МЕДАЛЬ ЗА ГОРОД БУДАПЕШТ

Победные даты эти: 9 Мая, 2 Сентября для капитана в отставке Геннадия Николаевича Коленкина - всегда повод поднять сто грамм фронтовых как знак заздравия солдатского. За однополчан. За боевых друзей, с которыми делил напополам краюху хлеба, щепоть махорки и глоток воды из фляжки. И даже - за комбата своего, сердитого мужика. Под горячую руку ему не попадайся. В сердцах и шлепнуть мог за милу душу. Но - человек отходчивый. Умел ценить сноровку в людях. Сметливого, зазря не подставляющего лоб свой под фрицевскую пулю, исправно делающего на войне солдатскую работу - ценил и отмечал...

Так где же вы теперь, друзья - товарищи мои? Иных уж нет. Увы! Таких, в житейском море, много. Очень много. Бог весть, кто еще держится на плаву. Ветеранов не щадят старые раны. Другие - далеко. Но они живы. Все, покуда помним их. Потому-то и уместно выпить за здравие тех, кого хранишь в памяти своей.

А вторые сто грамм фронтовые - молчаливым тостом, без звона стаканов поднимаются за упокой солдатской честной души - за фронтового друга, кого ужалила злодейская пуля на твоих глазах, кто ран, увечия не снес, кто изнемог во хворях, что подцепил в окопах.

Судьба военная, судьба походная свела когда-то па перекрестках фронтовых линейного надсмотрщика связи Геннадия Коленкина и войскового разведчика Ефима Новопашина. в Маньчжурии. На августовских дорогах сорок пятого года. Мимолетная встреча была. Едва ли перекинулись двумя словами. Потом, спустя немало лет, они увиделись вновь, Когда стали служить в пограничных войсках. На Верхнем Амуре. И не сразу вспомнили про Большой Хинган и про Маньчжурию. Но все-таки оживили в памяти давнюю встречу.
Так вот и делает война людей однополчанами...

Геннадий Николаевич вполне может сказать о себе словами старой фронтовой песни времен Великой Отечественной!
«Был связистом я в солдатах...» Конечно, в ней пелось не о связистах, а о шоферах. Но это, повидимому, большой разницы не представляет. Шофер - за баранкой по путям-дорогам фронтовым. А связист и того горше - с катушкою телефонного кабеля на горбу. Шофер перемещается по местности, как-никак, на колесах. Средство передвижения линейного надсмотрщика - «одиннадцатый номер». То бишь, собственные ноги. И грязь бездорожную месишь, и карабкаешься по горным кручам, как это сплошь и рядом бывало, что в Европах, что в Азиях. На том же Большом Хингане, к примеру. И по болотам шастаешь - с кочки на кочку, проваливаясь в «оконца» по пояс, а то и выше...

Забрили в Красную Армию Генку Коленкина, когда на Курской дуге наши «тридцатьчетверки» дали большой окорот гитлеровским «Тиграм» и «Фердинандам». В его деревню Куликово Липецкой области немцев не пустили вообще. Как, впрочем, и в саму область. Но о том, как лязгали гусеницы и грохотали танки под Прохоровкой, Генка, конечно же, был наслышан. Легкой жизни в солдатах он не ждал. Да и нимало не мостился, чтобы угодить куда-нибудь подальше от передовой.

В восемнадцать любая учеба дается легко. Коленкина натаскали ускорено.На войне, как на войне. Иначе нельзя. Показали, как ставить ППШ на предохранитель. Обучили простому, словно дважды два, но жизненно нужному в боевых условиях искусству окапываться. И, самое главное, привили навыки, как надо делать спайку проводов без паяльника, как брать азимут на незнакомой местности, как читать крупномасштабную топографическую карту...
Линейный надсмотрщик - это по существу монтер. Владеет тем же арсеналом. Нож для зачистки концов телефонного кабеля. (Желательно, иметь финку. Острую, как бритва. Годится, в случае чего, чтоб нейтрализовать какого-нибудь фрица. Встреча с ними в прифронтовой - более, чем вероятна.) Пассатижи. Кусачки. Рулон изоленты. Да плюс малая саперная лопатка. Да плюс автомат. Да запасные диски к нему. Парочка - вторая «лимонок» - тоже не помешают...

