охват Семеновских флешей слева. Здесь же в густых березовых и дубовых рощах расположился резервный Третий корпус генерала Николая Тучкова, одного из братьев, которым еще предстояло сыграть значительную роль в Бородинском сражении. В центре Бородинской обороны Кутузов оборудовал артиллерийские позиции, располагавшиеся на Курганной Горе. Около двухсот орудий. Здесь встал корпус генерала Николая Раевского, которому уже неоднократно выпадал случай скрестить оружие с наседавшими французами, обеспечивая плановый отход армии Багратиона. В тылу за Семеновским и севернее – вблизи деревни Горки главнокомандующий русской армии расположил мобильные резервы: казаков Матвея Платова, кавалерийские полки графа Уварова, гренадерскую дивизию генерала Михаила Воронцова и 27-ю пехотную дивизию - удальцы генерала Дмитрия Неверовского. Наполеон спал и видел: вот он выйдет в поединок с Кутузовым главными силами лицом к лицу. И – одержит верх в генеральном сражении. Он ведь был мастером по части таких баталий. Главное, считал Бонапарт, - это ввязаться в драку, а там – видно будет. Беллона, победоносная богиня, никогда еще не изменяла ему. В свою звезду Наполеон верил. На Бородинском поле – тоже. Двумя днями раньше Бородина, 24-го июня, произошло арьергардное сражение отряда генерала А.И.Горчакова (восемь тысяч человек) против впятеро превосходящих французских полчищ. У деревни Шевардино удалось серьезно снизить темп наступления Наполеона. К Бородино он привел своих маршалов, когда русские уже успели основательно подготовиться к обороне на заранее обустроенных позициях. «Прилег вздремнуть я у лафета,- рассказывает старый солдат юнкеру Лермонтову.- И слышно было до рассвета, как ликовал француз…» Еще бы! Как не ликовать?! Ведь и позавчера наполеоновские любимцы Фортуны в очередной раз заставили русских показать спину, заняв после кровопролитного дня Шевардинский редут. «Но тих был наш бивак открытый,- продолжает старый бородинец.- Кто кивер чистил весь избитый, кто штык точил, ворча сердито, кусая длинный ус...» К Бородино Наполеон привел около трети своих сил, первоначально составляющих его Великую Армию. 135 тысяч солдат и офицеров. Многие из них пали в арьергардных сражениях, инициированных русскими генералами. Кто-то рассосался по тыловым госпиталям: больные и раненые. Значительная часть осталась в тыловых гарнизонах и на охране растянувшихся коммуникаций. Ведь и в Наполеоновскую эпоху война стала невозможной без баз снабжения, тыловых служб, обеспечивающих войска всем необходимым. Тогда же, во время марша Наполеона на Москву, стали отмечаться частые случаи массового дезертирства наполеоновских вояк. Особенно из состава корпусов, сформированных союзниками Бонапарта. Русские, благодаря военному гению и Барклая де Толли, и заменившего его Кутузова, сохранили свои армии, не дав Наполеону разгромить их. Кутузов противопоставил Наполеону примерно такое же количество войск, как и у Бонапарта. 132 тысячи. Французам была навязана наступательная тактика, невыгодная им в конкретных топографических условиях местности. Так подкузьмил неприятеля хитрый Кутузов. Но Наполеон жаждал сражения. Он, было, чуть не разуверился в том, что у него получится загнать в угол этих уклончивых русских. А когда загонит, уж он им покажет, где раки зимуют. И вот, наконец, час Наполеона настал! Раненько, по не истаявшему еще туману, в пять утра, по холодку, французы двинулись, как тучи – отвлекающим маневром – на своем левом фланге – против армии Барклая де Толли. Бородинское сражение стартовало. В этот день Русская православная церковь отмечает Великий праздник в честь иконы Владимирской Божией Матери… Русские, достойно приняв удар, организованно отступили за речку Колочь. Попытки французов развить успех не имели продолжения. Форсировать Колочу не удалось. Главный удар Наполеон нанес, двинув корпус маршала Даву на Семеновские флеши, где стойко сражались солдаты Багратиона. Одновременно к востоку от Семеновского через деревню Утица рванулись остервенелые солдаты польского корпуса генерала Юзефа Понятовского. Но напоролись на стоявших в заслоне воинов генерала Тучкова. Поляки дрались, как волки, в слепой ненависти к москалям. Русские воевали на своей исконной земле. И это придавало им отваги. Сойдясь в рукопашную, отбросив ружья, не успевая их заряжать, бились кулаками, вцеплялись во врагов зубами, душили их мертвой хваткой за горло. Поляки так и не смогли зайти в тыл Багратиону… В центр и на южный фланг оба командующих, Кутузов и Наполеон , бросали главные свои резервы. Ударный корпус маршала Даву час от часа усиливал нажим на Семеновские – Багратионовские флеши. Солдаты Багратиона к полудню выдержали восемь атак, накатывающих волна за волною. Сражение под Бородино характеризовалось массированным применением артиллерии обеими противостоящими сторонам. Пушкари действовали непосредственно в боевых порядках пехоты. Артиллерия изрыгала ядра и картечь, сойдясь с противною стороною почти в упор.
