Свет на мари
 |
К концу сентября начинается гон на сохатых, зверь в это время теряет осторожность и время для охоты на него довольно удачное. Вот только холодно уже становится и на лабаз приходится тащить с собой спальник и другие необходимые вещи. В это время и охотников побольше, а охота любит тишину. Вот и посетила меня мысль сходить на Верхнеосиновские лабаза, там раньше охотился Борисов Алексей Павлович и иногда брал с собой Сивакова Михаила. Алексей Павлович давно умер, а с Михаилом я дружил и обратился к нему с просьбой: сводить на те старые лабаза. Народ там сейчас не ходит, все заросло и по расстоянию не так далеко: всего около трех километров, а если напрямик через марь от лесовозной дороги, то и вовсе около километра будет. – Помню я те лабаза, но не пойду. Да и сгнило поди все, там по новой строить надо, тогда уж все скрипело, того и гляди свалишься, – рассказывал Михаил. – Зарекся я туда ходить, я там такого страху натерпелся, что не приведи Господь. – Ну, так расскажи, а то, может, и я не рискну, – попросил я. – Последний раз я был там лет восемь назад, – начал свой рассказ Михаил. – Пришел засветло, проверил марь, следы есть и пошел к лабазу. Лабаз старенький, но посидеть на нем еще можно было, поднял рюкзак, спальник, наломал хвойных веток, чтобы помягче было, да и запах отбивает, в общем, устроился нормально. Неподалёку от лабаза, по краю мари речушка бежит, так ключик небольшой, а вдоль ключа небольшой ельник, так вот он, зараза, всю картину портит. Стоит он на заход солнца и тень от него падает больше, чем на половину мари и с лабаза почти ничего не видать. Сразу как стемнело, сохатый прошел под ельником: слышно хорошо, а видимости вообще нет. Я уж и так и этак крутился, высматривал - ничего не видать. Ну, думаю, зря ноги бил, лез в эту чащобу, как тут зверя брать? Раньше, когда лабаз мастерили, ельник маленьким был и видимость хорошая была, а сейчас вымахал, вот и результат. К полуночи морозно стало и тишина такая, что своё дыхание сдерживать приходилось, таким шумным оно казалось. Слышимость до поселка, и музыка доносится, и шум проходящих лесовозов слышно. Дорога лесовозная, пожалуй меньше километра от лабаза проходит, иногда даже свет фар видно, листва-то с деревьев уже упала, видимость в ту сторону хорошая. Часов около двенадцати ночи слышу, вроде зверь идет, слышно плохо: лесовоз по трассе ползет, а видимость такая, что кажется не то зверь идёт, не то испарения с мари тенями играют. Тут лесовоз затих, я на звук и выстрелил. Все стихло, ну, думаю, попал, и тут вижу, огонек блеснул. Мама родная, неужто человек? Фонарик у меня слабый, не высвечивает марь. Сижу, прислушиваюсь, вдруг голос, у меня волосы дыбом, холодным потом покрылся, а тут опять огонек засветился. Я собрался было с лабаза слезать, а тут стон донесся. Точно человека зацепил, кричу ему: «Ты кто? Отзовись». А он молчит, что делать, не знаю, от ужаса озноб по телу идет. Вдруг действительно человека зацепил и надо помочь, не дай бог, помрет раненый. Какой черт его сюда занес? Неужто Витька Борисов, сын Алексея Павловича, он-то тоже эти лабаза знал и к тайге привычный, мог и ночью по тайге ходить. Наконец решился, слез с лабаза, ружье наготове, ноги ватные, иду в сторону звуков, фонарем подсвечиваю. Так до ельника дошел. Походил по кругу осветил все кустики на мари - нет никого. Ну, думаю, забился в кочки и кончился бедняга, затих. Вот тебе и небо в клеточку обеспечено. До слез прямо забрало. Походил, не могу найти. Опять вернулся на лабаз, посидел минут тридцать и опять как обухом по голове: стон, да длинный такой с шипением. Наверное, легкое пробил. Меня трясет, смотрю, опять огонек блеснул, наверное, фонарем сигнал дает. Крикнул я ему: «Иду» – и опять с лабаза вниз. Фонарь у меня чуть светит, ходил-ходил, опять ничего не нашел. Состояние, веришь – хоть пулю в лоб. Еще когда на лабаз пошел, выпил бражки крепенько и с собой прихватил: думал холодно будет, так для сугрева выпью. Вспомнил про фляжку с брагой, опят полез на лабаз. Ополовинил фляжку, но легче не стало, хотя постепенно согрелся и потянуло в сон, а тут опять хрип и стон. Опять у меня волосы дыбом, я и не молился никогда, а тут давай к Богу взывать: помоги Господи, спаси и сохрани. Время уже пятый час, но еще темно. Опять стон, хрип. Через несколько минут огонек засветился. Меня уже злость взяла, допил из фляжки брагу, рассвета не могу дождаться. Слез опять с лабаза, сняв перед этим снаряжение, пошел опять искать. Фонарик потух, но стало светать и я, нагрузив на себя рюкзак и спальник, пошел на стон. Подошел к речушке, обошел все кочки, речушка шумит, ничего не слышно. Думаю, может дальше лежит мой подранок, за речушкой, на следующей мари. Пошел туда, отошел, наверное, метров сто с лишним и тут опять впереди хрипы и стон. Ну, думаю, значит еще живой, есть шанс от тюрьмы избавиться, и прямиком на звук. Иду, а ничего нет, под ноги внимательно смотрю, уже светло, а никаких следов нет. Что за чертовщина! А тут опять хрип и голос.
Поднимаю я голову, а невдалеке на трассе стоит груженый лесовоз, водитель с колесом возится. Дверь у лесовоза открыта, оттуда музыка доносится, волна плавает, и вместо музыки то хрипы, то стоны, а возле машины костерок горит, который, значит, ночью мне подмигивал. Не помню, чего мне больше тогда хотелось: расцеловать лесовозчика или убить его. Он как раз закончил колесо прикручивать, и я сел к нему в кабину. Парень, видя такое мое состояние, спросил: Когда я ему рассказал, он, молча, вытащил из-за сиденья флягу: - «Выпей дядь Миша, полегчает, это водка, НЗ так сказать». Глотнул я водки, и как вывернуло меня от тёплой водки и с этого стресса со стонами, что год уже пить не могу. А туда ходить зарекся. Вроде все просто разрешилось, только не верю я – знак это был, предупреждение.
Крюков Владимир Викторович, казачий полковник, почетный атаман Амурского казачьего войска, генеральный директор ООО ППП «Сугдак», член СВГБ по ДВ региону |