Одним словом, сделался красноармеец Коленкин весьма подкованным линейным надсмотрщиком полевой связи. Правда, в ракурсе скорее теоретическом, нежели практическом. А практику постигал он на передовой. И даже временами - чуть подальше, почти под носом у немцев.
Их 16-й отдельный полк правительственной связи обеспечивал операции 2-го Украинского фронта - командующий генерал армии Р. Я. Малиновский. А батальон связи, куда попал линейный надсмотрщик красноармеец Коленкин, был придан 6-й гвардейской танковой армии генерал-полковника А. Г. Кравченко. Вместе с танкистами молодой боец проделал большой и славный путь. И по Украине. И Молдавию прошагал от и до. Он ведь связистом был, таскал катушки провода. Ходил пешочком - как придется. Танкисты шли напролом, сокрушая врага броней и огнем. Связисты, часто в спарке с разведчиками, порою упреждали их, сидящих за рычагами в танках наших быстрых.

Во фронтовой полосе, под прицельным огнем противника, тянули связь от командных пунктов в тыл и па передний край. Не раз хоронились в придорожных кюветах или где-нибудь под сенью полуразрушенной кирпичной кладки, когда фрицевские «Мессершмидты» шли на бреющем и сплошным настилом поливали из крупнокалиберных, как частым дождиком, широкий веер сектора обстрела. Как-то быстренько приноровились: коль настигли тебя воздушные пираты в чистом поле и укрыться негде, падай ниц. Но, не головой вперед - навстречу полету и не назад. Поперек падай! Больше шанс сохранишь к тому, что не заденет тебя пуля.

Так вот и трудился солдат Геннадий Коленкин в степях юге Украины и в Молдавии. Воевал и не ведал даже: а ве участвует-то он в большой стратегической операции, которая вошла в историю войны, как Яссо-Кишеневские Канны. Войска 2-го и 3-го Украинских фронтов (командующие генералы армии Р. Я. Малиновский, Ф. И. Толбухин), взаимодействуя с силами и средствами Черноморского флота, Дунайской флотилии (командующие адмирал Ф. С. Октябрьский, контрадмирал С. Г. Горшков, между прочим, оба - наши земляки, морскую карьеру начинали на Дальнем Востоке), наголову разгромили германскую группу армий «Южная Украина», которая и прекратила свое существование.

А красноармеец Коленкин? Наград тогда не сорвал. Зато чуть было не угодил в передрягу, из которой трудно было бы выбраться. 6-я гвардейская танковая хорошо поработала в Яссо-Кишиневской операции. Связисты - тоже. Но... По балкам и в дунайских камышовых плавнях шатались, прятались многочисленные шайки гитлеровцев, уцелевших в «котлах». Встреча с ними не сулила ничего хорошего линейным надсмотрщикам. Держи автомат на взводе!
А тут еще наповадились фрицы резать провода связи. Попадется где-нибудь линия - оборвут в нескольких местах.
Под Бельцами было. Местечко такое в Молдавии. Только, только расположились в теньке под обрывом, передохнуть чтоб в жару, - звонок из штаба батальона. Комбат костерит линейщиков на чем свет стоит. Где связь? Срочный вызов из штаба фронта. Затребовали передний край. Связь ушла. Спрашиваю: на курорте вы там или на войне?
Немедленно восстановить связь! Даю полчаса. Не управитесь - пеняйте на себя! Что значит сей гнев начальственный, связисты знали очень хорошо. И не сносить бы им головушек победных, коль срочно не подсуетились бы. Приказ выполнили. Точно и в срок...
Хлебнули всякого под Яссами и под Кишеневым. А вот, когда по Румынии шли, думали, что попали в рай земной. Мама-лыжники сплошь и рядом пачками сдавались в плен. Целыми дивизиями просили принять их в Красную Армию. Будем, мол, вместе бить немчуру. Их, конечно, брали. Но не в свои ряды, а под свое командование. Правда, воевали румыны неважно. Когда, перевалив через Трансильванские Альпы, вступили на территорию Венгрии, первыми, кому мадьяры показали кузькину мать, были румынские части. Мадьяры и нашим шибко давали прикурить. Красноармеец Коленкин в боевых порядках Шестой гвардейской танковой, обеспечивая бесперебойную связь, запомнил и Дебрецень, и множество венгерских городков на Тисе. Каждая точка на карте Паннонии - укрепрайон, железобетонный орешек. Разгрызали, грызли, спину венграм не казали. Но, ведь, и зубы крошились. Железные.