Вскоре, несмотря на ясный погожий день от порохового дыма и кровавых испарений стало темно. В непрерывной сече и огне опасную рану получил генерал Петр Иванович Багратион… Думается, чтобы полнее передать картину Бородинского боя, лучше будет передать слово бывалому ветерану – собеседнику Юрия Михайловича Лермонтова: «Вам не видать таких сражений!.. Носились знамена, как тени, в дыму огонь блестел, звучал булат, картечь визжала, рука бойцов колоть устала и ядрам пролетать мешала гора кровавых тел… Земля тряслась, как наши груди, смешались в кучу кони, люди, и залпы тысячи орудий слились в протяжный вой…» Описание Лермонтова, составленное спустя двадцать лет после нашествия «двунадесяти языцев», пугающей наглядностю своею перекликается с воспоминаниями поэта-декабриста Федора Глинки, молодым поручиком участвовавшего в обороне Семеновских флешей: «…Сражение кипело, как в котле. Густой дым и пар кровавый затмили полдневное солнце… Тусклые, неверные сумерки лежали над полем ужасов, над нивой смерти… Даль предстает вид совершенного хаоса: разломанные… французские эскадроны крушатся, волнуются и исчезают в дыму… У нас нет языка, чтобы описать эту свалку, этот сшиб, этот треск, это последнее борение тысячей!» После Багратиона, сраженного осколком разрывного ядра, командовать левым флангом стал генерал П.П. Коновницын, старший по чину во Второй армии. Позднее Кутузов заменил его генералом Д.С. Дохтуровым. К полудню Семеновские флеши, разбитые в прах артиллерийским огнем, уже не представляли из себя сколько-нибудь серьезной оборонительной преграды. Русским пришлось отступить на восточный берег Семеновского оврага. Сюда, как мы знаем, так и не удалось ворваться корпусу польского генерала Юзефа Понятовского. Его остановили отважные солдаты Николая Тучкова. В решающий миг сражения на помощь Николаю подоспела бригада, которой командовал младший из братьев Тучковых Александр. Судьба Александра Тучкова, думается, заслуживает более подробного упоминания. Как представляется, это к нему относятся слова собеседника Лермонтова, рассказавшего поэту о Бородинском сражении: «Полковник наш рожден был хватом – слуга царю, отец солдатам… Да жаль его: сражен булатом, он спит в земле сырой. И молвил он, сверкнув очами: - Ребята! Не Москва ль за нами? Умрем же под Москвой!.. - И умереть мы обещали, и клятву верности сдержали мы в Бородинский бой.» Александр Тучков командовал Ревельским полком, с коим проделал Финскую кампанию 1808 –го – 1809 –го годов, совершил ледовый бросок через Ботнический залив на противоположный Шведский берег, заняв Аландские острова. В военных скитаниях его сопровождала молодая жена Маргарита, повторив подвиг любви Февронии Муромской к своему князю Петру. Она была с мужем и во времена наполеоновского нашествия на Москву. Только накануне Смоленской битвы Александр уговорил жену, кормящую грудью годовалого Николеньку, покинуть полк. Ибо невместно женщинам, детным, переносить смертельные тяготы военного бытия. Благословил Маргариту и сына полковой иконою Нерукотворного Спаса. Накануне Бородина полк Тучкова Младшего (Четвертого, ибо всего братьев было четверо) развернули в бригаду. Её и привел Александр на помощь своему брату Николаю. (А жена и младенец пребывали в Кинешме – недалеко от Костромского имения родителей.) В сражении за Утицкий Курган тяжелую пулевую рану в грудь получил Николай. Он так и не оправился, скончавшись в госпитале. Отразив