«ЖИВЫ БУДЕМ - НЕ ПОМРЕМ!...»

Отрывок из повести 

Я пишу о войне, о той войне, как я

ее вижу отсюда - от  самого

основания порога грядущего века.

     Густой туман, как бы торопясь оторваться от сплошного белого покрывала, плотно укрывавшего поверхность реки и разбитые и перепаханные вдоль и поперек окопы переднего края обороны, расходился окрест. Он скрывал от своих и чужих глаз батарейцев майора Стрельникова.

     Бух-бух-бух!… - заговорили минометы немцев. Бух! …   Бух! …  - новая серия взрывов и опять – У-уу-ууу-ууууу! ...  Через несколько минут застонали первые раненые, зажимая руками рваные, дышащие живой теплой плотью, раны от горячих  осколков. Кровь алыми пятнами проступала на выгоревшей ткани х/б, а затем густо чернила, заливала их грязные, провонявшие потом и пороховой гарью гимнастерки.

    « …  Сани-ни-тара-аа-ааа! …»  - надрываясь, взвыл чей-то хриплый голос у второго орудия.  Тут же  вприпрыжку, с брезентовой сумкой у груди  помчался к раненому медик.  «Видать, кому-то ногу оторвало! Совсем плохо  бедолаге!…» - подумалось санитару и он прибавил ходу, преодолевая последние метры под  участившиеся хлопки разрывов …

    – «Тан-аа-ан-ки-ии!!!  Вижу, танки! ...» - истошно заорал наблюдатель.

    … «Лялин! …  Твою мать! …   Подымай батарею – впереди танки!» - рычал очумело Стрельников.

    - «Подымайте задницы, славяне! …» - заголосил не своим голосом сержант Зазуля, первым подбегая к своему орудию. – «На том свете отлеживаться будете! …»

     Но его нервный крик потонул вместе с грохотом взрывов. Казалось, что будто сама земля встала на дыбы, не соглашаясь с уготовленной ей участью и дико озираясь с высоты, протестуя и негодуя от бесконечного  и яростного терзания ее плоти разрывами мин и снарядов …

    «Воо-оо-ззду-ухх!!! …   «Мес-сс-сер-рр-ры-ыы» !!! …» Все  невольно устремились в сторону Днепра. Оттуда заходила на бреющем полете группа  «мессершмитов». Они несколько мгновений назад появились на горизонте черными точками, и вот уже стремительно, неудержимо росли, набухали, промелькнув черной хищной тенью над кронами сосен.  И падали все ниже и ниже над  головами обороняющихся. Казалось, протяни руку -  и дотянешься без особого труда до их блестящих вибрирующих фюзеляжей.

     Внезапно «мессеры», круто взмыв друг за  другом  вверх, быстро выстроились в боевую   «карусель». От взрывов загудела земля. Боже, как вынести этот безумный ад?!   Как?! …

     Подвесные  авиабомбы  с «Мессершмиттов» осиным роем впивались, терзали, грызли и без того истерзанную земную твердь. Густо лепились на позиции артиллеристов, сравнивая их с землей,  с завидным упорством доделывая то, что не успели доделать немецкие батареи с присущим им педантизмом.  Ад! …

    Земля! Родная! Выручай! …  Прижаться к ней, уйти в нее, только бы спастись от этого ужаса …

    Господи, лучше б поскорей умереть! …  Только скорее, скорее! …

    Господи! Спаси и сохрани! …  Сохрани и помилуй, о Господи! …

   … Зазуля  увидел у себя перед глазами громадный носок новехонького сапога. «Из пополнения кто-то, однако …» - внезапно  подумалось. И сама эта мысль вдруг показалась ему сейчас – сию минуту -  дикой и противоестественной.

     «А я еще жив … Жив …» - странная до нелепости мысль, будто нехотя вырвала его из цепких, когтистых лап смерти. – «Жив …»

     Лежавший впереди его солдат, приподнялся на колени, согнулся в три погибели, перестав бить по земле единственной уцелевшей ногой.   Слепо шаря руками по самому дну траншеи, ничего не понимая и не видя вокруг себя, он все  запихивал и запихивал обратно в развороченный осколками живот свои вываленные  в пыли внутренности.  Надсадно хрипел при этом, как от тяжкой, непосильной работы. Смерть гуляла рядом.

     «А-аа-ааа, суки! …   Су-уу-кки-ии, позорны-ыые! …» - диким, не своим голосом заорал Зазуля, вскочив на бруствер.  Воздел к ясному небу в слепом отчаянии руки, потрясая навстречу крылатой смерти кулачищами.

     Стрельников  схватил его за голенище и рвал   на себя, в прохладную близость траншеи.  Но тот, не обращая внимания на призывы командира дивизиона,  продолжал орать и матерится, совершенно  потеряв страх.  Зазуля, все больше и больше сатанея от собственного крика, каким-то тупым отчаянием пытался вырваться,  злобно отпихивая другой ногой жилистую руку майора, державшую его мертвой хваткой.

     Все так же, не выпуская его ноги, Стрельников прыгнул рядом на бруствер, повалил  батарейца,   подмяв его под  себя.  И оба, сцепившись в клубок, скатились на дно окопа,  чихая и кашляя от пыли, ошалело вращая друг на друга белками глаз. Часто и глубоко дышали не в силах вымолвить слова.