Остаток лета и осень минули, но до Дуная еще ой как далеко! Подумать страшно. Правда, связистам выпала-таки некая лафа. Приноровились налаживать связь, подключаясь к воздушке местных телеграфных линий, довольно густо опоясывающих Дунайско-Тисское междуречье.
Идет линейщик по тылам иль близи первых эшелонов. Заправским монтером выглядывает. На монтажном поясе -железные когти навешаны и остальные прибамбасы. Приглядывается к телеграфным столбам. Прикидывает, где и как приспособить собственную линию, которую тянет. Лезет на столб. Отключает, перекусив провода, мадьярскую связь. Устраивает свое подключение, спроворив «пайку» кабелей, сподручно, как учили. Спускается. Идет вдоль линии, рассчитывая, чтоб как можно более короткая дистанция оставалась до точки, куда тянет связь. Снова поднимается на столб. Подключает провод от своей катушки. А далее - дело очень простой техники. Разматывает катушку, кладет провод на голую землю, покуда не дотяпает до пункта своего назначения.
Но бывали и хлесткие казусы. Это - когда линейщик сидит на столбе. Ковыряется себе с проводами. Чин чином. И вдруг противник производит воздушный, бреющий налет. Человек-кукушка для немецких асов - цель что надо. Вот тогда не мешкай. Отстегивай пояс. Выдергивай когти из столба. И - камнем вниз! На сырую землю... Мать сыра земля чужой не бывает, где бы ты ни воевал...

Ко всему привыкает человек на войне. Привыкли и к этому...
Кольцо окружения вокруг Будапешта замкнули, форсировав Дунай с левого берега на правый, только в начале декабря сорок четвертого года. Венгерская столица сопротивлялась целых три месяца. Будапешт взяли 13 февраля 1945 года. Это не было планомерной, правильной осадой, с применением классических контрфортификационных мер. Это был штурм. Ожесточенный. Ежедневный и еженощный. И он длился три месяца.
В России был Сталинград. На Волге. А у мадьяр тоже был Сталинград. Свой. На Дунае. С иным, правда, для них исходом.
Посланцы адмирала Хорти, правителя Венгрии, вели в Москве вяло текущие переговоры о перемирии и об условиях выхода их страны из войны. Они были неприемлемыми, эти условия. Ни для Советского Союза. Ни для антигитлеровской коалиции в целом. В Будапеште же власть захватила откровенно фашистская клика Салаши. По части террора и зверств противу всякого инакомыслия салашисты переплюнули даже своих старших «учителей» - заплечных дел мастеров из Третьего Рейха.
Профессор доктор Салаши, правда, быстренько смотался из окруженного Будапешта. От огня подальше. Впоследствии сдался американцам в Западной Австрии. Но его русофобствующие последыши еще долго творили черные дела у стен Будапешта. Не щадили ни древнего города, жемчужину старинного зодчества на Дунае. Ни миллионное население столицы. Будапешт лежал в развалинах, когда в него вошли русские солдаты.
Столица Венгрии взята ценой огромных жертв. Сильно поредела в непрерывных боях и Шестая гвардейская танковая армия. 16-й отдельный полк правительственной связи, обеспечивающий операции 2-го Украинского фронта, по итогом боев за венгерскую столицу стал гвардейским. Ему присвоено почетное наименование «Будапештский».