поляков, дивизия, где со своей бригадою служил Тучков-Младший, была брошена в контратаку против колонн маршала Даву, захвативших Багратионовские флеши. Штыковым ударом русские выбили французов на их исходные позиции. Но попали под шквальный поток вражеских ядер и картечи. Ревельский полк дрогнул, попятился. И тут командир бригады Александр Тучков, подхватив упавшее полковое знамя, увлек солдат за собой. И был буквально разорван на куски множестввенным прямым попаданием вражеских ядер. После битвы его тело так и не смогли обнаружить на Семеновских флешах…
Маргарита Тучкова, добившись спомоществования от царя Александра Первого, и на свои сбережения соорудила храм Нерукотворного Спаса на месте гибели мужа. А позднее учредила на Бородинском поле Спасо-Бородинскую женскую обитель. Стала её настоятельницей, постригшись в монахини под именем Мария…
Непрерывным атакам подвергались позиции, где оборону держали солдаты Николая Николаевича Раевского. К одиннадцати часам на Курганную Гору удалось прорваться бригаде французского генерала Бонами. Положение спас начальник штаба Первой армии генерал Алексей Ермолов. Возглавив батальоны резервного Уфимского полка, Алексей Петрович лично повел отважных бойцов на штурм Курганной. Получивший двенадцать штыковых ранений, генерал Бонами попал в русский плен. И, благодаря этому, выжил. А его бригада поспешно ретировалась с батареи Раевского. День склонялся к закату. Казалось бы, французы добились перевеса, трудного, доставшегося огромной, почти половинной потерей войск, которые пришли под Москву. Русские повсеместно оставили свои позиции. Маршалы требовали от французского предводителя: надо бросить в бой – как ударный козырь - Старую и Новую Гвардию Полководца. Вот тогда-то и обратятся в бегство эти упрямые русские. После пяти часов, как пахарь, битва отдыхала. Французы приходили в себя. Русские, отступив, укреплялись на новых позициях. Без малейших признаков страха и упрека. Уповая на Бога. На своего Вождя. И - на боевую доблесть Россов, которым тщетны все препоны…
Это и узрел Наполеон, выехав на позиции. «Я не могу рисковать последними резервами, находясь за три тысячи лье от Парижа», - изрёк он. И – приказал отступить. На исходные позиции… А русские утверждают и доказывают: «Нет, дорогие мьсе, почтенные геры, уважаемые мистеры! Победили на Бородинском поле мы. Ибо не драпали, а отошли на заранее выбранные позиции. Потеряв не всю армию, а – только её треть. В готовности сражаться, имея неисчислимые резервы, лучшее вооружение (так показало Бородино!) и, главное – боевой дух войска и всего народа! Дубина народной войны вам ведь показала кузькину мать!» «Вот смерклось,- продолжает свой рассказ заслуженный ветеран, осененнный славою и Кутузова, и Багратиона, и Барклая де Толли, и Раевского, и, наконец, боевых братьев Тучковых, услаждая неуёмное любопытство юного Мишеля Лермонтова. - Были все готовы заутра бой затеять новый. И до конца стоять… Вот затрещали барабаны – и отступили басурманы. Тогда считать мы стали раны, товарищей считать…» В Бородинском сражении, умножая славу своего оружия, пали на поле брани шестнадцать генералов. Русских и французов. Случай беспрецедентный в истории войн. И до, и после. Русский солдат готов был хоть завтра драться с Наполеоном-Супостатом. Но фельдмаршал Кутузов, удостоенный высшего воинского чина за Бородинскую Победу, посчитал за благо поберечь солдатиков для