     Первым пришел в себя майор…

    «Ишь, чего удумал! …Зазуля, смерти ищешь?! …» - гневно прохрипел он. – «К орудию, живо! …»

    … Отбомбив  позиции, «мессеры» исчезли так же внезапно, как и появились, растаяв, будто растворившись, в глазури за линией горизонта.

    «Ну, а теперь жди гостей покруче …» - во внезапно наступившей тишине произнес Стрельников, всматриваясь пристально в измученные, серые лица оставшихся в живых батарейцев. И вот уже  из-за опушки, окутанной еще кое-где островками  тумана,  сокрушая своей победной мощью молодые сосенки, осторожно, будто принюхиваясь, выполз первый «тигр». И отдуваясь, как притомившаяся зверюга, взревев двигателями, замер ненадолго, поводя из  стороны в сторону квадратной башней, вместе с длиннющим хоботом тяжелого орудия.

     Принюхался и …  Еще раз взревев, переключаясь на форсаж, как хищник зорко всматривался и всматривался через тримплексы прицелов,  отыскивая ослабевшую жертву для своего выверенного, звериного броска.

     Нашел …  Подал знак остальным ….

     Вслед за ним, перемалывая гусеницами все живое, урча, выкатилось еще одно стальное чудовище, еще и еще …

     Развернувшись в боевую линию для атаки. Стремительно покатили в лоб на батарейцев.

    «Двенадцать …» - выпалил наводчик одного из орудий, не отрываясь от налобника прицела.

    … «Орудие-еее! …» - запел команду Лялин. Его звонкий мальчишеский голос мгновенно потонул во все нарастающем лязге и грохоте.

     «При-ии-цел-ллл!...» - по-прежнему, силясь перекрыть оглушительный скрежет и гул немецких танков,  звенел, взвинчиваясь в лазурь утра тонкий, мальчишеский фальцет.

     « …-и-иии-е! … При-иии- … л! …» - как эхо  продублировал  команды сержант Тихомиров. Дерзко и смачно клацнул затвор орудия – «Уже я вам! Не подходите! …» - когда Зазуля, играючись, любо-дорого посмотреть, вогнал в казенник снаряд, злобно щурясь в предвкушении жуткого поединка.

    … Гулко стонала, вибрируя под ногами, земля, словно не желая сдаваться «за просто так» насилию  стальных чудовищ. Из последних уже сил, ползком,  извертом пыталась -  но безуспешно – вырваться из лап супостата насильника.  Но не вырваться… Никак …   

     Лаково блестели траки «тигров», вырастая, ширясь на глазах. Тихомиров скосил взгляд на старшего лейтенанта – «Ну же! … Ну! …  Чего он медлит?! … Зачем?!  … Зач …» - молил, кричал, поторапливал отчаянно командира батареи взором своих серых красивых очей.

     «Огонь !!! …» - поднятая рука комбата  Лялина, еще долю секунды до того, взмахнув трепетной птицей вверх,  изнывала от невероятно-дикого напряжения – «Ближе .  «Огонь !!! …  Огонь !!! …  !!!

    Танк дернулся, как ужаленный, застыл на месте лишь на какое-то мгновение. Но этой ничтожной малости хватило для того, чтобы другой снаряд своей безжалостной силой разорвал правую гусеницу,  разул «тигр», заставив тяжелый танк раскручиваться на месте, подставляя свой уязвимый бок русскому снаряду.

     «Бог любит троицу …» - гласит русская присказка. Третий снаряд, словно на испытательном полигоне,  не оставил никаких сомнений для маловеров в неприхотливости и безжалостной, разящей силе русской артиллерии, образуя глубокую рваную воронку в самом центре креста на огромной башне.  И лопнул, рванул оглушительно в самом зверином чреве.

     Медленно, ровно нехотя. Разгораясь, «Тигр» вдруг весь содрогнулся напоследок и заполыхал, как стог сена от попавшей молнии в жаркое, сухое лето.

    …Зазуля ухмыльнулся улыбкой, глядя на горящие подбитые танки. Оттер обильный пот с лица, покрытого густой черной щетиной и бросил дружелюбно  запекшимися губами крепышу-связисту, подтаскивающему снаряд: «Горят суки …   Мать иху …»

     Снова улыбнулся, но уже по-доброму, вгоняя лихо принятый снаряд в казенник орудия, на котором вкривь,  явно детской рукой, была выведена краской надпись «За Родину!»

    «Ну держитесь, гады! Суки позорные! Получайте …» - хрипел заряжающий ощеренным ртом,  все больше и больше обливаясь липким потом, застилающим глаза, размазывая его по лицу вместе с грязью и копотью.

    «За Родину!» - это приговор. «За Родину!» - неумело выведенной детской рукой – это приговор вдвойне, втройне …

    … Выточенный  где-то на Уральском заводе в ночную смену, возможно будущим генеральным конструктором того самого знаменитого комплекса, снаряд, посланец смерти, рвал хваленную Крупповскую сталь.  Рвал и корежил без сожаления …

     На правой Днепровской круче шел смертельный бой. Шла война …

    Любушкин Юрий Павлович– поэт, прозаик,   пенсионер МВД РФ (г. Николаевск-на-Амуре)