Гвардейских танкистов генерал-полковника Кравченко от разрушенных стен Буды, после завершения затянувшейся операции по окружению и уничтожению центральной группировки мадьяро-германских войск на северо-западе страны, развернули на юг - к озеру Балатон. Здесь, на равнине, несколько раз, может быть, в миниатюре повторялись сценарии, разыгравшиеся впервые на Прохоровском поле под Белгородом. Кравченко вдребезги расколотил во встречных танковых боях отборные панцерн-дивизии вермахта и среди них - эсэсовскую «Мертвая голова».
Дорога на Вену открыта! Столица Австрии преподнесла золотые ключи от своих ворот маршалу Малиновскому 13 апреля. Ровно два месяца спустя после взятия Будапешта.

Красноармеец Коленкин проделал весь этот маршрут от Буды к югу - на Балатонскую низменность, оттуда зигзагом к северо-западу, вдоль Дуная - на Вену, и далее - на Прагу... верхом на «железном коне». На улицах дымящегося Будапешта подобрал рядовой Коленкин, находясь «при исполнении» (тянул очередную свою линию, разматывая катушку), велосипед, брошенный неизвестным лицом венгерской национальности. Не пропадать же добру!
Линейщик-умелец, на все руки мастер, подлечил сие транспортное средство, подшаманил, выправляя «восьмерку», присобачил позади седла устройство-платформу, чтоб удобнее было перемещать катушку с проводом. С тех пор он горюшка не ведал. Катил себе на двух колесах по гладким, ухоженным дорогам в центре Европы и в ус не дул.

Где-то совсем рядом бухали пушки. Заливисто, как соловей, выводили строчку пулеметы. Нежно, бархатно тренькали одиночные из винтовки. Щелк! Щелк! Словно щеглы в малиновой роще. А он, внимания не обращая, крутил и крутил педали. Так и доехал до самой Праги, войну закончив запоздало - уже после Победы.

Потом были эшелоны на восток - в Советский Союз. На границе, правда, у красноармейца Калинкина изъяли «железного коня». Сказали: подобного рода трофеи ввозу не подлежат. Бросок за Урал. В Забайкалье. Через станцию Борзя на Транссибе по короткой тогда ветке на Чойбалсан вошли в дружественную Монголию. Развернулись боевыми порядками в изготовке к броску через соленую Гоби и Большой Хинган. И нанесли веерный, короткий удар по сходящимся направлениям прямо в поддых японскому генералу Ямада, командующему Квантунской группировки войск в Маньчжурии.

Как шли наши солдаты сквозь Гоби и хинганские поднебесные кручи, мы уже рассказывали в очерках, посвященных командарму Кравченко («Ровесник XX века») и комкору Олешеву («Пророчество старого батарейца»). Добавим только, что связист-линейщик Коленкин шагал вместе с разведкой впереди наших колонн. Прокладывал кабель в горах и по пустыне. Разведчики добывали сведения. По проводам, которые тянул наш герой, разведданные передавали командованию.

16-й отдельный гвардейский полк правительственной связи за прорыв через пустыню и неприступные горы получил еще одно почетное наименование, стал «Будапештским - Хинганским». А батальон, в котором служил Коленкин, отмечен высокой правительственной наградой - орденом Красной Звезды.
После Маньчжурской кампании видим рядового Коленкина в войсках связи на Кавказе. Отсюда его направили на краткосрочные курсы офицеров в Московское командное пограничное училище. Выпустился офицером-связистом. Распределился на Дальний Восток - в Краснознаменный Благовещенский пограничный отряд. Здесь уволился в запас, да так и прирос к Приамурью, прикипел к нему сердцем. Стал дедом и прадедом. Боевых наград у него много. Но самая заветная -это медаль за город Будапешт.

13 февраля Геннадий Николаевич всегда поднимает свои фронтовые сто грамм. Первые - за тех, кого помнит живыми, мысленно чокаясь с ними и перезваниваясь со старыми будапештцами, живущими в Благовещенске. Вторые сто грамм - за тех, кто ушел навсегда на той войне, и знаменитой, и кровавой.

                                                                                Евгений Корякин