битв, которые еще грядут, когда заставим амикошонствующих этих шарамыг повернуть оглобли вспять. Поможет в этом святом деянии и Русский Дедушка – Мороз, и сама Мать Земля наша Русская, пространная и необозримая, и святой наш Русский Мужик. Простоватый, но – страшный во гневе… И был он прав – Михаил Илларионович Кутузов. По его мудрым наметам так и случилось. Была Москва, оставленная врагу на его погибель. «Спаленная пожаром». Был гениальный, тактический и стратегический Тарутинский маневр Кутузова, мастерски исполненный. В ближайшей перспективе, после боя под Малоярославцем, Кутузов заставит Наполеона отступать по разоренной Старой Смоленской дороге, отрезав путь на Калугу - в богатые южные губернии России. И на Тулу – всероссийский арсенал. Был и Жак Лористон, посланный Бонапартом к Кутузову с мирными предложениями. -Какой еще мир?- ответил наш полководец. – Война только начинается. Народная, беспощадная! «Ты сер,- остроумно откликнулся по горячим следам военных событий великий русский дедушка Крылов, - а я, приятель, сед. И волчью вашу я давно натуру знаю. И потому обычай мой – с волками иначе не делать мировой, как снявши шкуру с них долой…» Говорят, где-то возле города Красный, когда после битвы, уничтожившей почти наполовину истаявшую армию Наполеона и заставившей его оставить Смоленск, в лагерь Кутузова, которому только что пожаловали титул светлейшего князя Смоленского, доставили крыловскую басню «Волк на псарне», полководец сам зачитал ее перед солдатами. И при этих словах он снял фуражку и тряхнул своею седой головою… Дубина народной войны гвоздила французов. Неустанно. Ежедневно. Ежечасно… В горниле всенародной битвы родились и закалились русские герои – богатыри. Партизаны. Гусар Денис Давыдов. Старостиха Василиса Кожина. Бурмистр Герасим Курин. Полковник Александр Фигнер. Адъютант его превосходительства генерала Барклая де Толли Александр Сеславин. Генерал Иван Дорохов… Во время кампании 1812-го года французы потеряли кадровую элиту своей армии. Настоящей трагедией для них стала битва на реке Березина. Наполеон был вынужден бросить ошметья Великой Армии на произвол судьбы и постыдным бегством ретироваться из России. Двадцать пятого декабря по старому стилю, в день Великого Православного праздника Рождества Христова, русские освободили Ковно. Именно из этого города, форсировав Неман, Корсиканец начал свое вторжение в Россию. С тех пор в русских храмах ежегодно в Светлый Праздник Рождества воздаются благодарственные молитвы за изгнание галл и двунадесяти языцев из пределов Святой Руси. Отечественная война двенадцатого года завершилась Победой. Начались заграничные походы русской армии. Но это уже была война царя Александра, а не фельдмаршала Кутузова, который, исполнив высокий долг перед Родиной, отошел ко Господу в силезском городе Буцлау. Он похоронен в Казанском соборе Санкт-Петербурга. Здесь же на Казанской площади воздвигнут памятник Великому Полководцу Евгений КОРЯКИН, военный корреспондент, член СВГБ. На фотографиях: 1. Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов. 2. Петр Иванович Багратион. 3. Михаил Богданович Барклай де Толли. 4. Николай Николаевич Раевский. 5. Александр Первый. 6. Бонапарт Наполеон. 7. Бой за Шевардинский редут. 8. Кутузов в день Бородинского сражения. 9. Александр Тучков. 10.Маргарита Тучкова. 11.Бородинское сражение. 12.Храм Нерукотворного Спаса. 13.Спасо-Бородинская женская обитель.
|
